— Что смотришь? — мужчина болезненно морщился, поджимая левую ногу. — Ноги и так подмерзли, а ты еще по ногам, как по бульвару!
— Извини, — выдавила Олеся через силу, выкать было ни к чему, не тот случай. — Я не нарочно. Объявления читала…
— Понятно, — буркнул тот непримиримо и повернулся к ней спиной.
А Олеся тут же расстроилась. Почему он отвернулся?! Почему? Разве он не почувствовал ничего?
— Послушай, — она подошла к мужчине и тронула его за рукав давно вышедшей из моды дубленки. — Ты не сердись на меня, ладно? Я же не нарочно, правда.
— Отстань.
Мужчина глянул на нее свирепо и снова попытался отвернуться, но ее рука крепко держалась за его рукав. Он же не знал ничего про ее настойчивость. Садиков тот теперь знал, а этот мужчина нет. А ей вдруг очень захотелось, чтобы и он знал о ней тоже. О том, что она Олеся, например. О том, что она занималась экстремальным спортом одно время, а потом бросила. И о том еще, что по наивности своей полагала, будто можно спасти мир, выкрикивая лозунги с баррикад. И о том еще, что… внутри нее, кажется, вдруг что-то вспыхнуло. Вот в тот самый момент, как глянула в его потухшие темные глаза, внутри что-то и вспыхнуло. Может, это была та самая искра?..
— Слушай, чего ты хочешь? — под гладко выбритой обветренной кожей щек заходили желваки. — Тошно мне, поняла! Отстань, будь другом!
— Буду!!! — она улыбнулась ему открыто и непринужденно. — Другом буду, если хочешь!
— А если еще чего захочу, тоже будешь?! — его красивый рот презрительно скривился.
— Буду! Только если ты и в самом деле хочешь этого так же сильно, как я.
Что она говорит?! Что говорит, скучающая идиотка??? Возомнила себя той самой героиней, столкнувшейся с предметом своей страсти у светофора?! И думала, что этот угрюмый мужик сейчас возьмет ее за руку и отведет к себе, как тот киношный герой. И они станут до исступления заниматься любовью и…
— Это не Америка, девочка, — выпалил вдруг он, словно догадался, о чем она сейчас думает. — И это не кино.
— А что это? Проза жизни? Она тебе нужна? Серо все, убого, и день похож на день. Посмотри на себя! — затараторила Олеся, не сводя с него горящих карих глаз.
— Я себя видел, — перебил он ее и осторожно отцепил ее замерзшие пальцы от своего рукава. — И все буквально о себе знаю.
— Что именно?
— Что я тривиален, к примеру. Несовременен. Живу умирающими в сознании россиян ценностями. И главное, не хочу жить так, как все. А хочу жить так, как сам хочу.
— Я тоже!
Господи, он нравился ей с каждой минутой все сильнее. И та искра, о которой она мечтала, уже заходилась, потрескивая, робким ярким пламенем. Неужели?.. Неужели так бывает на самом деле? Так вот, случайно оступившись на остановке, шагнуть прямо в свое будущее! Здорово!!!
— Я тоже не хочу жить, как все! Хочу как-то по-другому, а как, не знаю. Не научишь? Я Олеся, — и она втиснула в его перчатку, плотно сидящую на руке, свою озябшую ладошку. — А ты?
— Я?.. — мужчина недоуменно качнул головой. Подумал мгновение и потом, будто решившись, представился. — Влад… Влад Хабаров… Если тебе это так важно.
— А ты куда сейчас? — Олеся так обрадовалась тому, что он не оттолкнул ее, а назвал себя и продолжил стоять, пропустив подошедший автобус. — Я вот лично без дела шляюсь.
— Что так? Тунеядка?
— Нет, что ты! Дела сдала только что по общественно полезной нагрузке, не хочу больше. А на работу мне только завтра.
И она зачем-то начала ему рассказывать и про Садикова, и про свой спор с ребятами, и про то, как шла по улице и тосковала от безделья. Оказывается, безделье — это тоже повод для тоски. И еще рассказала о том, что она шла и мечтала о самой главной в своей жизни встрече. Чтобы было, как в кино: красиво, пылко, сразу и навсегда.
— Я дура, да, Влад?! — она растерянно заморгала, внезапно замолчав.
Что он о ней подумает, господи?! Что из психушки сбежала? Что доступна всем и каждому? Что…
— Я не знаю, кто ты, — проговорил он, отводя глаза и сосредоточенно принимаясь рассматривать противоположную сторону улицы. — Как я могу судить о тебе, если вижу впервые! Чтобы узнать человека…
— Знаю, знаю, нужно с ним пуд соли съесть! — перебила она, выбегая вперед так, чтобы он мог видеть только ее, а не занесенный сугробом бордюр. — Но на все нужно время, Влад! А вдруг его мало?! Вдруг оно возьмет и закончится послезавтра, к примеру? Хочешь знать правду?
Хабаров смотрел на девушку и не мог понять, какие чувства та будит в его душе. Бестолковая, взбалмошная, но совсем не казавшаяся распущенной. И глаза… Глаза очень открытые и чистые, не то, что у его Маринки. У той глаза хитрой распутной шлюхи. И были такими всегда, он просто по молодости и влюбленности своей не рассмотрел. А эта… Эта кажется увлекающейся, да, но не гадкой точно.
— Чего ты хочешь, Олеся? — Хабаров неожиданно для самого себя стянул с руки перчатку и провел тыльной стороной ладони по девчачьей щеке.
Просто захотелось почувствовать своей рукой ее кожу и все, ничего больше.
— Я? — она покраснела от его прикосновения, и оттого еще, что собиралась сейчас сказать. — Я хочу, чтобы ты не ушел сейчас. Не ушел, не исчез вон за тем поворотом. Может, я глупая, не знаю. Может быть… Но не хочется, чтобы ты исчез из моей жизни просто как эпизод. Пускай ты станешь самым главным экстримом в моей жизни, Влад! Я этого так хочу… И еще…
Олеся, застеснявшись, опустила глаза под его взглядом. Неловко стало от мужицкой мудрости, сквозившей на нее оттуда. Он же взрослый был совсем — этот Хабаров. Взрослый и поживший, и наверняка, знающий много чего и еще больше понимающий и про жизнь саму, и про таких вот дурочек, как она. Глаза у него такие темные, умные и очень грустные, будто пеплом посыпанные. Пеплом от потухшего костра. Кажется, где-то она уже про это слышала, про пепел в смысле. Странно так, она вот жаждет, чтобы разгорелось, а у него, кажется, все уже перегорело. Зря она надеется, видно…
— Так что там у тебя еще? — он опустил руку и снова спрятал ее под перчаткой.
— Не думай обо мне плохо, ладно? Ты говорил что-то про ценности, которыми до сих пор живешь. И там наверняка нет места подобным поступкам, что я сейчас совершаю.
— А что ты сейчас совершаешь?
Хабаров по-прежнему не мог понять, что он чувствует к этой девочке. Ничего, скорее всего. Ничего, кроме пустого, бессмысленного любопытства. Хорошо, что без отвращения хотя бы. Думал, что ненавидеть станет все человечество, а женщин в особенности. Вроде пронесло…
— Я клею тебя, Влад! Клею самым примитивным, самым отвратительным образом! — воскликнула Олеся с огорчением. — Представляешь, есть один парень. Дэн… Он бы за одно мое подобное слово не знаю, что сделал бы. А я вот, как дура последняя, клею незнакомого мужика на остановке. Маразм, да?
— Наверное, — характеризовать ее поступок он не собирался.
— Прости меня, Хабаров. Прости… Я очень напористая и очень упрямая… Но мне почему-то шарахнуло в голову… Вот когда я обернулась и посмотрела на тебя, мне шарахнуло в голову, что ты…
— Что я?
— Что ты — моя судьба, — произнесла Олеся со странным придыханием, будто в любви ему только что объяснилась.
— Ничего себе! — в его глазах впервые с момента знакомства что-то дрогнуло и поплыло. — А ты не торопишься, девочка? Вдруг я окажусь совершенно дурным человеком? Может, я вор. Может, убийца или сексуальный маньяк, к примеру…
— Ага! И тебя разыскивает Интерпол, — фыркнула она недоверчиво, нисколько не испугавшись. — У меня на подонков нюх, знаешь! Вот Садиков, у которого я была только что, тот гадкий жутко, хоть и не маньяк.
— Да? И чем же он такой гадкий? — девчонке все же удалось его зацепить, странно, но удалось. Уходить от нее ему вдруг расхотелось. — Приставал к тебе?
— Ага! Щас! Я бы ему пристала! У меня на этот счет пара приемчиков имеется. Это я скорее к нему пристала… Нет, я не об этом. Просто… — Олеся облизала пересохшие губы, надо же, как она волнуется. — Когда я была у него на кухне, ну искала списки там в куче бумаг, воды попила. Он что-то такое увидел в окно. Я перед этим тоже что-то такое видела, но просто внимания не заострила. Так, мелькнуло кое-что…
— Что?
— Не знаю. Точно не могу сказать. Кажется, за ангарами какие-то страсти разгорались. Кто-то метался или дрался. Разве с такого расстояния разглядишь!
— А Садиков этот, что же, разглядел?
Хабаров внезапно насторожился и смотрел на нее теперь без прежней апатии, а очень пристально и внимательно. Или ей это показалось просто?
Олеся помотала головой, пожала плечами, переступила с ноги на ногу и почувствовала вдруг, что сильно замерзла и вымоталась от странного разговора, который сама же и навязала незнакомцу.
— Уж не знаю, что ему удалось рассмотреть. Думаю, не больше, чем мне, но…
