— Возможно, но не в том смысле, который вы вкладываете в это понятие.
— Что вы хотите этим сказать?
Профессор вздохнул, поднялся с места и принес свой черный адвокатский портфель. Молча открыл его и вынул желтый конверт размером десять на четырнадцать.
— Портфель имеет несколько гротескный вид, однако производит должный драматический эффект. В любом случае у меня в кабинете ничего другого под рукой не оказалось. В этом портфеле я принес на факультет проверенные студенческие работы и надеялся унести его домой пустым. Джозеф еще не знает, что сейчас в нем хранится содержимое сейфа Пюхапэева. Итак, предмет номер один.
Профессор извлек из конверта сложенную в несколько раз длинную бумажную распечатку — такие перфорированные по краям ленты выползали из чрева компьютеров старой модели. И интересно, кто сейчас такими пользуется? Джадид словно подслушал мои мысли.
— Такой тип распечатки все еще используют некоторые провинциальные туристические агентства. Здесь сведения о длительном и дорогостоящем заграничном путешествии, которое Ян Пюхапэев собирался предпринять во время зимних каникул. Сначала он должен был вылететь из Бостона в Берлин, а спустя три дня перебраться оттуда в Москву. Через пять дней — Тегеран, затем Эр-Рияд, Амман, Багдад и, наконец, Иерусалим. Из Иерусалима он намеревался отправиться в Бомбей, а оттуда в Лос-Анджелес, где провел бы какое-то время, прежде чем вернуться в Бостон.
— Прямо-таки кругосветка, — пошутил Джо.
— Действительно. Нешуточное предприятие для старика профессора, не так ли?
— Что он собирался делать во всех этих странах? — спросил я.
Профессор поднял указательный палец, призывая нас к тишине, и снова наведался в свой портфель.
— Предметы со второго по шестой — паспорта: эстонский, российский, голландский, британский и иранский. Скажи мне, Джозеф, в Соединенных Штатах разрешено иметь двойное гражданство с какими-либо из этих государств, кроме Голландии и Британии?
— Сомневаюсь.
— И правильно сомневаешься. Не разрешено. В таком случае напрашивается вывод, что эти паспорта — кстати, совершенно чистые, без имен и фотографий — предназначались не для получения им двойного гражданства, но для замены его американской идентичности, каковая, как мы сегодня узнали, в свое время заменила идентичность эстонскую. Возможно, подобные замены происходили у него и в прошлом.
— В прошлом? — эхом откликнулся я. — Сколько же лет было этому парню? Я имею в виду, сколько разных жизней может прожить человек за отпущенный ему судьбой срок?
— А вот это действительно интересный вопрос. Джозеф сказал мне, что судебный хирург, проводивший вскрытие тела Яна, утверждал, будто внутренние органы у него не имели никаких повреждений и были как у молодого человека. А это, согласитесь, в его возрасте аномалия.
— Я слышал, но что из этого следует? Между прочим, коронер умер, так и не завершив аутопсию. Мало ли что он мог сказать и что могло ему померещиться, когда он, усталый, проводил вскрытие в конце своей смены, собираясь продолжить работу на следующий день? Я его преемнику еще не звонил, но хочу заметить, что эти слова могут означать что угодно и ничего не доказывают.
— Может, и ничего. Но вывод о том, что органы у него были как новенькие, свидетельствует скорее о вдумчивом наблюдении, нежели о его отсутствии. Если бы коронер, к примеру, был ленив или непрофессионален, делал свою работу спустя рукава, то скорее всего сообщил бы о теле Пюхапэева обычные сведения, то есть упомянул об общей возрастной изношенности организма. С какой стати опытному коронеру делать заявления, которые потом можно с легкостью опровергнуть?
Неплохой аргумент. Я по крайней мере не нашел, что на него ответить. Да и Джо тоже.
— Предмет седьмой, — продолжил профессор. — Лист бумаги с составленным от руки списком из пятнадцати сакральных материальных объектов. Это алембик, башня, золотой нэй, серебряный нэй, триптих «эфиоп», синьцзянский ларец из слоновой кости, «Плачущая королева», шенг, «радужная пыль», «Клетки кагана», «Белый медик», «Красный медик», «верблюд» Идриси, «Восходящее солнце», «Солнце и его тень».
— Радужная пыль? — медленно, чуть ли не по слогам произнес Джо исполненным презрения голосом.
— И что такое «медик»? — осведомился я.
Профессор Джадид одарил нас снисходительной улыбкой.
— Я тоже не очень хорошо представляю себе, что такое «радужная пыль». Однако убежден, что это куда более важная вещь, нежели вы, судя по вашему скептическому тону, полагаете. Что же касается слова «медик», вспомним хотя бы имя Медико Чвалианидзе — очаровательной грузинской женщины, которая пела с хором в соборе Святого Кирилла. Ты помнишь ее, Джозеф?
— Я не хожу в церковь, дядюшка Аб, или ты забыл? Я играю за другую команду.
— Разумеется. И как я только мог упустить это из виду? Причуды стариковской памяти. Ну а если серьезно, полагаю, в список внесены названия неких древностей, которыми Яну удалось завладеть. Обратите внимание на контрольные значки в виде крестиков справа от каждого наименования. Они проставлены в разной манере, разными ручками и чернилами. Это наводит на мысль, что вещи собирались и приобретались в течение длительного времени.
— Господи, Аб! Тебе следовало бы работать копом…
— Ты мне льстишь, Джозеф. — Профессор достал из портфеля шесть переплетенных в кожу чековых книжек. — Предметы с восьмого по тринадцатый: чековые книжки, выписанные на Ситибанк, Барклайз, АБН АМРО, а также на швейцарский банк, банк Каймановых островов и банк Лихтенштейна. В каждую книжку вложена инструкция по депозиту. Можно заметить, что в трех последних книжках чеков в общепринятом смысле этого слова нет. Возможно, в этих банках, чтобы получить вклад, требуется лично предстать перед директором — но я могу и ошибаться. В любом случае банки трех последних стран пользуются наибольшей популярностью у клиентов, которые предпочитают скрывать свои доходы или отмывают деньги.
А вот теперь мы подобрались к кое-чему действительно интересному. Номер четырнадцатый, как вы можете видеть, представляет собой еще один бумажный лист. Я прочитаю, что Ян здесь написал. Между прочим, я совершенно уверен, что это его почерк.
Все это истинно, не содержит ни слова лжи и абсолютно достоверно.
То, что выше, уподобится тому, что ниже, а то, что ниже, уподобится тому, что выше, и так сотворятся чудеса при посредстве одного вещества.
Коль скоро из одного понятия посредством мыслительного процесса можно вывести несколько новых, так и из одного вещества можно получить другие путем адаптации.
Отец его — солнце, а мать — луна.
Ветер выносил его в своем чреве, а земля его вынянчила.
Оно суть отец всех чудес и чудесных превращений, какие только происходят в этом мире.
И власть его совершенна.
Если оно попадет на землю, то отделит материю земли от материи огня, тонкое от грубого.
При правильном подходе оно может воспарить от земли к небесам.
И вновь оно вернется на землю, соединяя в себе силу высших и низших элементов.
Оно будет обладать силой и светом всего мира, а темнота и мрак отлетят от него.
Это вещество суть средоточие всех главных сил, поскольку способно преодолеть любую тонкую субстанцию и пронизать любую твердую форму.
Так был создан мир.
Все произошло в результате чудесных превращений согласно этому методу.
Я знаю метод и зовусь Гермес Трисмегист, поскольку соединяю в себе три составные части мудрости мира.
Вот что я должен сказать относительно завершения операции «Соль».
— Что за хренотень? — осведомился Джо, выражая и мое мнение.
— Это Холмьярдов перевод «Изумрудных скрижалей», каковые известны также под названием «Изумрудной таблицы» или «Табулы Смарагдина» и представляют собой один из основополагающих текстов средневековых алхимиков. К сему прилагаются переводы этого текста на немецкий, фарси, арабский и иврит. Далее следуют шестнадцать строк на кириллице и двух разных вариантах санскрита, которые я прочесть не в состоянии, но готов поручиться, что это тоже переводы упомянутых «Изумрудных скрижалей». Назовем их предметами с пятнадцатого по двадцать первый — надеюсь, вы еще не сбились со счета?
Профессор сложил руки на столешнице и посмотрел сначала на меня, затем на Джозефа, а затем снова на меня. Глаза у него сверкали, а на губах расплывалась улыбка. Поулыбавшись, он достал из портфеля переплетенную в зеленую кожу книгу с готическими надписями на корешке и обложке.
— Несомненно, вы оба заметили, что стоявшие на полках у Яна книги изданы на множестве разных языков. Сомневаюсь, однако, что вам удалось определить общую тему этого пестрого собрания. Между тем все эти книги в той или иной степени посвящены практике и истории алхимии. Значительная их часть имеет непосредственное отношение к «Изумрудным скрижалям» или алхимическим традициям, известным под названиями герметизм, герметицизм или гностицизм, суть которых также отражена в этих «скрижалях».
