Спустя много лет, уже в Африке, на соседней стройке, где работали англичане и где Атаулин бывал часто, потому что пользовались одними каналами водоснабжения, одной компрессорной станцией и одной и той же линией электропередачи, показали ему, как новинку, любопытный бетонный фасад здания. Из вежливости Мансур Алиевич внимательно выслушал коллег и даже поздравил с удачным эстетическим решением. Он уже обратил внимание, что и немцы и англичане не любят гладких поверхностей бетона и поэтому пускают на опалубку древесину с красивой текстурой и распиловку доски для опалубки делают специальными редкими пилами и на малых оборотах, почти как вручную, чтобы рельефнее сохранить рисунок дерева. Вот англичане и показывали ему фасад, отлитый необычным способом. Конечно, выглядело это замечательно, хотя такая ювелирно сработанная опалубка из хороших пород дерева стоит немало.
Поэтому Атаулин из вежливости выслушал коллег, без интереса, потому что он уже давно это знал.
Когда они сделали разбивку административно-технического корпуса элеватора, как раз пришло вагонов двадцать досок из Красноярского края, почти все они были из розовой сосны, только изредка встречалась среди сосны тяжелая лиственница, тоже с красивой текстурой, и распиловка оказалась такой, какую сейчас специально делали англичане. Вот тогда дядя Саша Вуккерт и предложил пустить на внешнюю сторону здания доски с необыкновенной текстурой, он даже на планерку пришел с уже отлитым образцом. Двух мнений не было, так понравилась всем идея. Конечно, помучиться им пришлось с такой опалубкой будь здоров -- годилась она только ровненькая, стык в стык. О том, чтобы пустить ее вторично, и речи быть не могло, хоть и ставили ее лучшие плотники -- ювелиры по дереву. Все вагоны перебрали, боялись, что не хватит подходящих досок и берегли их пуще глаза.
Почему Александр Вильгельмович предложил такой метод: о красоте беспокоился или хотел, чтобы администрация элеватора занимала красивейшее здание в Аксае? А может, сам метил восседать в этом корпусе -- как заслуженному строителю нашлась бы ему работа и там... Но вряд ли подобные мысли возникали у него, все объяснялось гораздо проще...
Аксай охватила строительная лихорадка... Отрыв во дворе колодец, каждый начал потихоньку "суетиться"-- кто ремонт затеял, кто строиться надумал, кто сарайчик или баню ладил... Зарплата шла хорошая, на деньги кое-что из строительных материалов покупали в райпотребсоюзе, а кое-что и со стройки перепадало. А тут еще новое увлечение захлестнуло одновременно и Аксай, и Нагорное.
Десятки лет, пока ходили паровозы,-- а Оренбургская дорога полностью перешла на тепловозы только в середине пятидесятых,-- вокруг станции Нагорное высились целые Монбланы шлака, многие даже думали, что название Нагорное от этих гор и происходит. И вдруг кто-то в Нагорном догадался отлить дом из этого шлака -- раньше в Нагорном и Аксае дома ставили только саманные. И какой же дом получился! Легкий, теплый, нетрудоемкий, и к тому же почти даром: шлака вокруг -- бери, не хочу. И теперь этот шлак стали спешно растаскивать по Нагорному, возили его и в Аксай. Железнодорожники на эту "эпидемию" нарадоваться не могли. Но шлак шлаком, им каждый мог обзавестись, а вот с цементом стало туго, ни за какие наличные не достать. Вот и догадался бригадир, увидев необыкновенную красоту досок из лиственницы, обойтись без штукатурки, как было по проекту, а сделать бетон сразу качественно и художественно. Отлили они здание и после еще прошлись аккуратно жидким цементом кругом, получилась вроде фигурная штукатурка, наподобие тисненых обоев. И заказчик, и государственная комиссия, и коллеги из Нагорного приняли это за особую штукатурку. А цемент Атаулин тогда людям за старание роздал. Но об этом не расскажешь, вряд ли начальство одобрило бы такую заботу о родном поселке. Как не мог он и потом гордо сказать англичанам, что давно знает про все это, лет пятнадцать уже,-- Аксай-то не на всякой карте отыщешь, могут и не поверить...
В те дни, когда он зачитывался газетами, частенько попадались ему статьи о досуге: это касалось и времяпрепровождения молодежи, и пенсионеров, и даже подростков. Таких статей было немало, рассматривалась эта проблема и в городском, и в сельском масштабе. Проблемы эти удивляли Атаулина. В середине восьмидесятых годов, когда, считай, в каждом доме телевизор, приемник, магнитофон, полно книг, пятидневка в конце концов -- чрезмерные заботы о досуге представлялись Атаулину надуманными. Уделять главное внимание свободному времени казалось Атаулину еще страшнее, чем вещизм, за вещи хоть работать надо -- их так просто не приобретешь. А тут со страниц почти каждый взывал, чтобы ему организовали его собственный досуг, да притом бесплатный, постоянный, без перерывов. Он старался припомнить, как проводили свободное время в Аксае, где он проработал ровно два года: в августе принял строительство, и в конце же августа, к началу хлебоуборки, сдал элеватор в эксплуатацию.
Уже, конечно, было телевидение, но до Аксая разве что слухи о таком чуде -- домашнем кино -- доходили. Правда, с книгами было тогда гораздо легче, но зато в библиотеках, ныне почти пустующих, хорошую книгу ждали по записи месяцами. В кино крутили фильмы, менявшиеся каждые два дня; по субботам и воскресеньям в парке, рядом со строящимся элеватором -- танцы под оркестр. Зато и оркестр был! Настоящий эстрадный оркестр, в котором все до одного играли рабочие, а руководил им младший сын дяди Саши -- Клайф, трубач. У Вуккертов вся семья была музыкальная, а сам глава играл на аккордеоне, но, конечно, не в оркестре. Выступала в первенстве района футбольная команда "Строитель" из Аксая -- в команде опять же играла молодежь с элеватора, включая двух-трех школьников-старшеклассников. Но тогда и оркестр выступал на общественных началах, а в футбол играли только по воскресеньям. Досуг был за счет досуга. Читая теперь статьи о досуге, Атаулину так и хотелось помянуть порядком подзабытую пословицу: "Делу время -- потехе час". А по статьям выходило наоборот: "Потехе время -- делу час", хотя о деле в них зачастую даже и не упоминалось, после каких это таких трудов праведных требовался особый отдых и развлечение. И еще он обратил внимание, что материалы эти написаны страстно, эмоционально и, наверное, легко находили сторонников. "Так бы о работе живо и убедительно писали, наверное, дело лучше бы шло..."
...Слева от Нагорного по железной дороге лежал казахский город Актюбинск, справа, почти на таком же расстоянии, уже российский, старинный город Оренбург.
Как-то так складывалась школьная, да и студенческая жизнь, что ему ни разу не удалось побывать в Оренбурге, только проезжал мимо, когда возвращался из Москвы на каникулы, да и то не часто, потому что студенты в те годы проводили лето на целине, в Казахстане. Из Оренбурга были родом его родители -- и погибший в войну отец, и мать. Когда получал назначение в Алма-Ату, подумал, что при возможности будет выбираться в соседние города.
Однажды в субботу, как и задумал, он приехал, наконец, в Оренбург. Ткнулся в одну гостиницу, в другую -- нигде мест, несмотря на субботу и то, он просился всего на одну ночь, не было. Стояло лето, ночи были теплые, он молод, и за трагедию это не посчитал -- проспал ночь на скамейке оренбургского парка, но уже больше никогда не ездил ни в город, что слева, ни в город, что справа. Да и времени не было -- элеватор с каждым днем требовал все больше внимания.
Возвращаясь из Оренбурга, из которого вышли многие татарские писатели и известный всему миру Муса Джалиль, Атаулин и не подозревал, что всего через несколько лет ря-[айдут крупное месторождение газа и от тихого городка, с его неспешной, несуетной жизнью не останется и следа. Бурно растущий индустриальный гигант подчистую снесет тихие кварталы красно-кирпичных купеческих особняков, с названиями, хранящими безвозвратно ушедшее время: Форштадт, Аренда, Татарская Слобода...
Ничего этого не предвидел Атаулин, и, возвращаясь на попутном грузовике в свой поселок, думал о таких же, как молодых инженерах, врачах, учителях, волею распределения попавших в сотни тысяч местечек, подобных Аксаю. И как они, наверное, отыскивая на карте свой райцентр, аул, кишлак, станицу, село, радовались, что рядом, в часе езды х, находится город. Какие строили планы! На воскресенье -- непременно в город: в музеи, театры, на выставки, в городскую библиотеку. Может, и бегут из маленьких местечек молодые специалисты, что городу нет до них никакого дела. Может, у некоторых надобность в этих коротких ках постепенно бы и отпала, прошла бы со временем тоска по городу, и нашли бы они прелесть жизни в своих маленьких местечках. А если и не нашли, то без особых тягот отработали бы положенное -- и за то спасибо. Если бы помнили о них, молодых сельских специалистах, не только об их работе заботились, но и о досуге. Вот у кого досуг -- самое больное, уязвимое место. Им, в большинстве своем выросшим в больших городах, как воздуха не хватало этих городов -- их шума, толчеи, театра, музеев, кино, чтобы не остановиться в своем профессиональном росте и развитии...
