Александр Александрович, который до этого некоторое время стоял, глядя в пол, встрепенулся:
— Да, Леш, я же с тобой еще не говорил о деле…
* * *
— Ну, здорово… — уныло протянул Кошкин, когда мы с ним час спустя выходили из Дома творчества юных, — это что же получается? Нет, говорит, никаких стульев, и все.
Мой шеф успел уже привести себя в порядок — умылся, почистил костюмчик. О том, что он совсем недавно пережил покушение, напоминали только распухшие от удара губы и небольшая ссадина под глазом.
— Может быть, твой товарищ Никошкин уже успел здесь побывать до нас? — предположила я.
— Может, и так, — не стал спорить Александр Александрович, — но откуда ему известно, где искать стулья? И откуда ему известно, что я тоже знаю, где их искать?
— Ну, он мог просто выследить нас, — сказала я, вспомнив бандитский бежевый «Москвич», который я видела, когда мы ехали в этот Дом творчества.
— Ну да, тебя выследишь, — покосился на меня Кошкин, — хотя могли, конечно…
Мы спустились с крыльца и направились к машине.
— И вообще эти стулья могли попросту затыркать куда-то, — задумчиво произнес Кошкин, — сама ведь знаешь, в какой стране живем. Ну да ладно, Лешка обещал по накладным проверить, он проверит — исправный малый.
— Вы что, рассказали ему про стулья? — Я остановилась.
— Н-не все, — ответил Кошкин, — можно сказать, частично.
Я внимательно посмотрела на него.
— Да не догадается он! — с досадой произнес Александр Александрович. — Я ему сказал, что сдуру гарнитур свой продал, теперь опять собираю.
Я неопределенно хмыкнула.
— Не догадается он, — повторил Кошкин, — он «Двенадцать стульев» не читал. И фильм не видел.
Я спрашивал…
Пожав плечами, я двинулась к машине — до нее осталось несколько шагов.
И неожиданно остановилась. И остановила своего клиента, схватив его за рукав.
— Чего ты? — почему-то шепотом спросил он.
Я не ответила. До сих пор я ни в грош не ставила местных киллеров. Но эта парочка — Антоха Длинный и Алкаш… Они не похожи на обычных тупых отморозков, каких в провинциях обычно нанимают в киллеры. Что-то подсказывало мне, что недооценивать эту парочку опасно.
— Пойдемте. — Я отвела Кошкина к стене, где крыльцо, изгибаясь, образовывало как бы довольно широкое ущелье. В это вот «ущелье» мы и встали. Кошкин молчал.
Отковыряв от стены кусок цементного покрытия, я швырнула эту плиточку размером в ладонь прямо в кошкинский «Ситроен».
— Эй! Эй! — успел еще крикнуть Александр Александрович.
Наверное, он опасался/что я поцарапаю ему тачку. Зря опасался.
Когда мой снаряд коснулся покрытия автомобиля, тяжко громыхнул взрыв, и на месте «Ситроена» образовался гигантский костер. Обхватив голову Кошкина, я присела вместе с ним на корточки в спасительное «ущелье». По асфальту загремели упавшие уже с воздуха металлические части машины. Все.
Хвала моей интуиции! В который раз — хвала!
— Это чего? — растерянно произнес Кошкин, поднимаясь и медленно выбираясь из нашего убежища. — Как же это?..
— Вот так! — ответила я и, взяв его под руку, повлекла за собой по улице. — Пойдемте, пойдемте, сейчас милиция приедет, а мы… Зачем нам время с ними терять? Почта вон недалеко…
* * *
До почтамта мы так скоро не добрались. Пришлось сделать остановку в сквере напротив него.
Александру Александровичу, видите ли, стало немного нехорошо от пережитых волнений. Он возжелал посидеть на скамеечке и выкурить сигарету, дабы успокоиться.
Мы сели на скамеечку. Я дала ему сигарету.
Кошкин прикурил, и я заметила, как дрожат его пальцы. Что-то он сразу после покушения так не волновался. Может быть, его так расстроила потеря машины?
Я закурила сама. С нашей скамеечки было хорошо видно, как к дымящимся обломкам кошкинского «Ситроена» подъехала сначала машина пожарной службы, потом — милицейский «газик».
Люди в форме вышли из своих машин и столпились вокруг места взрыва. Что-то говорили, оживленно жестикулируя.
Несколько милиционеров поднялись на крыльцо к двери Дома творчества юных. Через несколько минут им открыл охранник Лешка.
— Что вы ему сказали? — спросила я у Кошкина, не переставая наблюдать.
— А-а? — отвлекся от своей сигареты Александр Александрович. Он совсем не смотрел туда. Думал о чем-то своем.
— Милиция, говорю, племянника вашего допрашивает.
— Да я его на этот счет уже проконсультировал, — отреагировал Кошкин, — «ничего не знаю, ничего не видел». Свидетелей-то не было, когда мы входили туда.
— Хорошо, — одобрила я.
Кошкин снова погрузился в тяжкие раздумья.
— Александр Александрович, — спросила я, — что вы знаете об этих ребятах — Длинном и Алкаше?
— Длинном и Алкаше? — переспросил Александр Александрович, неохотно отрываясь от своих размышлений. — Да так, в общем-то, совсем немного. Они же ведь дружки Никошкина. Я с ними никогда тесно не общался. Подозрительными они мне казались.
— А те парни, которых я на даче.., нейтрализовала? Это кто?
— Эти-то? — Кошкин презрительно поморщился. — Эти так, из местной шпаны. Мелкие сошки, как говорится. У нас ведь в провинции как — каждая шестерка мнит себя крутым бандитом. Вот и те — киллеры…
Я усмехнулась. Теперь-то, Александр Александрович, можно и попрезирать этих ребят. А вчера небось вы бы так отзываться о них не стали. Чуть в штаны не наделали.
— А что вы вспомните о нашей сладкой парочке, Длинном и Алкаше? — вернулась я к начальной теме нашего разговора.
— Ну, Антоха Длинный, он, насколько я знаю, из здешних, — начал Кошкин, — вроде бы с головой парень, не чета местным браткам, у которых что тут, — он постучал костяшками пальцев сначала себе по затылку, потом по спинке скамейке, — что тут. Сначала одиночкой бегал. Потом вот к Никошкину прибился. Никогда я этой дружбы не понимал, — мой клиент немного помолчал и добавил:
— Сейчас, конечно, понял.
— А что насчет Алкаша? — поинтересовалась я. — Он тоже здешний?
— Н-нет, — не совсем уверенно ответил Кошкин, — по-моему, нет. Я слышал, что он долгое время жил в Москве. То ли работал, то ли учился…
Так-так, это уже интересно.
— А вообще-то Алкаш в нашем городе считается одним из самых крутых, — продолжал Кошкин.
— Если он такой крутой, почему тогда выполняет такую подсобную работу? — задала я резонный вопрос. — У теневого коммерсанта на побегушках.
— А-а! — хрипло засмеялся Александр Александрович. — Хитрый он, потому и не высовывается. Я так думаю. Бабок ему и так хватает, за рисковые дела они с Никошкиным не берутся. Идут только на верняк.
— Поня-ятно, — протянула я, хотя мне далеко не все было понятно.
Кошкин сделал последнюю затяжку и, растоптав окурок ногой, решительно поднялся. Ого, кажется, свою минутную слабость он преодолел. Холоден, так сказать, и готов к действиям.
— Ну что? — посмотрел он на меня. — Попробуем на почтамте?
— Попробуем, — пожала я плечами.
Давно пора, нечего рассиживаться на скамеечках, нервы свои расшатавшиеся успокаивать. Полдня уже прошло, а мы так ничего и не раскопали.
Никакого, как говорится, ощутимого результата.
Если, конечно, не считать за ощутимый результат несколько синяков и взорванный автомобиль.
Дверь в здание районного почтового отделения была заперта. На дверной ручке болталась захватанная руками табличка «Учет», оставшаяся, наверное, еще с советских времен.
Вот черт! Ну просто какое-то тотальное невезение. Чего им там учитывать-то? Марки с конвертами?
Кошкин что-то раздраженно проворчал и довольно громко постучал кулаком по стеклу в двери. Минуты через две в окошечке показалось испуганное девчоночье личико, сплошь покрытое угревой сыпью. Две тоненькие косички напоминали опущенные рога троллейбуса. Наверное, школу только закончила. Самостоятельную жизнь начинает. Хотя какая там самостоятельная жизнь с такой-то физиономией?
— Не ..ботаем, ..визия, — донеслось до нас через толстое запыленное стекло.
Прыщавая мордашка исчезла.
— Ревизия, — догадался Александр Александрович, — сейчас я вам покажу ревизию. Я вам такую ревизию наведу, что…
Я с удивлением посмотрела на внезапно раздухарившегося клиента. Чего это он? Сказывается нервное потрясение последних дней?
Кошкин снова забарабанил по стеклу. На этот раз появившаяся в окошке девчоночка испуганной не выглядела: сзади нее маячил охранник — здоровенный такой лоб.
— Что вам? — с раздражением, которое я почувствовала даже сквозь толстое стекло, спросила она.
Александр Александрович вытащил из внутреннего кармана пиджака какую-то красную корочку и, едва развернув, мельком показал.
Охранник тут же исчез. У девчонки снова вытянулось прыщавое лицо. Прокричав нам, что сейчас сбегает за ключом, она исчезла.