а вместе мы его одолеем.
— Опять ты, Саня, темнишь, — жути нам только с утра не нагоняй. Сам записал, а на людей всё валишь. Знаем мы тебя, тихушника, — сказал Трубин Валера.
— Как хотите, понимайте мои слова, но я вам скажу одно. На записи есть просьба замов к «смотрящему» — попугать наших последних жмуриков. Попугали их не наши местные братки, а братва из другого города. Я тут всю ситуацию прокубатурил и прикинул — все ниточки к убийствам идут как раз от «смотрящего», это его рук дела. По крайней мере, помните, как он весь напуганный приехал к нам? — и тут же вскоре журналиста мочат. Да ещё вчера ещё одного жмурика отправили на небеса. Думаю, где-то у братвы база имеется… Или наездами у нас бывают, хотя вряд ли — расстояние между городами большое, не наездишься каждый день, хотя не исключаю и такой вариант. Надо начинать работу со «смотрящего» — время нас поджимает, не дай Бог они до нас доберутся. Не мне вам объяснять — киллеры люди серьёзные, хотя и без мозгов. Пойдут на всё, лишь бы не сесть в тюрьму, — тем более у них в наших рядах появились помощники в лице замов. У вас что, по две головы у каждого? У меня — одна, и хочу с ней походить ещё лет тридцать, — она меня пока устраивает. По крайней мере, последние 36 лет не подводила. Вот поэтому я и говорю, что нужно всем навалиться на раскрытие убийств. И обращаюсь к вам за помощью — есть у меня кое-какие соображения. Нужно провести комбинацию со «смотрящим» и замами — столкнуть их лбами, чтобы они зашевелились. А мы к этому времени подготовимся, и все их действия будем фиксировать.
Зазвонил телефон, Борис взял трубку.
— Саня, тебя! Из прокуратуры звонят.
— Слушаю вас, — ответил я, узнав голос вчерашнего следователя прокуратуры. — Можешь дальше не продолжать! Допиваю чай и бегу в морг, после него сразу же к тебе, — жди. Не отвлекай от работы! — и положил трубку.
— Круто ты, Саня, с прокурором разговариваешь, — удивился Борис.
— Боря послужи с моё, — и ты будешь разговаривать так же борзо. Мы с ним знакомы ещё по совместной работе в райотделе — в соседних кабинетах сидели, не одну бутылку «квасу» выпили, — имею право. Я его спас от увольнения — он по пьяни уголовное дело потерял. По сей день, мне должен ящик пива. Представляешь — ему пришлось снова с нуля это дело восстанавливать, всех лиц по нему передопросить да ещё объяснить, для чего он повторно это делает, — тут нужно иметь мастерство сказочника. А я это уголовное дело нашёл после того, как он меня попросил написать, повторно одну из бумаг… Я понял — тут что-то неладное, и ему прямо в его «честные» глаза сказал: «Что, уголовное дело пропил?». Пришлось ему в содеянном признаться, как жулику на допросе. Я пять минут с ним побеседовал и понял — дело где-то в его кабинете находится, никто его не украл — кому оно нужно. По пьянке припрятал и не помнит, где лежит. С каждым такое бывает раз в жизни, святых среди нас нет. Оказывается, он на пару с товарищем смотрел по телеку чемпионат мира по футболу — тут грех уголовное дело не потерять, тем более, наши футболисты, как всегда, проиграли. Вот они с горя и напились в хлам и на рабочем столе улеглись на пару, — в обнимку с двумя обгрызенными солёненькими лещами, да пустой канистрой из-под «Жигулёвского». При таком столе и при такой игре футболистов — мать родную забудешь, не то, что уголовное дело потеряешь. Так вот, я его рассказ выслушал и включил свой аналитический мозг. Тот мне выдал ответ — вынести дело из райотдела они не могли, так как никуда не выходили. Выйти не могли — в силу «обезноживания» после распития спиртного. Взять его никто из посторонних тоже не мог. Кому бы воровать дело по краже трусов у бабки Марфы? — Никому. Значит, пропил. Я ему так прямо в глаза и сказал. Лично осмотрел кабинет, как при обыске мы делаем, — и нашёл его за батареей. Видимо из стопки уголовных дел, что вместо подушки были, — упало за батарею, когда наши болельщики на пару почивали. Вот к такому выводу пришёл мой аналитический мозг.
Но он был со мной не согласен — сказал, что это происки его врагов — коллег по следственному отделу. Так свою вину и не признал, что по пьяни потерял, — а я и не настаивал. Слава Богу, что уголовное дело прокурор на проверку не попросил, а то бы ему не поздоровилось. Хотя и дело-то — так, ни о чём, было бы посерьёзнее — выговором не отделался: выгнали бы с треском из органов. Вот поэтому я сейчас с ним разговариваю на равных. Учись и запоминай, пока я живой и не на пенсии, потом будет поздно… Мужики, давайте до вечера разговор отложим, время поджимает — боюсь опоздать на вскрытие трупа. Не зря же следак беспокоится и с утра звонит — видимо, областной прокурор его подгоняет. Как бы мне на скандал не нарваться…
«Увеселительное» заведение под названием «морг» находилось в центре города — рядом со стоящей городской больницей и травмпунктом. Здание это было сталинского периода, с полуподвальным помещением и одним этажом, разделённым внутри на две комнаты. Одна — операционная для вскрытия трупов, вторая — кабинет для патологоанатомов, где на их столах находились печатающие машинки, электроплитка с чайником, а в углу — холодильник для продуктов. Кабинет служил сразу и рабочим местом и кухней — всё, как говорится, под рукой работа и пища. Войдя в помещение, я встретил патологоанатома, поздоровался и посмотрел на него. С утра он был «немного трезвый» — значит, всё будет в порядке. Он предложил мне выпить чайку на пару с ним — я отказался. По его внешности было видно, что он уже с утра весь в работе. Как всегда, всё тот же рабочий костюм «от Юдашкина» — на руках резиновые перчатки, а вместо врачебного халата — клеёночный фартук.
— Как там наш вчерашний кандидат в губернаторы — не подал ещё признаков жизни? Мы надеемся на вашу помощь, — саркастически спросил я эксперта. С ним можно разговаривать только на его языке, нормального он просто не поймёт. Язык патологоанатомов и наш — общечеловеческий — имеют некоторую схожесть, но в корне отличаются по стилистике. Работа в морге наложила отпечаток на их манеру общения с людьми. Мы, оперá, подражаем им — а как иначе, если хочешь быстрее получить
