— Грета, как дела? Ты давно не звонила. Не писала. Мы с Ильей переживаем. Это хорошо, что ты сейчас скупаешь недвижимость, поверь мне, в Болгарии она скоро поднимется в цене. Вот переживем кризис — и купим часть побережья в районе Созопола. Я знаю также, что англичане, уставшие от своих дождей и туманов, тоже скупают домишки в деревнях. Но меня интересует другая сторона твоей жизни… — Голос его звучал встревоженно, но был по-прежнему мягким, родным. — Ты счастлива?
— Да, папа… — промямлила я, не найдя в себе сил ответить бойко, весело, как и подобает влюбленной и любимой новобрачной.
— Понятно. Грета, ты знаешь, я никогда не давил на тебя, ты всегда шла своей дорогой. Но твой Джорджи — бездельник и бабник! Я навел справки. Вот не хотел этого делать, но все равно — не выдержал. Возможно, тебе об этом больно слушать, но два года тому назад он жил с одной французской подданной, ее звали Мари Аньес, она была старше его почти на пятнадцать лет… Так вот. Он прожил с ней в Тулузе около полугода, обобрал ее до нитки и исчез, бросив ее беременной. Это в ее-то возрасте! Еще. У тебя есть свекровь. В свое время на нее было заведено уголовное дело, ее подозревали в убийстве ее мужа…
Я, слушая папин голос, ловила себя на мысли, что подобная информация обычно «подается» в конце какого-нибудь криминального романа, главной героиней которого я сейчас и являлась. А тут — полное разрушение конструкции сюжета! И мне, как незыблемую данность, преподносят на блюдечке преступницу — свекровь.
— И что, это действительно она его убила? Кажется, он умер на операционном столе. Не знаю, чем он болел.
— Она была признана душевнобольной, провела восемь месяцев в психиатрической клинике, после чего ее отпустили. Вроде бы она поправилась, — сказал он.
— И ты, зная обо всем этом, молчал?!
— Я узнал все это всего лишь пятнадцать минут тому назад. Пока тебе дозвонился… — словно оправдывался мой папа. Я была потрясена. — А раньше я не занимался этим вопросом потому, что мне и в голову не могло прийти, что ты, ты — моя дочь, — можешь вляпаться в такое… семейство!
— Что натолкнуло тебя на мысль навести справки о моем муже и свекрови?
— Твое молчание, — коротко ответил он, и я услышала, как он вздохнул там, в Москве. — И еще — твой тон. Я же твой отец, я знаю тебя как облупленную! Я знаю твой голос, когда ты бываешь счастлива, и знаю, как он дрожит, когда тебе совсем плохо. К тебе отправить Илью? Вот, он буквально рвет из рук трубку…
— Привет, сестренка! — закричал брат.
И тут я разрыдалась.
— Ты что? Совсем уж плохо? Возвращайся! Сделаешь наш любимый с отцом омлет с клубникой. А если серьезно, то вали оттуда, все бросай и приезжай… Поедем охотиться на львов!
— Я приеду, но только не сейчас.
— Хочешь привести все дела в порядок? Развестись? Я могу помочь тебе в этом.
Мне захотелось крикнуть в трубку: «Папа, Илья, меня собираются убить! Увезите меня отсюда!» Хотелось, но я не крикнула. Я покину эту страну только после того, как куплю здесь ту чудесную виллу в Краневе! Но куплю я ее, уже будучи свободной.
— Скоро Рождество… У меня есть подруга, думаю, я отмечу праздники вместе с ней, за городом. Потом она поможет мне с разводом, у нее хорошие связи. Вот тогда я и вернусь. Правильно ты говоришь — я хочу сперва закончить все свои дела.
— Обещай в следующий раз знакомить нас со своими мужьями. — Я почти воочию увидела, как Илья грозит мне пальцем. — Договорились?
— Хорошо. Папу мне дай!
— Грета, я буду тебе звонить, — сказал отец.
— Слушать мой голос?
— Не только. Я соскучился! К тебе я не приеду — не хочу. Боюсь, что пришибу этого твоего Джорджи… А с Магдаленой этой… будь поосторожнее. У нее с головой не все в порядке, сказал же. Ты бросила курить?
— Нет, — честно призналась я. — Еще больше курю, чем в Москве. Па, здесь все пьют кофе и курят. Прямо образ жизни. Вот и я оболгарилась.
— Это не только в Болгарии. Я вот вернулся недавно из Германии, так там — та же картина. Кстати, я купил тебе плед. Белый, шерстяной. Как ты хотела. Возвращайся, зарывайся в свою теплую норку и приходи уже в себя… А Илья накупил тебе разных платьев и штанов. Привез из Парижа. Звучит, конечно, пошловато, но платья все — летние, в цветах, с пышными юбками. Ты же у меня такая красавица! Будь моя воля — ни за что бы не отдал тебя замуж. А ты вон вышла замуж и даже на свадьбу не позвала…
— Так не было же ее…
— Да я знаю, знаю… Будем считать, что это у тебя случилась репетиция супружеской жизни. Теперь ты хотя бы узнала, чего не надо делать и каких мужиков следует посылать сразу…
— Постой… А как же та женщина? Француженка?
— Она родила мальчика. Очень красивого.
— Господи, откуда ты знаешь-то?!
— Мне прислали его фотку, по электронке! Я направлял в Тулузу одного своего человека, он встречался с Мари. Она много чего рассказала про твоего Джорджи!
— Плохого? — спросила я упавшим голосом. Я старалась говорить тихо, поскольку в кафе было не так уж много посетителей.
— Она была влюблена в него. Как и ты. И это — главное. Думаю, что она до сих пор его любит. И нисколько не жалеет, что содержала его, истратила на него все свои деньги.
— Па, я тут кое-что задумала… Потом объясню. Жди моего звонка и… постарайся меня понять.
«Па, забери меня отсюда!!!»
* * *
Смысл и суть того, что произошло со мной на самом деле, дошли до меня лишь после разговора с отцом и братом.
Я заказала еще кофе и бутерброд, понимая — чтобы реально претворить свой план в жизнь, осуществить свою месть этим заговорщикам, мне понадобятся силы. Но даже после съеденного бутерброда сил у меня не прибавилось. Я сидела за столиком, и мне казалось, что я только за последние пару часов похудела килограммов на двадцать. Из своих пятидесяти. Колени дрожали, а где-то глубоко в груди застрял острый кол. Чувство, знакомое многим, кого постигло разочарование, кто не знает, как ему жить дальше. Когда рушится жизнь, и ты видишь, как падают с неба ее хрупкие обломки.
Вечером в это заведение с оранжевыми стенами, пальмами в кадках, запотевшими стеклянными стенами и малиновыми кожаными диванами набивается много посетителей. Те, кто победнее, заказывают маленькие круглые картофелинки «чоли», посыпанные укропом, и какао, которое здесь называется «горячий шоколад». Кто побогаче — пьют ракию, тяжелые алкогольные коктейли и берут «мезе» — сборную закуску из тоненько настроганной сухой колбаски «суджук», ветчины и соленостей.
Рядом со мной расположилось целое семейство цыган с мамашей во главе, черноглазой, худенькой, крикливой женщиной в черной искусственной шубе и с сигаретой в прокуренных зубах. Они никак не могли сделать заказ, и официантка нервничала, боясь запутаться, сколько им принести порций кофе и сколько пирожных.
За окном свирепствовала фиолетовая метель, по толстым стеклам соскальзывали вниз густые, серые, похожие на мокрый сахар горсти талого снега.
Я не представляла себе, куда мне податься. Мысли снова и снова возвращались к Райне. Я могла бы ей позвонить и попросить помочь, подсказать, как мне поступить. В моей памяти закрепилась эта очень умная, хваткая и практичная девушка. С другой стороны, то, что я задумала, тоже попахивало криминалом, а потому эта девушка могла подставить и сдать меня в любую минуту. Вот так я рассуждала тогда — и испытывала при этом чувство облегчения от того, что мне теперь не придется ни перед кем отчитываться в своих планах.
Итак! Мне требовался труп. Труп молодой девушки, на который я бы надела свою одежду и украшения. Джорджи со своей матерью с радостью его опознают. И машина завертится.
Стоп! Прокрутив в голове возможность оформления своей страховки, я же так ничего и не предприняла… Полагаю, я правильно сделала, поскольку в самое ближайшее время, затеяв разговор о страховке, я насторожила бы своих родственничков.
Я вышла из кафе и сразу же нырнула в первый попавшийся магазин, где купила шерстяной длинный шарф и обмотала им грудь и горло. Потом узкими, круто спускавшимися вниз улочками и переулками я добралась до дома и, увидев на парковке свой покрытый толстым слоем мокрого снега красный «Ситроен», села в него и задумалась. В любую минуту здесь мог появиться мой муж с ножом, чтобы перерезать тормозные шланги. Хотя надо не знать Джорджи, чтобы предположить, что он способен в такую непогоду вообще выйти из дома! Наверняка они с мамашей сейчас ужинают вдвоем, расположившись в уютной кухне, купленной в соседнем магазинчике курицей гриль и салатом из перцев. И думают-гадают — куда я запропастилась? Вообще-то за то короткое время, что мы с Джорджи прожили вместе, я успела его приучить к тому, что время от времени я совершаю длительные пешие прогулки по городу. Но сейчас, в такую непогоду, когда даже бездомных собак впускают погреться в теплые подъезды домов или в подсобки кафешек, предположить, что я гуляю… не совсем же они сошли с ума! Но думаю, им хорошо вдвоем, без меня, и, похрустывая куриными косточками, они сладко мечтают о том, как лишат меня жизни, каким образом отправят меня на тот свет.
