Мы простились, едва коснувшись ладонями. Я быстро нырнула в темный подъезд, ожидая за спиной его торопливые, догоняющие шаги. С площадки первого этажа я выглянула вниз — в голубоватом свечении единственного фонаря белела спина быстро удаляющегося Аркадия.
Он позвонил только через неделю, хотя уже на следующее утро после нашего знакомства телефон стал объектом моего пристального внимания. Принимая душ, я оставляла дверь открытой, чтобы успеть выскочить к стоящему в «гостиной» телефону, а вечерами умоляла маму побыстрее сворачивать свои деловые переговоры. Но, как назло, ей приходилось по часу сверять с корректором какие-то гранки и рыться в словарях, выискивая правописание никому не известных терминов. Мама работала в издательстве технической энциклопедии и, как всегда, набирала для редактирования кучу самых экзотических статей. И все-таки он дозвонился, нашел!
— Слава, попытайся меня вспомнить. Это самоуверенный Грегори Пек. Здесь намечаются небольшие посиделки служителей Фемиды. Я обещал пригласить психолога. Многие наши ребята, по-моему, далеко не так здоровы… У юристов, как известно, «крыша» — слабое место.
Я поняла, что он намекал на основоположника нашего государства. Еще поедая ленинградское мороженое, мы обнаружили единство своих политических платформ, основанных на базе воинствующего диссидентства.
— Прошу тебя, постарайся найти время между подрывом идеологической работы в вузе и опекой упрятанных в психушку правозащитников…
Я ликовала, — Аркадий запомнил все, о чем мы болтали прошлый раз. Он говорил быстро, торопясь выложить все сразу и получить согласие. Все заготовленные мною заранее иронические реплики и обидные слова улетучились. Моя уничижительная насмешливость и, главное, небрежный, но гордый отказ оказались невостребованными, потому что голос сам собой произнес: «А когда состоится торжество? В субботу я, кажется, свободна».
И вот теперь он сидел передо мной в кресле каюты люкс, закинув нога на ногу, покачивая в изящной руке фужер с шампанским и насмешливо приглядывался:
— Так что, выпьем на брудершафт или будем продолжать соблюдать конспирацию?
— Когда Ася рассказала мне про А. Р. - некоего сногсшибательного поклонника, я не сразу поняла, что речь идет о тебе. Догадалась только в Одессе, сопоставив кое-какие факты. Но не хотела портить Аське настроение своим рассказом о прошлом… Давай, оставим лучше все как есть? Ведь не так уж и сложно сохранить дистанцию. Осталось два дня. — Я села в кресло напротив, взяла бокал и не стала запахивать соскользнувший с коленей шелк.
— Тогда просто выпьем за нас. Ты стала потрясающей женщиной. Гран при! — В тоне Аркадия мелькнула ирония. — «Венец Славы», но не на моей голове…
— У тебя и так целая коллекция «кубков» — «золотые медали» по жизненному многоборью — победитель в труде, финансовом преуспевании и в личной жизни…
— Рита умерла… Ведь мы тогда все-таки поженились и ссорились целых семь лет. А потом оказалось, что у жены редчайшее заболевание крови. Она уходила целых три года и очень трудно…
— Прости… Я её и видела-то один раз. Но очень долго ревновала… Не могла вообразить, что все сложилось так нелепо…
— Не стоит извиняться. Прошло столько лет. У меня много всего было и зачастую весьма приятного. Можно сказать, успел взять от жизни свое. Да ещё и не собираюсь сдаваться.
— Ася только кажется легкомысленной… Она добрая и очень порядочный человек. Все её ошибки, ну… не слишком удачно сложившаяся жизнь, от того, что она уж слишком женщина…
— Это не бывает слишком. — Серьезно возразил Аркадий и мне послышался в его тоне упрек. — В этом плане — лучше перебрать, чем недобрать. И у неё редкое, заразительное жизнелюбие… Ведь с этим нынче — дефицит, доктор? — нынче отмечается несовместимость чувства социального оптимизма и умения мыслить. Вроде дурачкам веселиться проще. Ассоль — умница, и от этого любит жизнь. Вы вроде бы собрались провести вместе этот вечер? Мне кажется, Ася тебя ждет.
Аркадий нехотя поднялся.
— Я знаю, что должен сейчас уйти. Иначе уйти будет очень трудно. Боюсь наговорить лишнего… Только вот что, Слава, — тогда все вышло не так, как я хотел… Смешно признаться — судьба меня переиграла… Но больше я не подставлял ей спину, поверь, взял за горло вот этими самыми руками!
Меня удивило, что, сжавшись, изящная кисть Аркадия превратилась в крепкий, как из стали отлитый кулак. Аж костяшки побелели. Может, он занимается карате, — я бы не удивилась, если такой кулак пробил бы кирпичную стену. Аркадий повзрослел, а красноватый загар придавал его утонченному облику некую притягательную грубоватую мужественность.
— Я целый год была уверена, что ты — моя первая и единственная любовь… А потом — прошло… Когда увидела тебя здесь, на теплоходе, ничего не дрогнуло и само собой вырвалось «вы».
— Разумеется, разумеется. — Он взялся за ручку двери, но вдруг легким пассом поддел валяющийся на ковре апельсин. Поймав его, стал подбрасывать в руке.
— Ты отлично держалась все эти дни, госпожа Баташова… Никому и в голову не пришло бы…
— А ты так ни разу и не назвал меня по имени.
— Просто чертовщина какая-то! — Нахмурился Аркадий. — Ну, не могу, и все тут! Как пароль какой-то. — Он приоткрыл дверь и с силой швырнул оранжевый мячик за борт. — Кажется, скажу «Слава!», и все сразу поймут про нас все…
Я поднялась и заперла захлопнувшуюся за А. Р. дверь.
Лежа в темноте, я вновь вспоминала нашу историю, которую не раз «прокручивала» в памяти, раздумывая, а что, собственно, это было? В зависимости от момента и настроения, ответы получались разные. Вначале выходило, что встреча с Аркадием была тем самым единственным шансом, дающим женщине привилегию считать себя избранницей Фортуны. Но постепенно, со временем, складывалась иная концепция: пустячок, раздутый жадной до сантиментов девической фантазией.
В субботу во всем блеске своего очарования я прибыла на вечеринку Аркадия, оказавшуюся днем его рождения. 15 августа — именно в этот день подданные чествовали императора Наполеона, а друзья — Аркадия Тайцева. Было шумно и душно. Когда я пришла, огромную старую квартиру в переулке возле Чистых прудов переполняла музыка и запах пирогов, выплескиваясь в открытые окна.
Как выяснилось потом, «предки» Аркадия сбежали на дачу, а тетя мура славная такая «Арина Родионовна», нянчившая Аркашу с пеленок, приготовила чудесный стол и пирожков напекла прорву. Крохотных, слоеных, с мясом, капустой, изюмом — я таких и не видела.
Я вообще не видела ещё подобных квартир. Только в кино. И то — из жизни дореволюционной интеллигенции. Книги, книги до самых лепных потолков, люстры с гроздьями матовых плафонов и хрустальных висюлек, бронзовые лампы под затейливыми старой кропотливой работы абажурами, картины, вазы, музейный фарфор в угловом изящном шкафчике. И запах, и свет, и какие-то мелочи — рамочки с фото, подсвечники, салфетки с вышитой монограммой — все было невзаправдашним, не из нашей нынешней стандартизированной жизни, где самые бойкие способности никак не могут удовлетворить робкие потребности.
— Это — Слава! — Объявил с порога Аркадий, выключив магнитофон. А затем ударил ручкой ножа по бронзовому диску. Густой гул установил тишину. — Повторяю, друзья, вы видите перед собой Славу. Владислава — психолог, умница и вообще — красивая женщина.
Я почувствовала. что заливаюсь краской под любопытными взглядами компании. Но тут ко мне подошла тетя Мура и со словами «Руки-то помыть хотите, деточка?» увела меня в ванную. Здесь в овальном зеркале какого-то старомодного, дворцового фасона, я увидела свое лицо с пунцовыми от внутреннего жара щеками и серыми глазами, глядящими настороженно-выжидающе из-под низкой бронзовой челки. Я стриглась под Мирей Матье и чуть подкрашивала волосы хной. Блестящий шлем тяжелых, всегда идеально уложенных волос почти скрывал лицо. Только мягкие, розовые, приоткрытые от удивления губы и яблочный румянец на скулах могли бы дополнить портрет художника-моменталиста.
Сердце колотилось радостно и взволнованно, как перед выходом на сцену. Сгустившаяся предгрозовая атмосфера праздника обещала разразиться ливнем чудесных неожиданностей. Так бывает — какое-то шестое чувство обводит деть или час красной рамочкой, заявляя о том, что он станет особой вехой в твоем жизненном календаре.
— Ой, простите, я думал здесь свободно! — В ванну на мгновение заглянул некто в клетчатой рубашке и тут же смущенно скрылся. Я заметила лишь упавший на лоб русый чуб и широченные плечи, обтянутые «ковбойкой».
Когда стали рассаживаться за огромный овальный стол, я оказалась соседкой «ковбоя». По левую руку от меня сидела веселая, хорошенькая девушка, назвавшаяся Мариной, сестрой юбиляра. Гости с хищным интересом разглядывали красочное изобилие представленных блюд. В августе всегда получается яркий стол — много зелени, чудесных овощей. Но здесь были и розовая семга, и нежная осетрина, и какие-то языки-карбонаты-грудинки-рулеты, и вазочки с красной икрой, и трехъярусные хрустальные вазы, заполненные разными сортами муриных пирожков.
