Халлгримур услышал всхлипы матери.
— Я так и думал. Лошадь я оставил у дороги. Ну, идем!
Они были уже совсем близко. Халлгримур и Бенедикт не могли рискнуть показаться им на глаза. Халлгримур мог только догадываться, как разозлятся родители, если увидят его. Мальчики прижались к земле, уткнувшись лицами в мох. Халлгримур поднял голову, лишь когда удостоверился в том, что родители ушли далеко.
— Бенни? О чем они говорили? Интересно, что такое «шлюха»?
Его друг не ответил. Он смотрел в сторону озера Свине, по его лицу струились слезы.
Четверг, 17 сентября 2009 года
Когда Харпа шла по Нордюрстрёнд к булочной, было еще темно. Она нашла там работу на несколько месяцев. Летом ей нравился этот путь, впереди сонно мигали огни пробуждающегося Рейкьявика, на востоке над горами всходило солнце, прокладывая золотистую дорожку через бухту. Но в то утро рассвет представлял собой лишь синевато-стальную полосу под тучами на горизонте. С моря тянуло холодным ветром. Зябко подергивая плечами, она предвкушала тот момент, когда вдохнет наконец теплый и такой приятный запах хлеба, извлеченного из печи пекарни.
Когда ее уволили из «Одинсбанка», Харпа провела два месяца в своего рода ступоре, сидя дома вместе с сыном. Но в конце концов поняла, что нужно найти работу. И подумала о булочной, ежедневно ею посещаемой. Там хорошо относились к ней, она была уверена в том, что ее возьмут, но решила попробовать найти что-то получше.
Однако ей не удалось осуществить эти свои надежды, поэтому после двух месяцев бесплодных поисков она обратилась к Дисе, владелице булочной. Диса была благосклонна, но непреклонна. Рабочих мест не было. И только тут Харпе стало все ясно. Во время креппы для таких, как она, работы нет. Никакой.
Куда она только не обращалась; лишь в конце июня Диса позвонила и сказала ей, что появилась вакансия и Харпа может ее занять. На новой работе все складывалось хорошо: к ней относились дружелюбно, давали возможность проводить время с Маркусом. Ее родители занимались внуком и рано утром водили его в детский сад. А она зарабатывала какие-то деньги, но их было слишком мало, чтобы выплачивать проценты по кредиту.
Харпа снова подумала об обстоятельствах смерти Оскара и Габриэля Орна. Внутри зашевелилось до боли знакомое беспокойство. Она остановилась. Повернулась лицом к ветру с моря. Сделала несколько глубоких вдохов. И заплакала.
Бьёрн. Нужно увидеться с Бьёрном. Он всегда встает рано и идет справляться о работе на каком-нибудь рыболовецком траулере. Харпа достала телефон и набрала его номер.
Бьёрн сразу же ответил.
— Привет, Харпа, как дела?
— Скверно. — Ей были хорошо слышны шум моторов и плеск волн. — Ты в море?
— Только что вышли. Что стряслось?
— Ты в курсе того, что Оскара Гуннарссона убили?
— Ты имеешь в виду банкира? Да. Ты знала его?
— Слегка.
— Он не из тех мерзавцев, что тебя уволили?
— Видимо, да. Только…
— Что «только»?
Харпа запнулась.
— Только это очень уж напоминает историю с Габриэлем Орном.
— Да. — В голосе Бьёрна звучало сочувствие. — Да. Я понимаю.
— Бьёрн? Неприятно просить тебя об этом, но не мог бы ты приехать ко мне?
— Это будет трудновато. Мы вернемся в гавань вечером, но завтра я собираюсь снова выйти в море на пару дней. Может, в воскресенье?
— Неужели не сможешь приехать сегодня поздно вечером? Мне очень нужно тебя видеть.
Путь от Грюндарфьордюра занимал два с половиной часа; правда, Бьёрн мог добраться до ее дома на мотоцикле гораздо быстрее. Но все-таки тащиться в Селтьярнарнес после целого дня в море было нелегко.
— Ладно, ладно. Я приеду. Поздно, но приеду.
— Спасибо, Бьёрн. — На глазах у нее навернулись слезы. — Ты мне очень нужен. Ты единственный, с кем я могу об этом поговорить.
— Слушай, Харпа, я понимаю. Поверь, понимаю. Увидимся вечером. Я позвоню тебе, когда выеду.
— Я люблю тебя, — поспешила заверить его Харпа.
— Я тебя тоже.
— Доброе утро, Магнус.
Бальдур ледяным тоном пригласил Магнуса к себе в кабинет. Два других детектива, Арни и Вигдис Эйдарсдоттир, были уже там.
Добиться, чтобы ему поручили заниматься этим делом, Магнусу оказалось очень легко. Самым трудным было набраться мужества и снова позвонить старшему инспектору Торкеллу.
Тот говорил деловым тоном, однако начал с упреков.
— Магнус, тебя пришлось ожидать дольше, чем можно было бы предположить.
— Прошу прощения, господин старший инспектор, — начал Магнус. — Понимаете, я выронил трубку, и…
— Я хочу, чтобы ты занялся делом Оскара Гуннарссона, — перебил его Торкелл.
— Отлично, — тут же согласился Магнус.
— Ты звонил по этому поводу, так?
— Мм… да. Да, по этому.
— Хорошо. Завтра утром, в восемь часов, тебя ждет в своем кабинете Бальдур. С директором полицейского колледжа я все улажу.
— Прекрасно. Спасибо.
Торкелл положил трубку, но Магнус успел услышать перед этим его смех. И почему-то решил, что он не будет хранить услышанное ранее в секрете.
Ну и черт с ним. Магнус бросил взгляд на Арни. Тот и не думал ухмыляться — видимо, просто ничего не слышал. Вигдис же был настоящим профессионалом, а потому не любил разносить сплетни. И вскоре станет ясно, насколько осведомлен Бальдур.
— Сегодня у вас несколько усталый вид, я прав? — заметил Бальдур с едва заметной улыбкой, как только увидел Магнуса. Он знал. Собственно, он даже не улыбнулся, у него лишь дернулся уголок тонкогубого рта. У Бальдура было длинное угрюмое лицо с высоким лбом. Он был далеко не первым шутником в столичной полиции.
— Я уже отдохнул, — бодро отрапортовал Магнус. Он старался поменьше думать об Ингилейф, все еще лежавшей в его постели, и побольше о порученном ему деле.
— Я вчера разговаривал с детективом лондонской полиции, — начал излагать ситуацию Бальдур. — Ее зовут, — он умолк и взглянул в свои записи, — Шарон Пайпер. На данной стадии у нее нет причин полагать, что тут есть исландский след. Это удивительно, если учесть, что англичане считают всех нас сворой террористов.
Бальдур имел в виду сформулированную в прошлом октябре британскую антитеррористическую законодательную инициативу, предусматривающую наложение ареста на лондонские активы одного из исландских банков. И теперь, почти год спустя, это было все еще достаточно актуально, особенно если принять во внимание спор из-за выплат банка «Айссейв».
— Сообщила ли она какие-то подробности случившегося? — спросил Магнус.
— Почти никаких, следствие только началось.
Говорил по-английски Бальдур неважно, а потому мог понять не все из того, что говорила Пайпер, подумал Магнус.
— Позвони ей сегодня, узнай, не нашла ли она чего-то нового.
Он продиктовал номер телефона, и Магнус записал его.
— Арни, Вигдис, что вы выяснили вчера вечером?
— На криминалистическом учете Оскар не состоит, — ответил Арни. — Я наводил справки в отделе расследования финансовых преступлений. По его делу ведет следствие специальный прокурор.
— В чем оно заключается?
— Биржевые спекуляции и мошенничество с ценными бумагами.
— И что это означает? — спросил Бальдур.
— Не знаю, — признался Арни. — Что-то связанное с предоставлением кредитов тем, кто покупал или продавал их акции.
Бальдур в отчаянии покачал головой.
— Вигдис?
Вигдис было примерно тридцать лет. Носила она белую майку баскетбольной команды «Кефлавик» и джинсы.
— Оскару тридцать девять лет. До прошлого октября он был директором «Одинсбанка». Кроме того, он приобрел крупный пакет акций через холдинг «ОБД инвестмент», зарегистрированный в Тортоле на Британских Виргинских островах. Как вам известно, он один из самых преуспевающих, бизнесменов, проворачивающих в интересах своих компаний всевозможные финансовые операции за границей.
— И из-за него мы все оказались в этом дерьме, — с желчной ухмылкой пробормотал Бальдур.
— Он пользовался большим уважением среди коллег-банкиров — во всяком случае, до того, как в прошлом году разразилась креппа. С тех пор почти все время жил в Лондоне. В прошлом ноябре вынужден был подать в отставку с должности директора «Одинсбанка».
Магнус заметил, что в папке, лежавшей перед Вигдис, есть фотография.
— Можно взглянуть? — спросил он.
Вигдис протянула ему снимок.
Приятной наружности мужчина с темными, небрежно зачесанными волосами уверенно взирал с фотографии. У него были большие карие глаза и крепкий подбородок с ямочкой. Выглядел он преуспевающим и общительным.
— Он женат? — спросил Бальдур. — Шарон Пайпер сказала, что у него была подружка, когда он погиб.
— В девяносто девятом году он женился на Камилле Симонардоттир, развелся в две тысячи четвертом, у него осталось двое детей. Успел также обзавестись русской подружкой. Это некая Таня Прохорова. Там была она?
