Мари, рассеянно улыбавшаяся, при последних словах еле заметно вздрогнула, и в ней вдруг что-то неуловимо изменилось.
— Есть, — она сдержанно кивнула и посмотрела на меня серыми, в один момент словно свинцом налившимися глазами. — Замечательный парень. И у нас все было очень даже неплохо. А потом… Потом что-то началось. Что-то не наше, чужое. И вот тогда мне стало страшно. Знаешь, это так ужасно, когда вдруг становится ясно: мы совершенно чужие. И я подумала: что, если так будет каждый раз? Знакомишься с человеком, влюбляешься, ощущаешь счастье… И внезапно все уходит. Ты смотришь на человека, который только что был родным, и удивляешься: это — незнакомец, чужой и холодный.
Признаться, под конец ее монолога я слегка приуныл. В самом деле, что касается нашей истории, то все было легко, красиво и вдохновенно, с каштанами и шарманкой. И зачем Мари все испортила этим жутковатым завершением под шампанское: тоска одиночества, страх и все в том же роде!
— Знаешь, при желании можно припомнить миллион великолепных цитат про одиночество, — я приподнял свой бокал и взглянул сквозь пузырящееся золото напитка на задумчивое лицо Мари. — Все великие личности были одиночками. Дело в том, что, наверное, каждый человек по своей натуре одиночка. Штучный товар. Если я сам порой себя не понимаю, как меня может понять кто-то еще? Нужно просто жить и уметь видеть радость вокруг.
И вновь в Мари произошло неуловимое изменение — словно исчезла одна из красок в радуге. Она чуть презрительно усмехнулась:
— Ну, конечно. Только я — не великая личность, я — обычная девушка и хочу встретить не просто хорошего любовника, но сердечного друга. Понимаешь?
— Более-менее, — покачал я головой и с ободряющей улыбкой приподнял свой бокал. — Выпьем же за это!
— Выпьем!
Она махом опорожнила свой бокал и облизала мгновенно вспыхнувшие алым цветом губы.
— Все понятно, ты даже не хочешь попытаться меня понять — очень уж это неинтересно! Гораздо интереснее поваляться в постели и потом просто красиво распрощаться с самыми приятными воспоминаниями.
Как хотите, но после всей романтики дня эти слова меня покоробили, невольно заразив долей раздражения.
— Разумеется, ты бы предпочла, чтобы я распахнул тебе свои объятья: приди, дочь моя, исповедуйся, я выслушаю тебя от начала и до конца, а потом всплакнем на пару! Так, что ли? Нет уж, извини, дорогая Мари, — очевидно, ты перепутала меня с кюре.
Наверное, прозвучало все это чересчур холодно и насмешливо. Несколько секунд в комнате стояла звенящая тишина; когда я наконец осознав собственную грубость, уже готов был бухнуться перед красавицей на колени и просить прощения, Мари вдруг неожиданно рассмеялась — довольно легко и беспечно — и разлила по нашим бокалам шампанское.
— Стало быть, насколько я поняла, после всей нашей сегодняшней любви ты мне не сделаешь предложения руки и сердца. — Она даже подмигнула, дерзко улыбаясь мне, поднимая свой бокал. — Да и бог с тобой — представь себе, я еще тоже толком не нагулялась. Кроме того, вполне возможно, что мы с моим любимым все-таки помиримся, и он покается передо мной во всех своих грехах. Никто не знает, что будет завтра. А пока — будем пить за свободу!
Клянусь — она мне озорно подмигнула! От столь резких поворотов дамского настроения я язык проглотил, но послушно поднял свой бокал:
— За свободу!
— За свободу, дорогой!
Звон бокалов, допитое шампанское, и вслед за тем Мари, словно решив уморить парня своей дивной непредсказуемостью, вдруг накинулась на меня, головокружительно прильнув пульсирующим телом, с первым же прикосновением губ едва не заглотив всего с потрохами.
Разумеется, я тут же позабыл все свои ехидные комментарии и скорбные мысли о холостяцкой свободе — я любил и был любим, значит, в тот момент ощущал себя абсолютно счастливым. Все закружилось в дивном вальсе и сумасшедшем танго, завершившись очередным провалом в пропасть счастливых сновидений.
— Кстати, та афера с вашей славной Лулу…
Уже наполовину во сне, я еще слышал реплику Мари и даже пытался поддержать диалог.
— Наша славная Лулу…
— Так вот, та афера…
К этому моменту я уже сладко спал.
Глава 9. Ночные приключения
Эта ночь выдалась на редкость бессонной — и, увы, вовсе не из-за великой силы любви. По мне — так я бы проспал до самого утра как убитый, настолько был переполнен и истощен всеми эмоциями дня. Но жизнь груба — против своей воли я очнулся среди ночи, ощущая головную боль и непонятное раздражение.
Разбудил меня жутковатый вой. Всплывая из темной бездны сна, я лениво пытался понять, что к чему. Кто воет? Зачем? Что еще случилось? Тут же откуда-то проявился следующий, классический в подобных обстоятельствах, вопрос: а, собственно, где я нахожусь? Дома, в Москве? В Париже? В поезде, в самолете?
Тут наконец я глубоко вздохнул и, до последнего отчаянно не желая открывать глаза, попытался припомнить: кажется, я не дома… Это уже был прогресс, как и следующая нарисовавшаяся мысль-итог: кажется, я у отца. В Париже! А если быть точным, то в Сент-Женевьев-де-Буа.
Я открыл глаза и сразу же встретился с тревожным взглядом Мари, наклонившейся почти к самому моему лицу, испуганно шепча:
— Там происходит что-то ужасное! Внизу — кажется, на кухне!
Совсем хорошо! Мгновенно мне припомнилось мое последнее амурное приключение, что началось с совместного полета в самолете: печальная сероглазая Мари, наши романтические прогулки по Парижу, аромат кофе и беспечная болтовня двух влюбленных.
— Мари?
Наверное, мой вопрос-утверждение только вызвал отчаяние красавицы — она почти мученически сморщилась и кивнула:
— Да, да, я — Мари! Хорошо, что ты помнишь мое имя, но не в том дело! Побыстрее приходи в себя, Ален. Там, внизу, на кухне, что-то происходит. Мне кажется, Билли сражается с грабителями!
Разумеется, все это выглядело довольно забавно, но я не успел ничего ответить — до нас вдруг донеслись грозное рычание Билли и чей-то отчаянный вопль и грохот перевернутого стола на террасе. В одно мгновенье я пришел в себя, без лишних слов вскочил и рванул вниз.
Несмотря на глухую ночь, на кухне я оказался не один, и картинка предстала весьма впечатляющей. Представьте себе: я влетаю на кухню, всю залитую лунным зыбким светом, и вижу широко распахнутую стеклянную дверь на террасу, развевающуюся белоснежную занавеску, которая, казалось, была соткана из все того же лунного света, огромный шар луны и силуэт Билли, задравшего по-волчьи морду и воющего на все ту же мистическую луну.
Естественно, я на мгновенье замер, слыша, как кухню заполняет бешеный стук моего сердца. И почти тут же вся мистика благополучно завершилась: за моей спиной раздались деловитые шаги отца, который первым делом включил свет и, недовольно сморщившись, осмотрел меня с ног до головы с легкой укоризной.
Отдельно добавлю, что я как лежал в кровати — гол, как сокол, — так по сигналу тревоги вскочил и рванул на выход, не имея времени задуматься о последствиях. Между тем мой не паникующий ни при каких обстоятельствах отец многозначительно приподнял бровь и поплотнее запахнулся в свой халат.
— Мой дорогой Ален, ты прекрасен, как Аполлон, и все-таки я буду настаивать, чтобы ты немедленно поднялся к себе и накинул на себя хоть что-нибудь. После этого ты спустишься и расскажешь мне, что тут приключилось.
Я не мог отказать в столь пустячной просьбе родному отцу, а потому по-быстрому поднялся к себе, успокоил Мари, трясущуюся от страха под одеялом; пообещав ей, что я скоро вернусь и все расскажу, накинул халат и вновь спустился.
Отец к этому времени закурил гаванскую сигару и налил себе чуток джина. При виде меня одетого одобрительно кивнул и произнес:
— Ну и?..
Я слишком хорошо знаю своего дотошного отца, а потому с чувством, с толком, с расстановкой рассказал о шуме среди ночи, разбудившем двух прекрасных влюбленных, собачьем рычании, отчаянных воплях, грохоте и почти волчьем вое, которым, судя по всему, Билли провожал некоего ночного посетителя.
Отец спокойно выслушал мой рассказ, аппетитнейшим образом затягиваясь сигарой и отхлебывая ароматный джин.
— А ты уверен, что Билли — на самом деле не волк? — поинтересовался он, наблюдая, как еще совсем недавно завывавший на луну Билли подбежал к нему, с самым скромным видом помахивая хвостом.
— Билли — простой московский дворняга, разве не видишь сам, — зевнув, пожал я плечами. — Просто, видимо, волчий вой, наследие древних предков, — в крови каждой собаки.
Отец все так же вальяжно кивнул и неторопливо поделился со мною своими соображениями:
— Наш посетитель не обязательно грабитель, это вполне мог быть хулиган или как там их называют? — Он задумчиво посмотрел на струю сигаретного дыма. — Ты ведь, надеюсь, в курсе, что Сент-Женевьев-де-Буа называют бандитским районом, тут расположен крупнейший исправительный центр для малолетних преступников. Быть может, кто-то из них решил поразвлечься, совершив проникновение в наш дом, а нарвался на здоровенного пса Билли!
