Ламин снова обменялся мимолетным взглядом с женой, и снова Павел ощутил торжествующее удовлетворение господина депутата. Вот и хорошо, вот и чудненько. Значит, Аскольд Викторович окончательно успокоился на его счет и больше не сомневается в том, что их долгожданный гибрид целиком и полностью на стороне рептилоидов.
— Ну что же, — Ламин разлил по бокалам вино, — давайте выпьем за приятное, надеюсь, знакомство.
— Для нас с Ксюнечкой точно приятное, — улыбнулась Сесилия, поднимая бокал. — Между прочим, Павел, Ксю, по-моему, в вас тайно влюблена!
— Мама! — вспыхнула Ксения. — Что ты такое говоришь?! Как я могу быть влюблена в того, с кем ни разу не встречалась?
— Ну брось, брось, Ксюнечка, — подмигнула дочери Сесилия, — я видела в твоем компьютере фото Павла и статьи о нем.
— Ну и что? — пожала плечами Ксения, нервно крутя в руках бокал на тонкой ножке. — Ничего удивительного или крамольного в этом не вижу. Павел — реальная сенсация для нашего народа, им все интересуются. И вообще, мама, тебе никто не говорил, что шарить в чужом компьютере — это то же самое, что читать чужие письма?
— И ничего я не шарила! — поджала ниточки губ Сесилия. — Ты просто забыла выключить ноутбук, а я…
— Девочки, девочки, не ссорьтесь! — Аскольд Викторович подмигнул Павлу и встал, подняв свой бокал с вином. — Давайте лучше выпьем за знакомство и его дружеское продолжение!
— Да-да! — Сесилия облегченно закивала. — Особенно за продолжение! Вы ведь станете теперь бывать у нас, Павел?
— Я бы с удовольствием, — улыбнулся Павел. — Но это, как вы понимаете, не от меня зависит. А за знакомство выпью, конечно, тем более что оно действительно приятное.
И он тоже поднялся и протянул свой бокал, чтобы чокнуться.
— А ты что же, Ксения? — обратился отец к дочери. — Что зажала в лапках бокал? Не хочешь пить за знакомство? Или мать-балаболка тебя смутила?
— Аскольд!
— Да ладно тебе, Сесилия, возмущаться! Балаболка и есть. Ну все, Ксю, хватит дуться. Выпей с нами.
Ксения, не поднимая глаз, протянула свой бокал, все чокнулись, выпили и как-то вдруг попали в душный пузырь неловкого молчания.
Правда, Павел неловкости не испытывал, а вот настроение остальных очень четко улавливал. Но особо не заморачивался этим — пусть сами разбираются.
— А вот кстати, Павел, — оживилась Сесилия, вспомнив, видимо, о чем можно поговорить, — почему вы сказали, что визиты к нам не от вас зависят? Мне кажется, только от вас — было бы желание.
— Так выпьем же за то, — очень удачно спародировал Павел персонажа из «Кавказской пленницы», — чтобы наши желания всегда совпадали с нашими возможностями!
— Прелесть какая! — манерно расхохоталась Сесилия. — Да вы еще и артист! Давайте выпьем, давайте!
— Мама, — усмехнулась Ксения, — вообще Павел не выпить предложил, а объяснил тебе, что одного его желания недостаточно для визита к нам. Вот если бы он жил в соседнем доме, тогда — да, тогда все зависит от желания. А из поселения не наездишься.
— Все верно, Ксения, — Павел одобрительно подмигнул девушке, — вы улавливаете на лету. Просто мысли читаете!
— К сожалению, нет.
— Что — нет?
— Мыслей читать не умею. А порой очень хотелось бы.
И Ксения пристально посмотрела на Павла.
— Ну, порой всем этого хочется! — развел руками он. — Но чтобы постоянно слышать шуршание и голоса чужих мыслей — бр-р-р! — Павел передернул плечами. — Не дай бог! Так и свихнуться недолго!
— Это вы интересно сравнили — шуршание, — Ксения по-прежнему не отводила взгляда, словно прилипнув зрачками к зрачкам Павла. — Словно слышали такое. Или слышите?
Она. Это точно она. Она пыталась просочиться в его разум.
И сейчас Ксения гипнотизировала Павла. Не таясь, не скрываясь, словно была уверена, что никто не в состоянии сопротивляться.
Впрочем, раньше, наверное, никто и не мог.
Ксения, следовало отдать ей должное, не пыталась подчинить себе Павла или навести морок. Она просто хотела отключить блоки защиты, узнать правду, истинные мысли Павла.
Ну что же, подыграем. Заодно и узнаю, что им надо от меня, и есть ли у смиренной и доброй Ксю двойное дно.
Павел, подпустив в глаза туман безволия, равнодушно таращился в желтые глаза Ксении. Он снова открыл перед девушкой верхний уровень сознания, пусть порадуется.
— Павел! — окликнул его Ламин. — Ау! Ты где? Ты с нами?
Павел молчал.
— Он с нами, — ответила за него Ксения. — Вернее, со мной. И слышит только меня. Да, Павел?
А вот фиг тебе! Ишь, легкой победы захотела! Это было бы слишком просто и подозрительно.
Павел не шелохнулся и не ответил.
— Ну, и как это понимать? — недовольно поинтересовался господин депутат. — Похоже, с ним у тебя не выходит.
— Я бы так не сказала, — вполголоса произнесла Ксения, напряженно нахмурив приклеенные брови. — Он сейчас в трансе, но его ментальные блоки не позволяют подчинить его. Он очень сильный, папа, очень. Я с такими еще не сталкивалась.
— Но он наш? — обеспокоенно уточнил Ламин. — В смысле — он считает себя рептилоидом или человеком?
Ой, да пожалуйста, получите и распишитесь! На, деточка, смотри. На верхнем уровне сознания все так, как надо вам, милейшие мои чешуйчатые друзья.
— Он… — Ксения прищурилась, словно присматриваясь к чему-то. — Он не может определиться. Людей благодаря промывке мозгов он ненавидит за их презрение и унижения. А нас… К нам он никак не может привыкнуть. Страшненькие мы для него, уродливые.
— Да я не об этом! — нетерпеливо махнул рукой Аскольд Викторович. — Было бы странно, считай он нас редкими красавцами, проведя всю сознательную жизнь среди обезьян. Меня интересует, на чьей он стороне? Не прикидывается ли он? Не вспомнил ли свое настоящее прошлое? Дай-ка я тебе помогу, дочка, чтобы быть уверенным.
Павел ощутил, как давление чужой воли стало нарастать, как щупальца превратились в каменные сталактиты, буквально вонзающиеся в разум.
Помню-помню тебя, сволочь! Это ведь ты тогда был главным возле спелеолечебницы[2], ты превратил моих друзей в безвольных марионеток, ты пытался убить их!
Но, если помнишь, я тогда сумел вас победить. И это притом что ты был не один.
Так что даже со своей реально сильной дочурой фиг пролезешь в мои мысли! Только верхний уровень, чердак, так сказать.
Они минуты три шарили по чердаку, чихая от пыли и натыкаясь на ненужные вещи типа навязанных рептилоидами искусственных воспоминаний Павла.
Потом попытались задавать вопросы, но Павел не реагировал.
— Может, хватит? — нервно хрустнула суставами пальцев Сесилия. — Как бы он чего не заподозрил — времени-то уже прилично прошло с момента его отключки.
— Да, крепкий орешек наш парень, — хмыкнул Ламин, прекратив помогать дочери. — Но этим и полезен. Представляешь, Ксения, какими мощными могут быть ваши с ним дети?
— Фантазер ты, папуля, — криво усмехнулась девушка, аккуратно усаживая Павла на кресло. — Во-первых, не факт, что у него вообще могут быть потомки от представительниц нашей расы, а во-вторых — пробовать он будет точно не со мной.
— Ну почему же, — Сесилия подложила Павлу под голову маленькую подушечку, — мы с отцом почувствовали, что ты произвела на гостя позитивное впечатление.
— Его позитив относился не к внешности, мама, и ты прекрасно это понимаешь.
— Ладно, поживем — увидим, — прекратил спор Ламин. — Ксения, а он точно будет думать, что уснул?
— Надеюсь. Ты все узнал, что хотел?
— Не все, но главное. Он — наш. Буди его.
Потом семейство Ламиных разыграло перед Павлом мини-спектакль под названием «Ой, а вы вдруг заснули, прелесть какая!». Упор делался на сытную и обильную пищу, а также на вино, поскольку после выхода из комы Павел к алкоголю еще не притрагивался.
Павел старательно подыграл, мысленно морщась от присутствия на чердаке посторонних — Ксения, похоже, никак не могла угомониться. Ну как же, впервые в жизни облом случился! Не смогла вывернуть наизнанку собеседника.
Но и сам Павел, сосредоточившись на защите, тоже не смог до конца разобраться в истинной сущности дочери господина депутата. Поэтому, воодушевленно кивая в ответ на приглашение почаще бывать у них, в реальности он искренне надеялся больше никогда не встречаться с этой странной девицей. Ну ее в пень с ее мнимым смирением и опасной ментальной мощью!
В подземелье — или поселение, как называли свои норы рептилоиды — Павла отвез водитель Ламина. И когда он выходил из машины, ведущая в подземелье дверь распахнулась, пропуская Макса.
— О, кого я вижу! — радостно осклабился Шипунов. — Наша надежда и опора, наше главное оружие в борьбе с людишками!
Он, прихрамывая, подошел к Павлу и приобнял его, дружески похлопывая по плечу. Павел, прежде считавший Макса чуть ли не лучшим другом и не особо «приглядывавшийся» к его истинным мыслям и эмоциям, сейчас вдруг уловил тщательно скрываемую враждебность. Даже не враждебность — лютую ненависть, черным кипящим комком пульсирующую на самом дне разума Шипунова.
