— Послушай, откуда в общежитии могли знать номер моего домашнего телефона? Я всю эту компанию первый раз видел.
Заки снова пожал плечами, теперь уже раздраженно.
— Слушай, поверь мне на слово: понятия не имею. Давай закругляйся со своим допросом, у меня и без того голова раскалывается.
Пришлось разлить по рюмкам коньяк и выпить за здоровье, а заодно крикнуть Ваську, чтобы сварил еще кофе.
Заки выпил три рюмки одну за другой, словно это водка, а не благородный букет. Зато ему, кажется, полегчало.
— Значит, ты думаешь, это была ловушка? — проговорил он более живо. — Кто-то выманил меня в общежитие, чтобы пристрелить, как того парня?
— Наконец-то рассуждаешь здраво, — похлопал я приятеля по плечу. — Напротив общежития, через дорогу, если помнишь, есть для такого дела очень удобные заросли. Наверняка стреляли оттуда. Расскажи подробнее, как все было.
Заки налил себе еще коньяку, но теперь уже пил неторопливо, с удовольствием перекатывая каждый глоток по языку.
— А что тут рассказывать? Ты так достал меня своими страшилками про то, как меня посадят за убийство, что, едва раздался звонок, я сразу понял: это мое спасение. Больше всего мне хотелось так напиться, чтобы ничего не помнить. Я только боялся, что ты не вовремя вылезешь из своего кабинета или Васек вернется от цветочков, и тогда нужно будет что-то правдоподобно врать, объяснять, а вы оба начнете орать, что мне лучше не выходить из дома и прочую муру…
Вот так — за всю нашу любовь и нежность! И это говорил человек, которого не пристрелили по чистой случайности!
— Я взял такси, доехал до общежития. Без приключений. Поднялся по ступенькам к двери, и вдруг споткнулся — знаешь, земля меня еще плохо держала, — и тут же все стекло рухнуло вниз. Я упал на пятую точку и, как дурак, смотрел на этот стеклянный водопад. И ведь даже не притронулся к двери, а она разбилась! На мое счастье, подбежали латины из холла и принялись галдеть, что, наверное, кто-то кинул камень, так что вахтерша не успела в меня вцепиться, и я проскользнул на лестницу. Но, если хочешь, открою тебе тайну: сидя перед разбитой дверью, я видел откатившуюся по полу за железную решетку холла пулю. Она слегка дымилась, прямо как в боевиках. Потом я поднял ее и кинул в мусоропровод.
— Ну, труба… — только и смог вымолвить я, глядя на сей экземпляр для паноптикума. — Кто же так поступает с уликами?
Заки отмахнулся от меня, как от мухи.
— Эй, что готовить на обед? — крикнул из кухни жизнерадостный Васек.
— На твое усмотрение.
— А теперь вспоминай ты, — неожиданно резко скомандовал Заки, решительно развернувшись ко мне. — Вспомни, почему ты тогда вздумал позвонить мне в Израиль и позвать? А то ведь что получается: ты случайно выдернул меня в Москву, кто-то еще ни с того ни с сего позвал в общежитие, а в итоге мне угрожает смерть.
Шпаргалка номер два! Я снова почувствовал, как кровь прилила к носу. Заки был прав, и я удивлялся, почему до сих пор не сопоставил одно с другим. Эти звонки из шумной компании были нужны для того, чтобы Заки прилетел из Израиля и подставился под пулю у входа в общежитие.
Я напряг память: итак, попытаемся восстановить, почему же я тогда решил ему позвонить. Кто подал мне эту идею?
— Так-так… Сначала на концерте в парке Горького я встретил Шкафа, и мы вместе выпили ящик пива. Потом позвонил ребятам с постановочного. Помнишь наших соседей по блоку? Ким, Петя и тот длинный, с ушами. Ну и понеслось. У кого-то из них были знакомые в общежитии из числа новых студентов, мы решили окунуться в атмосферу юности. Нас стало в три раза больше, справляли чей-то день рождения, кажется. Тогда-то в первый раз и появилась длинноногая Света…
— И кто же предложил позвонить мне, чтобы позвать в Москву? — источая ехидство, проговорил Заки, прерывая мою тираду.
От напряженного копания в памяти у меня разболелась голова, но такие тонкости как-то не всплывали — все тонуло в фейерверке алкогольного веселья и суеты.
— Убей, не помню, — честно признался я. — Слишком много было людей и суеты. Правда, не вспоминается.
Заки торжествовал. Затем разлил коньяк по рюмкам и предложил выпить за жизнь.
— За то, чтобы всегда оставаться в здравом уме и памяти. Чин-чин.
— Чин-чин.
И мы выпили. За то, чтобы всегда все помнить.
То, что алкоголь — зло, человек понимает в ситуациях, подобных моей. Было только два часа пополудни, птицы щебетали среди деревьев, солнце жарило, а я обливался потом, чувствуя после коньяка сонливость и рассеянную мечтательность. Я знал, что еще могу застать кого-нибудь в редакции «Сэра», побывать дома у Каси, чтобы подробнее узнать о ее смерти, а также принять участие в похоронах Лиманского, дабы под каким-нибудь благовидным предлогом пообщаться с неутешной вдовой. Все это могло быть, но не свершилось, потому что я попросту был пьян.
Для очистки совести скажу, что все-таки попытался произвести некие следственные мероприятия. Конкретно — заманивал на субботний обед нашего давнего знакомца Шкафа, который хоть и быстро свалил с самой первой гулянки по приезду Заки, но все же мог сообщить что-нибудь полезное о Касе, которая приходилась ему троюродной сестрой.
Однако Шкаф, к сожалению, отказался, с печалью сообщив, что на уикэнд вместе с племянницей уезжает в Серебряный бор. На том моя рабочая неделя завершилась, я объявил Заки начало отдыха, в честь чего он отправился на кухню за следующей бутылкой коньяка.
Таким образом, суббота и воскресенье прошли в атмосфере расслабленной благости и милой дружественности: мы с Заки, разоблаченные до трусов (у Заки они были с неприличным рисунком), сидели на солнышке в шезлонгах, пили коньяк, закусывали шоколадом и предавались воспоминаниям о юности. Периодически Васек приятным голосом звал нас кушать, и мы лениво передвигали свои тела к столу на той же террасе. Словом, все было идиллически.
Работа началась в жаркий и душный понедельник. Чувствуя себя достаточно протрезвевшим и освеженным, я вывел свой «Пежо» из гаража и отправился в город.
Для начала подъехал к зданию редакции «Сэра», которая располагалась в высотном здании за компанию еще с несколькими газетами и журналами. Поднимаясь в лифте с двумя взопревшими журналистами, я раздумывал, кем представиться, дабы выудить что-нибудь о покойном редакторе, но случай преподнес мне удачу, завернутую в фольгу и обвязанную шелковой ленточкой.
Едва я вышел из лифта на третьем этаже, как наткнулся на невысокого чудика в огромных роговых очках, задумчиво строчившего что-то в большой линованный блокнот. Чудик стоял посреди длинного коридора, по обе стороны которого шли двери с разнообразными табличками типа «Главный редактор», «Отдел писем» и так далее. Я бы мог полдня ходить из двери в дверь, но парень с блокнотом все это отменял, потому что был моим бывшим сокурсником по литературному институту, прозванным студентами с отделения прозы Лунатиком за способность творить нетленные произведения в любое время суток и в любом месте, полностью выключаясь из окружающего ландшафта. Вот и сейчас Лунатика, судя по всему, посетила Муза. Но я отогнал ее бестрепетной рукой:
— Привет, ты меня узнаешь?
Чудик неохотно оторвался от сочинительства и поднял на меня тусклые глаза, спрятанные за толстыми стеклами очков. Выражения счастья или радости на его лице при этом не появилось — каюсь, в студенческие годы я больше всех глумился над беднягой.
— Ты пришел устраиваться на работу? — не без тревоги спросил Лунатик вместо ответа на мой вопрос.
Я поспешил его успокоить, ласково улыбнулся, тут же взял под руку и повел по коридору в милой беседе.
— Понимаешь, с работой у меня все в порядке — ею меня обеспечивает папа, даже если я того не желаю. Дело тут в другом. Вот у тебя есть хобби?
Лунатик посмотрел на меня с презрением.
— Моя работа — это и мое хобби.
— Восхищаюсь тобой! А вот у меня помимо работы есть хобби — я изучаю случаи насильственной смерти. Так сказать, в метафизическом смысле — не провоцировала ли сама жертва свою смерть предшествовавшей жизнью, своим мировоззрением, образом мысли. Понимаешь?
Чудик остановился и выдернул свою руку из моих.
— Хочешь, чтобы я насплетничал тебе про нашего бывшего редактора?
Хм, быстро схватывает, собака… Я решил зайти с другой стороны.
— Кто занял место погибшего Лиманского?
Лунатик дерзко вздернул подбородок и ткнул пальцем в направлении кабинета с табличкой «Главный редактор».
— Вот сам иди и спроси.
Настала пора решительных действий. Убедившись, что коридор девственно чист и ничьи любопытные ушки из-за дверей не торчат, я схватил Лунатика за грудки, встряхнул и прижал спиной к стенке (вы наверняка неоднократно видели подобное в кино).
