– Незадолго до смерти Элизы они куда-то подевались, – сказал граф, – но у нас есть запасные. Когда мы хотели поменять замки, то внезапно ключи обнаружились.
– Где вы их обнаружили-с?
– Да там же, где они обычно и лежали. Какое это имеет значение?
– Никакого, – неожиданно растянул рот в улыбке Зыбин.
А Марго поняла, что ключами он заинтересовался не напрасно. По своему внешнему виду Зыбин поистине был отвратителен, словно толстая жаба с редкими бакенбардами, притом неучтив, а то и груб. Но он был чрезвычайно умен – большой знаток своего дела, она в этом убедилась не однажды в процессе расследования истории Камелии.
– Позвольте взглянуть на ваш кабинет, ваше сиятельство, – попросил Зыбин.
Слуг отпустили, и все дружно поднялись наверх, прошли насквозь анфиладу комнат, и, наконец, граф Ростовцев распахнул дубовую дверь:
– Прошу, господа.
Зыбин осмотрелся, одобрительно выпятив губу. В кабинете было на что поглазеть: один только фрегат, модель, выполненная искусным мастером, огромных размеров, приводила в восторг всех, кому ее показывали. И письменный прибор из яшмы тонкой работы привлекал внимание, не говоря уж о разного рода мелочах, которые с первого взгляда давали каждому понять: вещицы эти – весьма дорогие.
– В каком ящике вы, ваше сиятельство, хранили ассигнации? – приступил к делу Виссарион Фомич.
– Да вот в этом, – выдвинул граф ящик бюро.
– Он был заперт?
– Разумеется. Я всегда его запираю.
– А где ключ хранился?
– Идите-ка сюда. – Граф Ростовцев открыл иллюминатор в корпусе фрегата и достал оттуда небольшую связку ключей.
– Изобретательно, – оценил Зыбин, заглядывая внутрь парусника. Вдруг он поднял голову: – А кто из домашних знал, что вы храните ключи в каюте сего корабля?
– Графиня, дочь, сыновья, – перечислил Алексей Борисович. – Последние с нами не живут.
– Более никто не знал?
– Полагаю, нет.
Удовлетворенно крякнув, будто ему все-все стало ясно, Зыбин потребовал показать ему сейф. Алексей Борисович довольно легко отодвинул книжный шкаф, за ним, встроенный в стену, показался железный сейф.
– Как же сия конструкция открывается? – спросил Зыбин.
– Ключами, сударь. Двумя. – Предвидя следующие его вопросы, Алексей Борисович рассказал: – Ключи от сейфа я хранил там же, в каюте фрегата. Но вчера ко мне приходил стряпчий, и я доставал из сейфа документы. Потом я вернулся, чтобы положить их на место, да тут лакей прибыл с докладом: мол, приехал управляющий нашим имением. Я бросил ключи в карман шлафрока и забыл про них, так что ночью они были в моей спальне со мною. В каком месте лежат ключи от сейфа, знали все те же: только самые близкие люди. Я и жена находились ночью в спальне, сыновей в доме не было, а дочь моя…
У графа дрогнули губы, он отвернулся, пряча навернувшиеся слезы. Потупились и все остальные, старательно показывая графу, что они не заметили его слабости. Но супруга все же подошла к мужу и взяла его за руку. Задав ему несколько формальных вопросов, Зыбин засобирался восвояси, пообещав убитым горем родителям разобраться во всем.
Разве могла Марго остаться в доме, не узнав, каково его мнение? Она любезно предоставила ему свою карету, и не успели они выехать со двора, как она пристала к Зыбину:
– Скажите, что вы думаете по этому поводу?
– Да я покуда, ваше сиятельство, с покойниками в изворотливости и уме не состязался, однако, вижу, придется мне потягаться и с ними.
– Не верю, Виссарион Фомич, что у вас нет никаких мыслей.
– Должен разочаровать вас, сударыня: мыслей нет.
– Выходит, покойники запросто приходят к себе домой, чтобы забрать деньги и драгоценности? Зачем они им в могилах?
– Видать, выкуп на небесах с них требуют.
Он сказал эту чушь столь серьезным тоном, что Марго непроизвольно фыркнула. К счастью, Зыбин сделал вид, будто он не заметил этой неучтивости с ее стороны, и сказал:
– Ключи взял тот, кто знал, где они лежат! Либо граф ошибается и, помимо близких, есть еще некто, осведомленный о тайнике в корпусе корабля, либо…
– Что – либо? – нетерпеливо сказала Марго.
– Либо юная графиня Элиза жива и, действительно, приходила в дом ночью…
– Этого не может быть, – категорично заявила Марго, имея на то полное право. – Элизу похоронили ровно месяц назад. Я присутствовала на похоронах, ее отпевали в церкви, она лежала в гробу!
– Значит, существует еще одна Элиза.
– Двойник? – нервно хохотнула Марго. – Увольте, Виссарион Фомич, я в это не верю. Во-первых, откуда двойник Элизы знал, где лежат ключи? Откуда эта «вторая девушка» знает, как расположены комнаты в доме и в какую ей надобно было войти? А где она взяла ключи от парадной двери?!
– Но ведь ключи однажды на какое-то время пропали, а затем нашлись. Разве для вора представляет сложность сделать дубликат?
– В таком случае двойник должен был взять их и узнать, где спрятан сейф, стало быть, появиться в доме, а это невозможно! Неужели родные спутали бы Элизу с другой девушкой, похожей на нее?!
– Должен признать, вы в чем-то правы…
– Разумеется, права! Есть и второе доказательство моей правоты: Загурский, который тоже приходил к себе домой – хотя должен был покоиться в могиле, – и забрал крест. Два двойника – не слишком ли это много?
– И тут вы правы, Маргарита Аристарховна. Надобно съездить к вдове Загурского и из первых уст послушать, как у них все это было.
– Моя карета к вашим услугам. Надеюсь, вы позволите мне присутствовать при допросе вдовы? – спросила Марго.
Он скосил на нее глаза. Случалось, они открыто выражали его мысли, как в этот миг, и по их выражению Марго прочла: «Опять вы, ваше сиятельство, дурью маетесь?» Но она знала, что Зыбин не посмеет отказать ей из уважения к ее мужу, и он не отказал:
– Да уж, извольте.
– Когда мы отправимся к ней?
– Завтра, сударыня, завтра. Все ж таки десять верст от города, дорога неблизкая. С утра отправимся, коли вы того желаете…
Вдова Загурского по всем признакам была женщина прилежная и придерживающаяся строгих правил, безусловно, не лишенная привлекательности, несмотря на глубину постигшего ее горя, тридцатипятилетний свой возраст и необычайно скромную, а также излишне мрачную одежду. Особенно прекрасны были ее волосы – необычайно пышные, которые она не уложила в прическу, а просто перехватила на шее лентой – ведь она не ждала гостей.
– Начальник следственных дел Зыбин Виссарион Фомич, – представился ей гость, поклонившись. Не забыл он и о Марго: – Графиня Маргарита Аристарховна, жена статского советника графа Ростовцева.
– Прошу садиться, господа, – указала Загурская на кресла в гостиной. Когда нежданные гости уселись, Анна Яковлевна распорядилась подать чаю, ведь господа с дороги, затем поинтересовалась: – По какому поводу вы ко мне пожаловали?
– Нас интересует крест, который у вас украли, – сказал Зыбин. – Не могли бы вы рассказать, как это случилось?
– М-м, – понимающе усмехнулась она. – Слухи дошли и до полиции? Ежели я все расскажу, вы тоже примете меня за сумасшедшую.
– Отнюдь нет. Видите ли, родственников ее сиятельства графини только что ограбили подобным же образом.
– Вы хотите сказать, что мой покойный муж это совершил? Сударь!..
– Покойница-с, – внес уточнение Зыбин, подняв указательный палец. – Юная девица, умершая в этой семье месяц назад! Не странно ли сие, сударыня: у вас покойник взял из дому крест, у родственников графини Ростовцевой покойница забрала деньги и пыталась открыть сейф?.. Сходные случаи-с! И невероятные. Помогите нам разобраться, так сказать, пролейте свет на мрачные слухи.
– Стало быть, покойники не только в мой дом приходят? – Кажется, ее обрадовала эта новость, хотя открыто своей радости, как таковой, хозяйка и не выказала. – Хм, а я уж было подумала, что действительно схожу с ума. Что ж, господа, вижу, вы не с дурными намерениями приехали в эдакую даль. Что ж, я расскажу… И сделаю сие потому, что, может быть, вы мне разъясните, как мне все это следует понимать и… как принять?
Вацлав заболел внезапно: почувствовал себя худо и слег. То ли в бессрочный сон он впал, то ли в беспамятство, только через три дня доктор, осмотрев его, лишь руками развел:
– Отошел.
Как! Почему?! А кто же скажет – почему? Врачеватели отнюдь не всесильны, они сами не поняли, что за болезнь такая нашла на сего здорового, крепкого мужчину. Его мать от горя все глаза выплакала, через каждый час капли пила, она-то и спасла Анну Яковлевну от полного упадка духа, она да еще двое деток. Заботы о них отвлекали вдову от ее горя, только вот ночью сердце у нее сжималось и лились сами собою слезы. Анна Яковлевна засыпала лишь под утро, да и то ненадолго. А как тоскливо ей становилось, когда ночью завывал ветер – в деревне он особенно «голосист» и силен, душу терзает хуже палача!
