Леонидов с удивлением огляделся в прихожей, и чуть не споткнулся об огромную кадку с фикусом. Вот это да! Чего только в жизни не бывает! Цветов-то сколько! Прямо не квартира, а малый Ботанический сад!
- В большую комнату его заноси! – крикнул мужик, подталкивая Алексея сзади крышкой стола.
- Да-да.
Леонидов стал разворачивать стол так, чтобы протащить в дверь. И чуть не задел другую кадку. Что в ней росло, он так и не догадался. Нечто, похожее на пальму. Огромное, с резными листьями и стволом, толщиной в детскую руку. Это нечто он все-таки задел столом и слегка помял. И, поморщившись, подумал, что это не страшно, потому что подобного добра в квартире хватает. Зеленых насаждений. Стоящих, висящих, вьющихся и просто в зачаточном состоянии. В баночках с водой и маленьких горшочках. Когда с мебелью разобрались, его напарник подмигнул:
- Ну, чего, мужик, помянем? – И не дожидаясь согласия, пошел на кухню. Там уже энергично орудовали три женщины в черном, раскладывая по тарелкам закуски, привезенные на заказ из ресторана.
Стоя рядом с пальмой, Леонидов принял из рук напарника рюмку с водкой, выпил, хрустнул маринованным огурчиком и спросил:
- А что сосед-то с тобой выпивал?
- Петя-то? – тоже хрустнул огурцом мужик. – Не. Редко. Ну, еще по одной?
- Мне не наливай. Сегодня гости обещали приехать. Надо лицо соблюсти, - соврал Леонидов.
- А я помяну. Эх, царствие ей небесное! Упокой Господь душу!
Мужик выпил еще рюмку водки и сказал:
- Петя-то малость того. Не в себе. Ну, как с ним выпьешь?
- Это как не в себе? – насторожился Леонидов.
- Ну, в смысле, будто и не мужик. Скажи, какая чепуховина: цветочки разводить. Это, ведь, все он. Не баба его, – сосед Воробьева выразительно кивнул на пострадавшую пальму и сплюнул. – Тьфу!
Налив и выпив следующую рюмку водки, он сделался еще более разговорчивым:
- Эва сколько всякой пакости! Кладовочку можно сделать на месте этой кадки деревянной, а в кладовочке поставить выхаживаться бутыль, а в бутыли…
- А где он раньше работал? – перебил мужика Алексей. – Муж бухгалтерши?
- Где? А в школе. Учителем.
- Чего?
- Ха! Домоводства.
- Чего?!
- Ну, сначала, конечно, парням показывал, как табуретки делать. Столярничал, значит. А потом та баба, что девкам кулинарию объясняла, в декрет ушла. А с учителями нынче дефицит. Плотят мало. Ну Петька и решил, того… Совместить. Нравилось ему.
- Чего? – снова спросил Алексей.
- Чего. Домоводство. И шить, значит, умел, и готовил неплохо.
- Зачем же тогда его жена няньку детям нанимала?
- Виктория-то? Ха! Зачем! Во-первых, Петьке назло. Мол, бабские дела должна баба делать. Во-вторых, чтобы муж бросил эту позорную работу и сидел дома. Мол, старшей дочери стыдно, что папа ее в школе показывает девочкам, как фартуки шить. Табуретки, мол, это еще туда-сюда, а уж щи с борщами – это, мол, позорище. В-третьих, надо же ей было кому-то на жизнь жаловаться. Баба, она без этого не может. Вот возьми мою: как сядут на кухне с соседкой, и «ля-ля-ля», «ля-ля-ля». До ночи могут сидеть, пока за той муж не придет. И по рюмочке запросто могут выпить под это дело. Что у меня отбирает после получки, то, значит, запросто потом может с соседкой употребить. Ну, есть она, спрашивается, справедливость?
- Справедливости нет, – согласно кивнул Леонидов.
- Вот и дожала она Петьку. Бросил он работу в школе, хотя и нравилось. А Лилька в цветочный магазин как раз устроилась.
- Значит, они с Викторией были подруги?
- Ну, вроде того.
- И Лилия сюда просто поболтать заходила, а не по хозяйству помогать?
- Кому помогать-то? Петьке, что ли? Ха!
- А в ресторан они вместе с Викторией не ходили?
- Эка! В ресторан! Может, и ходили. Которые бабы на кухне сидят, языками чешут. Которые в кабак идут. Если при больших деньгах. А соседка мно-о-го зарабатывала. Нам такое и не снилось. Мы, пролетарии всех стран. И друг с другом по пролетарски соединяемся: бутылочка на столе, разговоры о житейском. Ну, так и не выпьешь больше со мной?
- Ругались они? Сосед с женой? – напоследок спросил Леонидов, отрицательно кивнув головой на приглашение выпить.
- Бывало. Петька-то все больше молчал. А она мертвого подымет. Голосище ого-го! Бой-баба. Тьфу, свят-свят-свят. Она же померла! Одним словом, плохо жили.
- Понятно.
Леонидов скептически оглядел стены прихожей, увешенные березовыми полочками. Что ж, и его тоже можно понять. Петра Воробьева. Не так все просто, как подумал недавно капитан Степанов.
… Дома за ужином Леонидов невзначай поинтересовался у жены Александры:
- А ты могла бы любить и уважать мужчину, который преподает домоводство в школе?
- Домоводство? Любить и уважать? – переспросила жена. – Видишь ли, Лешечка, это разные вещи. Любить можно кого угодно. И министра, и безработного. А насчет уважения не знаю. Наверное, нет. Что-то ненормальное в этом есть. Когда мужчина выбирает себе слишком женскую профессию.
- А когда женщина выбирает слишком мужскую? Тоже ненормально? Но, почему-то, такую женщину все уважают. Вот, мол, какая молодец! Феминизм, значит, на свете существует и процветает, а как, интересно, называется движение в защиту мужчин? За равные права?
- Ты опять завелся. Ты, Лешечка, стал очень нервный. Тебе в отпуск надо. Или сменить обстановку.
- Ну да. Перейти из одной комнаты в другую. Поменять синюю мягкую мебель на коричневую в белую клетку.
- Остроумно, аж жуть!
- Радуйся, что я еще шутить могу.
Жена хмыкнула, и Леонидов надулся. Звонку в дверь оба обрадовались. Первым в прихожую побежал Сережка, и крикнул оттуда:
- Дядя Сережа Барышев пришел! Мама, тебе тортик принесли! А мне шоколадку! А папе? Что папе?
Бутылку водки Барышев водрузил на кухонный стол осторожно, украдкой покосившись на дверь. Александра как раз побежала укладывать Ксюшу.
- Как жена? – спросил он, присаживаясь на табуретку.
- Как все жены. Муж дома – плохо, денег мало. Денег много – плохо, мужа дома нет.
- А если мужа дома нет и денег мало, тогда как?
- Тогда, Серега, никак. Тогда развод.
- Типун тебе на язык! Что, с Александрой поругались?
- Нет. Все нормально. А ты специально к нам в гости, или мимо проходил?
- Если честно, было одно дельце. Я здесь уже часа три брожу. Фотографию хозяина той фирмы, где работала Виктория Воробьева, жильцам показывал.
- Ну и что?
- Может, выпьем? – Барышев начал открывать бутылку.
- Выпьем. Только сначала скажи: как успехи?
- Не хотел тебя расстраивать, ты ж интуицию свою на кон поставил. Но этого Анашкина, Леша, опознали. В тот день, когда убили Викторию Воробьеву, он заходил в третий подъезд. Двое опознали: старушка со второго этажа и девушка, которая гуляла с собакой в тот вечер. Обе сказали, что мужчину этого в среду видели. Определенно. Шел пешком со стороны супермаркета.
- Так. А что за фирма у этого Анашкина?
- Торгово-закупочная. Продукты питания оптом продают. Со склада.
- И машина у него есть?
- А то! И не какая-нибудь, а «Субару». Полный привод.
- Ого! А к подъезду главного бухгалтера, значит, пешком пришел?
- Пешком.
- И обе его запомнили.
- Еще бы! Белое кашне, малиновое пальто, с букетом.
- И когда заходил?
- Вечером. Около девяти часов. А Воробьеву убили приблизительно в это время. Он мог спрятаться в будке вахтера, и подождать ее там.
- А вдруг он поднялся наверх и подождал ее в квартире? Вместе с мужем?
- Воробьев говорит, что ничего подобного. Никто к ним домой не заходил.
- А сам-то Воробьев дома был?
- Дома. А где?
- Это он тебе сказал?
- Ну да.
- Вот теперь, Серега, выпьем.
Разливая водку, Леонидов подумал, что не соврал сегодня соседу Воробьева на счет гостей. Пришли они, гости. Что ж, завтра еще один выходной, можно и выпить.
- Ну? – посмотрел на него Барышев, подцепив на вилку соленый белый гриб. – Рассказывай.
- Я сегодня случайно попал в квартиру этого Воробьева. И много чего интересного про него узнал. Не ладили они с женой. Скандалили постоянно, по словам соседей. А сама Виктория, между прочим, была подругой Лилии.
- Чепуха все это, - сказал Барышев. – Анашкина опознали: факт. Проблемы с налоговой на фирме были. Вдруг там крупными махинациями пахнет, а Воробьева не захотела единолично за все отвечать? Вдруг собралась показания давать? Он ее и того.
- А Лилию?
- Ну, это надо подумать. В любом случае: можешь ты объяснить, почему хозяин фирмы приехал в этот дом, причем в то время, когда по идее должен быть на работе? Безвылазно, день и ночь. Там же налоговая шерстит!
- Не могу. А сам он что говорит?
- Пока ничего. Я его еще не спрашивал. А теперь спрошу. А ты, Леша, забудь про свои подсолнухи. Кстати, у него в руке, у этого Анашкина, по словам свидетелей, был пакет. Тот самый, желтый.
