Смех у него был неприятный, иногда клокочущий, сипяще-булькающий, а иной раз металлически-скребущий, как железом по стеклу. Хотелось, чтобы он заткнулся.
— Чья работа?
— Юрки… тьфу! — осекшись, сплюнул Файдыш. — Юркие мы люди, фулюганы… Я писал.
— Графологи проверят, — «не заметил» оговорки Климов и спрятал конверт. — Чего уж проще.
Скулы Файдыша покрылись желтизной.
— Давай, шустри, — он покачал ногой. — Не первая отсидка, не загнусь.
Ему привычней было изъясняться на жаргоне.
Климов оценил его тактику. Тот, кто на первый взгляд бесцельно уклончив, всегда имеет четко осознанное и вполне конкретное намерение. Говоря нормальным, обиходным языком, Файдышу труднее было удержать в себе правдивые ответы. Искаженная речь легко извращает и мысль. Но, как бы там ни было, Климов искал и находил все новые и новые доказательства того, что Файдыш причастен к угону «шестерок», а возможно, и к убийству.
Тимонин допросил Рудяка, и тот показал, что две предпоследние «тачки» он прятал в зоне аэропорта, в одном из заброшенных ангаров. Поди, найди их! Ни за что не сыщешь. Куда девалась малахитово-зеленая, седьмая, он не знал. У Сячина, наверное. Он ее присвоил. Как главарь и вдохновитель.
Проведя наедине с Файдышем три с половиной часа, Климов решил прервать допрос и отправил арестованного в камеру.
— Сы-па-сипа, начальник, — ернически имитируя восточную речь, ощерился тот и прижал руки к груди. Климов простил ему такую вольность. С ним еще сегодня побеседует Тимонин.
После обеда позвонил Гульнов.
— Бицуев в Караганде.
— Невеста сообщила?
— Она, милая.
Андрей вернулся из Караганды с Бицуевым.
Когда они вошли, Климов мазнул ладонью по столу, сдул крошки хлеба. С того момента, как приступили к обезвреживанию банды, он практически не ночевал дома и, естественно, обжился в кабинете.
Пейте кефир и не забывайте про чеснок — и доживете до ста лет. Вот железный лозунг человека, выпавшего из семейной колеи.
У Бицуева был жалкий, подавленный вид. Он медленно провел по лбу рукой, от одного виска к другому, потом еще раз, собирал кожу в складки, и, не поднимая глаз, начал давать показания.
Гладко выбритый, пахнущий хорошим одеколоном, он говорил о нападениях на гаражи так, словно речь шла о мальчишеских набегах на соседские сады. Заботясь о точности выражений, растягивал слова и фразы. Видно было, что про себя он давно решил говорить правду. Его ответы отличались ясностью. Участвовал? Да. Где? Там-то. Единственно, что вызывало заминку, это числа. Дни помнил, а числа нет. Да оно и понятно: он собирался жить, а не давать показания.
Климов нащупал у себя в кармане скрепку, попробовал, как гнется. Со слов Бицуева выходило, что на стрелковый клуб напали Сячин с Файдышем. Сячин выточил кастет, а Файдыш сделал нож. Кинжал с наборной ручкой. Перед нападением оделись нарочно приметно: Сячин натянул на себя тельняшку, а Файдыш — клетчатые брюки. Стибрил в каком-то дворе, висели на веревке. В ту же ночь они пытались раздобыть оружие в университете.
— А кто украл баллоны с закисью азота?
— Я не знаю.
— Из городской больницы?
— Чес-слово… это не при мне.
— А вы где были?
— Там, где меня взяли.
— В командировке, что ли? — усмехнулся Климов и намотал на палец разогнутую в проволоку скрепку.
Бицуев скривился.
— Не по мне все это было. А когда он попытался… ну… — в голосе его послышались негодование и стыд, — в общем, он невесту мою, эту, вы еще тогда записывали ее адрес, чуть не изнасиловал… мы с ним подрались.
— Он — это Рудяк?
— Нет, Файдыш.
Климов нахмурился. Позже, анализируя привычки и характеры Бицуева и его двоюродного братца, он придет к выводу, что они должны были поссориться, поссориться смертельно.
— Невеста нам об этом не сказала.
— Кому охота? — пожал плечами Бицуев. — Замуж собиралась.
Климов смотал с пальца скрепочную проволоку, согнул ее в кольцо, подбросил на ладони.
— Ружье ты стащил?
— Рудяк.
— А пистолет?
— Сячин сказал, что выменял его на ящик водки.
— У кого?
— У чабанов каких-то.
— Вальтер?
— Да.
— Вы из него стреляли?
— Нет. Патронов мало.
— Сколько их у Сячина?
— Штук шесть, а может, семь. Точно не знаю.
— Скажи-ка, Юра, а кассиршу…
Бицуев резко мотнул головой.
— Сяча убил.
Климов отложил в сторонку скрепочное кольцо, включил магнитофон.
— Давай-ка поподробнее.
Бицуев сник. Сидел понурившись, часто облизывал губы, и в этом облизывании было что-то глупо-животное, отталкивающее своим утробным проявлением страха. Во всем облике читался ужас перед камерой и неизбежным наказанием. Потом заговорил, трудно и медленно выталкивая из себя слова.
Основной целью Сячина было нападение на банк, завладение огромной суммой денег. Для этого они все вместе, вооруженные обрезом, пистолетом и дубинкой, разъезжали по городу, изучали маршруты банковских машин, время инкассации, пути обеспечения безопасности при нападении и после ограбления. При поездках пользовались гримом, наклеивали бороды, усы, рядились в яркие одежды. Было намечено шесть мест. Общая схема нападений выглядела так, как это и предполагали Климов с Андреем. К магазину «универсам» приезжали несколько раз. Были готовы.
— Но там же людно? — сказал Климов.
Бицуев кивнул.
— Я тоже это говорил, но Сячин усмехался. Людно, да не очень. И потом, — Бицуев как-то упрямо посмотрел на Климова, — что может человек с авоськой против пистолета и обреза? Ничего. Два спаренных ствола, картечь в патронах… Людей там можно было положить с десяток. Кто же сунется? Старушка с палочкой? Пенсионер с медалькой?
— Убедил, — согласился с ним Климов.
Бицуев продолжал. После всевозможных прикидок, Сячин выбрал пятачок у ресторана «Чайка». Накануне Файдыш выкрутил пробки уличного освещения, но план осуществить не удалось: в момент приезда инкассаторов около ресторана остановился автобус, из которого стали выходить спортсмены, затем подъехали две «Волги».
«А это уже мы работали», — с удовлетворением отметил Климов и намекнул, что ничего случайно не бывает. Особенно, у нас.
Показания сына Грабаря свидетельствовали о том, что ограбление готовилось с предельной тщательностью, исключающей возможность провала. При малейшем сомнении операция откладывалась. Дальнейшие наблюдения привели Сячина к мысли, что на инкассаторов лучше напасть в конце маршрута, у кинотеатра «Космос». Один из охранников возвращался с очень крупной суммой денег. Судя по мешку, который он тащил с явным усилием, денег было под завязку. Тысяч триста. Но тут маршруты инкассаторов стали меняться, охрана усилилась. Чтобы не сидеть без дела, Сячин убил свою знакомую, работавшую в курортторге.
— Кассиршу?
— Да.
Подошли к самому главному. Климов посмотрел, пишет ли магнитофон, и, убедившись, что тот работает исправно, задал протокольный вопрос:
— Скажите, Бицуев, кто совершил убийство кассира Ляхиной?
— Сячин.
— Как это все происходило?
— Он сказал, что неожиданно, — облизнул губы Бицуев. — Мы знали, денег в кассе мало, не хотелось рисковать, а он решился. И пригласил с собою Файдыша.
— А почему не Рудяка?
— Он ее сделал в свое время женщиной.
— Рудяк?
— Нет, Файдыш.
— Она ему симпатизировала?
-Да.
— Ну-ну, — видя, что Бицуев замолчал, поторопил его Климов.. — Я слушаю.
Бицуев потер лоб.
— Меня там не было. Это они рассказывали.
