- Вы знаете, с удовольствием! После этих испытаний таможне... Хотя о чем я! Извините. Такой день... Вообще стыдно думать о житейских мелочах перед лицом вечности, так ведь?
Толстый, даже не привстав, выпростал руку, ухватил Константина за рукав и аккуратно приземлил его рядом с собой
- Садитесь, доктор. В ногах правды нет.
- Знаете, - философски заметил Костя, приняв от охранника полную рюмку текилы и дольку лимона, - я все больше убеждаюсь, что правды вообще нет.
Солнце уже заметно склонилось к горизонту, когда Вера незаметно кивнула охранникам. Предстоял еще ужин в ресторане для более широкого круга желавших помянуть Буржуя и его семью. Следовало сворачиваться.
Телохранители послушно засуетились: стали собирать в корзины остатки съестного, принесли из машин роскошные букеты и оставили их у надгробий, оторвали от Толстого заупрямившегося Костика, который желал еще спеть. И если бы не все эти хлопоты, то кто-нибудь из ребят с их наметанным взглядом наверняка заметил бы, как на опушке левады блеснула в лучах предвечернего солнца тонированная оптика.
Готовясь к встрече с заместителем министра, Воскресенский просматривал материалы, необходимые ему для предстоящего разговора. В дверь постучали.
- Можно, Алексей Степанович? - В проеме показалась секретарша.
- Конечно, Аллочка.
- Мишуков уже выехал. Вот папки, которые вы просили. Что-нибудь еще?
- Да. Пожалуйста, принесите мне данные о финансовых проводках за последние два месяца.
- Сейчас сделаю, - девушка направилась к двери.
- Только, Алла...
- Что, Алексей Степанович?
- Пожарского сегодня нет. Данные эти, как бы вам сказать... Для внутреннего пользования. Сможете согнать сами?
- Думаю, да, Алексей Степанович. Мне показывали...
- Постарайтесь, чтобы они никому не попались на глаза.
Поминальный вечер в "Круглой башне", ресторане, открытом в одном из фортификационных сооружений старой Печерской крепости, уже давно миновал стадию официальных речей. Настало время неформального общения, и, как всегда на этом этапе, гости, сидевшие за общим столом, разбились на группки и вели какие-то свои, сепаратные разговоры.
Толстый взобрался на сцену и тихо пел, зажав в огромном кулачище потерявшийся в нем микрофон. Музыканты негромко подыгрывали. Эту старинную казацкую поминальную песню очень любила Амина. "Дай же, дивчыно, хустыну. Можэ, я в бою загину. Темной ночи накрыють очи - легше в могили спочыну", хрипловатым, но очень верным баритоном выводил Толстый.
В дальнем углу стола немного пришедший в себя доктор Костя втолковывал Вере:
- Поймите, Вера, я же не хирург. Возможно, характер внутренних повреждений таков, что...
- Да какие повреждения! - Вера не дала ему договорить и в сердцах махнула рукой. - Толстый здоров, как носорог! Просто такое впечатление, что он в это сам не верит. Ходит хромая, а забудется - чуть не бежит. Словно сам себе боится сказать: "Я сильный". К тому же пить начал.
- Да, пить начал, это я успел заметить, - Костя непроизвольно икнул и смущенно извинился.
Но Вера, похоже, и не заметила ничего. Она торопилась выложить доктору все, что накопилось на душе:
- Нет, он и раньше мог ведро этой текилы выпить. Особенно на пару с Буржуем. Но не каждый же день! И потом - раньше он хоть "Сникерсом" закусывал, а с тех пор как сладкое есть перестал...
- Вот то, что не кушает сладкого, - очень нехороший симптом, многозначительно покивал головой Костя. - Очень!
- По вечерам начал пьяный на машине кататься, - продолжала Вера, не слишком-то прислушиваясь к репликам собеседника. - Чуть не каждый день. Ночью не спит. А если спит, то бредит.
- Бредит? Ну-ка, это интересно, - взыграл в докторе профессионал.
- Это, доктор, страшно, а не интересно. Он с Буржуем разговаривает. Причем так, словно тот живой. Новости ему последние рассказывает, говорит, что со мной все в порядке.
- Может быть, вы и правы. Вера, - раздумчиво проговорил Костя. Нужно бы показать Анатолия Анатольевича Марии-Стефании.
- Ой, что вы! Он не поедет. Он ведьм еще с детства боится. Да еще вся эта история с Буржуем началась с гадалки... Нет, - Вера вздохнула, - не поедет.
- Преодоление временных страхов, восстановление уверенности в себе - этим как раз пани Стефа владеет в совершенстве. Так что мой вам совет: убедите мужа. Я могу за ним заехать, если хотите...
Вера со вновь проснувшейся надеждой взглянула на доктора:
- Ой, пожалуйста, с вами он, может, и поедет...
Тем временем в противоположном конце стола, ближе к двери, угрюмый Борихин вновь сражался со своим мобильником.
- Да слышу, слышу, что это ты, - громким раздраженным шепотом внушал он микрофону. - Качество связи дивное - не спутаешь... Что?! Что?! Да не слышу я ни черта!.. Не могу я выйти, неудобно... На какую лестницу? Ты из автомата можешь перезвонить?
Как раз в этот момент Толстый закончил песню и что-то шепнул музыкантам. Те грянули нечто разухабистое, с цыганщиной. Борихин досадливо поморщился и, заткнув второе ухо, прислушался к голосу в трубке, но, видимо, и это не помогло.
- Что?! - уже во весь голос гаркнул он в микрофон, а потом добавил чуть потише: - Ладно, подожди, - и направился к выходу из зала.
Толстый, вполне довольный собой и тем количеством децибелов, которые извлекали из своей аппаратуры музыканты, одобрительно покивал головой и - не без помощи охранника - спустился со сцены. Оказавшись в центре зала, он поднял руку, чтобы привлечь всеобщее внимание, и, перекрикивая оглушительный романс, заявил:
- Ну, ребятки, пейте, закусывайте... Пусть нашим там веселее будет. А я, наверно, проветрюсь... - и с этими словами он в сопровождении привычного конвоя устремился к той же двери, за которой минуту назад исчез Борихин.
- Толстый, любимый, ты же пьян, - попыталась остановить его Вера.
- Вот я и говорю - проветриться надо, - благодушно подытожил Толстый.
- Любимый, не надо. Ну не сегодня, ладно? Я тебя прошу...
Но Толстый пребывал уже в том состоянии, когда не прислушиваются ни к чьим доводам. Даже к доводам любимой жены...
На полутемной лестнице в эту самую минуту Борихин, прислонившись плечом к колонне, отчитывал кого-то:
- Слушай, еще раз услышу от тебя слово "сюрприз" - уволю к чертовой матери, - громыхал он в трубку. - Можешь потом обижаться...
У него за спиной из полумрака выплыла неясная тень. Совершенно неслышно она придвинулась поближе и замерла за колонной, у которой стоял сыщик. В ее руках вдруг возник вполне материальный пистолет, на ствол которого был навинчен глушитель. Потом пистолет стал неспешно, зловеще подниматься...
- Да не будь ты мальчишкой, Василий! - продолжал распекать своего помощника ничего не подозревающий Борихин. - Позвонил - так рассказывай.
Глушитель почти уперся сыщику в затылок. Палец в черной перчатке начал медленно, чтобы не щелкнул, взводить курок.
Дверь, ведущая из зала, с грохотом распахнулась, и со словами "Верунь, я недолго, честное слово!" на пороге возник Толстый в сопровождении своих громил. Рука с пистолетом едва уловимым промельком отпрянула назад. Секунду спустя, никем не замеченная, тень растворилась в темноте.
- Все, хватит, Василий, - в присутствии посторонних Борихин явно не желал продолжать препирательства с дерзким мальчишкой. - Завтра в восемь на работе! Доложишь в письменном виде, как положено... Да нет, не издеваюсь. Все, привет.
Толстый, не очень уверенно, но целенаправленно двигаясь к выходу из ресторана, на полпути остановился и строго поглядел на своих телохранителей:
- Все, дальше я сам.
- Анатолий Анатольевич... - начал было старший из охранников.
- Ну что, неясно сказано, что ли? Вот, - палец Толстого указал на Борихина. - Сыщика нашего охраняйте. Головой отвечаете! - Толстый подмигнул не слишком обрадованному ролью громоотвода капитану.
Тот только пожал плечами и зашагал в зал. Его почетный караул, то и дело оглядываясь, дисциплинированно последовал за ним. Толстый исчез за входной дверью ресторана.
На поляну с печальными обелисками в центре падал теперь лунный свет. В нем вдруг возникла расплывчатая фигура, приближавшаяся к надгробьям со стороны левады. Месяц, светивший из-за спины фигуры и то и дело скрывавшийся за облаками, вычерчивал только неясный силуэт и оставлял в тени лицо приближавшегося. Фигура подошла к надгробной плите Амины и небрежно, ногой, смахнула с нее корзину с цветами, оставленными днем. На их место пришедший положил огромную охапку белых роз. Постояв молча над могилой, фигура направилась к обелиску с именем Буржуя, но здесь задержалась только для того, чтобы вытереть о кромку могильной плиты налипшую на подошвы грязь. Потом фигура снова исчезла за опушкой левады.
То и дело спотыкаясь и сопровождая каждый промах чертыханьем, Толстый добрел до своего джипа, отключил сигнализацию и завел двигатель. Машина тронулась с места, благополучно выехала со стоянки и выбралась на широкий бульвар. Сразу за ней со стоянки выполз еще один автомобиль с погашенными фарами. Ближний свет загорелся в нем только на бульваре. Как приклеенный, автомобиль следовал за джипом Толстого, а тот, поглощенный управлением своей мощной "телегой", ничего не замечал.
