Но в душе Виктор Богданович больше всего любил скромное для ученого такого масштаба занятие: составление программ инженерных расчетов и игр для микрокалькуляторов, которые наша промышленность, хоть и со значительным опозданием по сравнению с другими странами, начала, наконец, выпускать. Очевидно, именно поэтому он вне плана научных работ и в нерабочее время составил программу шифровки и дешифровки при помощи программируемого микрокалькулятора словесных текстов. Суть выдумки заключалась в том, что порядковые номера букв алфавита функционально преобразовывались в группы цифр, причем одна и та же буква могла обозначаться совершенно разными числами в зависимости от ее места в тексте и вида используемой функции преобразования. Защищенность повышал произвольный, известный только исполнителю и получателю численный параметр функции, не зная который невозможно было выполнить дешифровку. В случае коротких текстов, объем которых не превышал нескольких сотен знаков, шифр был практически неуязвим даже при использовании для его анализа мощных современных вычислительных средств, широко применяемых в современной криптологии. Именно таким методом зашифровал Виктор Богданович записку, в которой указал тайник, где спрятал «Суассон». И только после этого он перестал вздрагивать ночами от звука подъехавшей к дому машины, при виде незнакомых посетителей, оказывавшихся чаще всего друзьями его подросших детей.
Дети были второй слабостью Виктора Богдановича. Он с первых слов сына, с первых шагов своей дочери замечал в них явные признаки незаурядных талантов, быть может, даже гениальности. И не стеснялся говорить об этом своим друзьям и знакомым и, что гораздо хуже, самим детям. Его пышная, величественная супруга, называвшая мужа не иначе, как «профессор», по мере сил вторила ему, а он, хоть и неоднократно аттестовал ее в кругу приятелей как "настоящую анималь", в данном вопросе находил ее по-женски проницательной и не по-матерински объективной.
…В дверь номера осторожно постучали.
— Войдите! — крикнул я.
Вошел молодой посыльный в серой униформе.
— Мистер Боггарт, вас просят к телефону. Это на первом этаже в холле, рядом со стойкой портье.
— Хорошо, сейчас приду.
— Благодарю вас. — Посыльный вышел.
Я спустился в холл. Трубка телефона лежала, ожидая меня, портье о чем-то тихо говорил с горничной у другого конца стойки. Я взял трубку.
— Алло, Джек Боггарт слушает.
Никакого ответа. Мне показалось, что я слышу какие-то шумы, потрескивания, потом звук, напоминающий скрип дверных петель.
— Алло! — повторил я.
Через несколько секунд в трубке раздались гудки отбоя. Я окинул взглядом холл, в нем никого не было, кроме меня, портье и горничной. Сквозь стеклянную дверь я мог видеть несколько такси, ожидающих пассажиров, редких прохожих, магазин обуви на противоположной стороне улицы. Я подошел к портье, отпустившему горничную и что-то записывающему в конторскую книгу.
— Тот, кто хотел говорить со мной, назвал себя? — спросил я.
— Нет, сэр. Это был мужчина, он просто спросил, не остановился ли в нашем отеле мистер Боггарт, и разговор прервался, а через полчаса он позвонил снова и попросил позвать вас.
— Благодарю. Очевидно, неполадки на линии.
Я тотчас разгадал несложный трюк моих противников. Не сумев перехватить меня в поезде, они связались со своей агентурой в Тронхейме. Те, узнав под каким именем я значусь в моих нынешних документах, обзвонили несколько отелей и выяснили, где именно я остановился. Потом позвонили снова, попросили позвать меня к телефону, и пока я кричал в трубку: "Алло, алло!", кто-то рассматривал меня сквозь стеклянную дверь и окно холла в подзорную трубу или бинокль, а может фотографировал телеобъективом, сидя в припаркованной поблизости машине или из окна дома напротив. Теперь их люди знают, как я выгляжу, и игра в пятнашки будет продолжаться. Самое скверное, однако, во всем этом было то, что каким-то непонятным образом они снова четко определили очередной пункт моего маршрута. Случайный поиск места, где я вышел из поезда после гибели парочки гомосексуалистов, при самой разветвленной сети не дал бы такого быстрого результата.
Ложась спать, я тщательно запер окна и забаррикадировал дверь.
Погоня, погоня, погоня
В горячей крови!
Песня из к/ф "Неуловимые мстители"
"Тойота" темно-красного цвета «коррида», которую я выбрал в фирме проката автомобилей, была не первой молодости, но в полном порядке. Двигатель работал, как часы, тормоза хватали намертво, что немаловажно при езде по горным дорогам. Я попросил полностью залить бак и положить еще канистру с бензином в багажник, так как не хотел останавливаться на пустынных заправочных станциях. Быть привязанным, как пуповиной, шлангом бензонасоса к емкости, содержащей несколько тысяч литров готовой вспыхнуть от малейшей искры жидкости, в то время, когда каждая подъезжающая машина может быть битком набита вооруженными до зубов гангстерами, мне не улыбалось.
До Будё, куда я направлялся, предстояло преодолеть почти шестьсот километров по отличному, хотя и довольно извилистому шоссе международного класса. Я выехал в полдень и надеялся, что не слишком торопясь, доеду до места к вечеру. Впрочем, в это время года на севере Норвегии стоят белые ночи и в сумерки можно ехать, не включая фар. Первые сто километров после Тронхейма я втягивал голову в плечи, как только замечал в зеркале какую-нибудь догонявшую меня машину, но потом понемногу успокоился. Вряд ли они рискнут напасть на меня, пока солнце так ярко освещает дорогу, когда то и дело по шоссе группами и в одиночку проносятся «тойоты», "вольво" и «мерседесы», а через каждые пять-шесть десятков километров встречаются посты дорожно-патрульной службы, где успокоительно (для дисциплинированных водителей, к которым я причислял и себя) маячат полицейские в белых ремнях и перчатках с раструбами.
Преследователей я заметил, выезжая из Стейхьера. Как ни странно, увидев их, я окончательно успокоился, как будто их-то мне и не хватало для полного душевного равновесия. Это был белый «мерседес», который следовал за мной метрах в трехстах. Судя по тому, как точно он повторял все мои маневры, ускорения и торможения, в их намерения не входило немедленно напасть на меня. Возможно, они выжидали подходящего момента или искали удобное место, а может только хотели проследить, куда я направляюсь.
На почти прямом участке шоссе, проходящем примерно сорок километров вдоль живописного озера Сносватн, я попытался, увеличив скорость, оторваться от погони. Двигатель «тойоты» работал по-прежнему бесшумно, только изменился тон шуршания колес по бетонному покрытию. Однако, у «мерседеса» тоже был мощный двигатель, и несмотря на то, что я довел стрелку спидометра до отметки «170», они держались за мной на той же дистанции. Едущий в противоположную сторону водитель сделал мне понятный всем международный жест, означавший: "Впереди полицейский пост". Но я продолжал мчаться с прежней скоростью и только перед самым поворотом налево сбросил газ и с невинным видом проехал мимо полицейских на дозволенных здесь восьмидесяти. Мои преследователи, войдя в азарт или не заметив предупреждения коллеги-водителя (впрочем, ему, возможно, надоело оказывать дружеские услуги, раз их все равно игнорируют), с таким шиком подлетели к посту, что полицейский у обочины замахал белыми перчатками, как ветряная мельница, а его напарник угрожающе выдвинулся на своем мотоцикле на проезжую часть шоссе. Белый «мерседес» был вынужден остановиться. Оставшиеся до Гронга двадцать километров я проехал без почетного конвоя. Въехав в городок, я свернул направо и укрыл машину за длинным зданием какого-то склада, расположенного у самой железнодорожной насыпи. Заметив, что на пути показался поезд, я осторожно, крадучись, выехал из своего укрытия и успел пересечь железнодорожный переезд на окраине Гронга в последний момент перед его закрытием. Очевидно, преследователи обнаружили мою «тойоту» только тогда, когда я уже подъезжал к переезду, потому что, пытаясь не упустить меня, чуть не уткнулись радиатором «мерседеса» в полосатый металлический шлагбаум. Я услыхал пронзительную трель полицейского свистка, дальнейшее от меня скрыл длинный состав. Два нарушения за такое короткое время… Бывают же такие лихачи! На месте полицейского я отобрал бы у водителя удостоверение на право вождения автомобиля.
Возможно, он так и сделал, потому что Намсскуган и Национальный парк Бёргфьелль я миновал в печальном одиночестве. Сразу же за железнодорожным переездом после парка я заметил идущее вправо ответвление шоссе. Правда, у въезда на него висела запрещающая надпись, но дурной пример заразителен, и я решил, что хватит мне быть дисциплинированным водителем. Дух независимости взыграл в моем сердце.
