Андрею Андреевичу назначили маленькую пенсию и без всяких почестей проводили на заслуженный отдых.
Но если у бывшего милиционера трудовая деятельность подошла к концу, то у Пети Сапожникова она ещё и не начиналась. Ему предстояло закончить школу и желательно поступить в какой-нибудь институт. Однако надеяться на высшее образование при таких школьных ярлыках было совсем нереально. Родители приняли единственно правильное решение и перевели сына в другую школу. Всё бы вошло в норму и протекало по обычному советскому сценарию, если бы советская система образования представляла собой институт просвещения, но она была частью системы, переломить которую было невозможно, или, говоря языком той самой системы: учение её было всесильно, потому что оно верно. (Это не совсем понятно, но в советские времена понимать было не обязательно. Надо было знать цитаты наизусть и повторять их, чем чаще, тем лучше, где надо и не надо.)
Личное дело Пети Сапожникова пришло в новую школу гораздо раньше, чем ученик.
— Обратите внимание на этого ученика, — говорила классному руководителю завуч, протягивая ей личное дело.
Та стала внимательно изучать бумаги.
— Нет, нет, там всё в порядке.
Далее следовал длинный и красочный рассказ про нового ученика, а особенно про его учительницу. Естественно, что вокруг завуча собрались все учителя, которые были в учительской.
— Откуда же он всё узнал? — удивлённо спросила молоденькая учительница.
— Мало ли случайностей на свете! Кто-то рассказал, вот он и воспользовался, чтобы отомстить учительнице.
— И её из-за него уволили? — спросила математичка почему-то запихивая свой транспортир в стол географа.
— Её нет, — отвечала завуч. — Директор помог. Он представил всё дело так, что ученик всё это выдумал, а вот трём учителям из других школ не повезло — их уволили.
— Я слышала, что им интересовалась милиция, — вдруг вставила своё слово биологичка.
— Да, да, — подтвердила завуч. — Но здесь история совсем тёмная. Следователь, который вёл это дело, после общения с этим мальчиком вскоре заболел и уволился.
— Слава богу, что жив остался! — сочувственно сказал кто-то.
— А вы знаете, какое у него было прозвище в старой школе? — спросила завуч.
Все повернулись в её сторону и, кажется, даже прекратили дышать.
— Чернокнижник, — сказала она таинственно.
А родители Чернокнижника, совершенно трезво оценивая обстановку, поняли, что без посторонней помощи их сыну не обойтись. Как бы они не старались, но школа никогда не снимет с ученика ярлык, который сома же ему и наклеила. И если с первого взгляда ситуация, которая сложилась у Пети Сапожникова казалась безвыходной, то это только на первый взгляд. Каждая советская семья знала, что наверстать то, что упустила школа за десять лет можно за один год с помощью репетиторов. Репетиторов, естественно надо было нанимать из того ВУЗа, куда следовало поступать ребёнку. Это было своеобразной гарантией того, что ребёнок поступит. Даже если репетитор и не сможет за год исправить все огрехи школьных преподавателей, он всё равно пропихнёт своего протеже в ВУЗ по другим каналам, (деньги же уплачены).
Затруднение вызывал русский язык и литература. В технических ВУЗах не было преподавателей по этим предметам. Правда этот предмет не был профилирующим, и по нему надо было получить всего тройку, но её всё равно получить было надо.
К добавлению к сказанному, следует отметить, что если в годы развитого социализма страна жила по правилам плановой экономики, то репетиторство, регулировалось исключительно рыночными рычагами. Помня о том, что уголовное законодательство преследовало этот вид деятельности, и доходы от него приписывал к нетрудовым, легко можно представить, во сколько родителям обходилась подготовка одного абитуриента.
— Короче, я всё подсчитал, — говорил отец на семейном совете. — Если платить целый год за физику и математику, то нам с горем пополам хватает.
— А русский? — спросила мать.
— На русский ничего не остаётся.
— Петя, ты же дружишь с вашим отличником? Неужели он тебе не может помочь?
— Ты кого имеешь в виду? — не понял Петя.
— А кого мне иметь в виду? Конечно твоего полного тёзку — он у вас один круглый отличник.
— Отличник он действительно круглый, но я бы не назвал его другом.
— Какая разница? Во всяком случае, вы не враги. Неужели ты не можешь попросить его научить тебя писать сочинение?
— Я даже не знаю, как это сделать…
— Я решу этот вопрос, — неожиданно сказал отец.
— Как решишь? У нас же больше не остаётся денег?
— Это моё дело. Я сказал, что решу этот вопрос, значит, я его решу.
Глава 3
Однофамильцу и тёске Пети Сапожникова, тоже Пете и естественно Сапожникову, как и почти всем ученикам того времени, тоже повесили ярлык. Правда, ярлык тот был совершенно другого качества. Петя был любимчиком. Как он им стал, мальчик не помнил. Он просто привык к своему статусу и уверовал в свою исключительность. Бывало, ученик пыхтит, старается у доски, а выдавить из себя кроме тройки ничего не может. Тогда учитель вызывает Петю, чтобы остальным урок преподать.
— А я ничего не учил, — ответит Петя, толи потому, что ему захотелось покапризничать, толи потому, чтобы показать всему классу свой уникальный статус.
— Да быть такого не может?! Вспомни…
И учитель вместо ученика начинал отвечать урок.
— Ну, вспомнил?
Ученик утвердительно кивал головой.
— А ты говоришь, что урока не знаешь! Давай дневник.
Петя подавал дневник и садился на место. Он даже не открывал его, чтобы посмотреть отметку. А зачем, разве и так не ясно? Зато одноклассники после урока окружали Петю и требовали показать отметку.
— Нет, вы только посмотрите, — возмущались они, — опять пятёрка!
— А вы сколько хотели? — самодовольно спрашивал Петя.
Вполне понятно, что прозвищем, которым наградил его коллектив — было "Везунчик".
Однако не стоит думать, что Везунчик получал свои пятёрки просто так. Он, как гладиатор сражался за свой статус и защищал его, как тигрица защищает своих малышей в момент опасности. Горе тому, кто хоть чуть-чуть, случайно, невзначай прикасался к этой святыне — он тут же становился врагом. И никакие смягчающие обстоятельства тогда не имели значения. Приговор выносился незамедлительно и не имел срока давности.
Однажды в класс пришёл новенький. Учитель математики имел неосторожность перед всем классом похвалить нового ученика и поставить его в пример. К сожалению, новый фаворит продержался не долго: на первой же контрольной он получил неуд за грязь, которую развёл в тетради. Ой, как он возмущался, как доказывал, что эта грязь не его! Все только смеялись над ним. Действительно, ну не учитель же навёл эту грязь в тетрадке ученика? Учитель, конечно, не наводил, однако читатель наверняка уже заподозрил кого-то кроме учителя. Заподозрил и оказался прав. Но что может читатель? Он же не в классе и даже не в школе: сидит, читает книжечку в своё удовольствие и ему абсолютно наплевать, что у новенького и по физике грязь и по литературе, а по английскому из тетрадки целый лист пропал и вышло так, что вроде ученик вообще никакой контрольной не делал — только число и заглавие написал. Тут, ясное дело, кроме единицы надеяться больше не на что. Больше всего всех раздражало, что новенький нагло врёт. Смотрит на учителя своими круглыми ангельскими глазами и нагло заявляет, что лист из его тетради кто-то вырвал. Нет, вы только подумайте — ляпнет такое, стоит и ждёт, чтобы учитель вроде как оправдался перед ним. Однако, оправдываться перед таким естественно никто не будет. Прилепили новенькому ярлык и дело с концом. Вскоре он не только за контрольные, но и за устные ответы неуды стал получать. Проучился ученик полгода, забрали его родители, да и перевели в другую школу. На том всё дело и закончилось.
Дело закончилось, да только не для Везунчика. Однажды староста класса задержался в школе. По каким делам он допоздна просидел в школе уже никто не знает, но возвращаясь домой, он заметил, что в учительской кто-то есть. Староста заглянул в дверь и увидел Везунчика, который рылся в тетрадях. На следующий день староста при всём классе рассказал о случившемся.
— У него ключ от учительской есть, — говорил он, — А мы не верили, новенькому, когда он говорил, что ему кто-то лист из тетрадки вырвал.
— А ты видел его в лицо? — спросил старосту кто-то.
— Нет, он ко мне спиной стоял. Но мне кажется, что это был… — староста посмотрел на Везунчика.
— Если кажется, креститься надо, — оборвал его тот. — Если есть доказательства — выкладывай, а если нет, то помалкивай себе в тряпочку. Если каждый будет говорить, что ему кажется, можно представить, что у нас начнётся.
