– А по ее мнению? – поинтересовалась она.
– Она, конечно, так не считала и очень изводила меня требованиями продолжить наши отношения. Мне стоило огромных трудов убедить ее, что мы не созданы друг для друга.
– Вам это удалось?
– Я считал, что да.
– А сейчас?
– А сейчас, после того, что произошло, я не знаю… Два месяца назад я серьезно поговорил с ней. Расставил, так сказать, все точки над i. Она устроила мне бурную сцену со слезами и упреками, но потом успокоилась и согласилась со мной.
Володя говорил спокойно и уверено, легко подбирая слова, точно он несколько раз отрепетировал свои ответы.
«Впрочем, так оно и есть, – подумала Вершинина, – он отвечает на них уже не в первый раз и успел хорошенько обдумать и запомнить свои права». Вообще, он производил впечатление очень неглупого, с претензиями, парня, что в принципе, соответствовало рассказу о нем Василия Васильевича. Нельзя сказать, что он понравился Вершининой, но версия о причастности казалось ей все менее и менее вероятной – слишком он был умен и осторожен для этого.
«А может быть, идея Алискера не так уж фантастична?» – подумалось ей.
– Значит, после вашего серьезного разговора, Светлана оставила вас в покое? Я правильно поняла?
– Да, во всяком случае, я тогда так подумал. Она перестала звонить, не приходила ко мне. Ни я, ни наши общие знакомые ничего о ней не слышали. То есть, она как бы полностью ушла из моей жизни. Я даже начал забывать о ней. А тут такое…
Он умолк, потерянно глядя на Вершинину.
– Теперь обратимся к событиям прошедшей ночи, – произнесла Валандра.
При этих словах Зубов напрягся побледнел еще сильнее.
– Вы утверждаете, что вас не было в квартире всю ночь и вы не знаете, как туда попала Светлана, правильно?
– Да, это так. Я понятия не имею, как ей это удалось.
– Тогда скажите, где вы провели эту ночь.
Зубов поерзал на стуле.
– Я… я не могу вам этого сказать. Дело в том, что это не моя тайна. Я просто не имею права раскрывать ее.
– Детский сад! – вскипела Валандра. – Вы что, не понимаете, что речь идет об убийстве, совершенном в вашей квартире, и вы являетесь главным подозреваемым. Под угрозой ваша свобода, а вы тут лопочете о каких-то тайнах!
Зубов упрямо молчал. Потом решительно произнес:
– Я не могу сказать вам этого. Понимаете, от этого зависит спокойствие и благополучие человека, женщины…
– Вы намекаете, что не хотите компрометировать даму? – Валандра подняла брови.
Володя кивнул, опустив глаза.
– Весьма похвально и благородно. Алискер, посмотри на этого рыцаря. Ради чести прекрасной дамы он готов пожертвовать своей свободой.
Раздражение Вершининой возрастало.
– Вы можете смеяться надо мной. Но я ничего не могу сказать вам об этом.
– Что ж, если вы так решительно настроены, воля ваша. Я не буду больше настаивать. По-моему, у вас достаточно собственного ума, чтобы понять, чем вы рискуете.
Зубов снова кивнул в знак согласия.
– Я могу сказать только одно – наконец, заговорил он, – я не причастен к этому убийству и я не знаю, как Света оказалась в нашей квартире.
– Хорошо. Давайте поговорим о напитке, найденном у вас, который, по всей видимости, и стал причиной смерти Сергеевой. Надеюсь, об этом вы можете говорить?
– Могу, но я не знаю, что сказать об этом. Когда следователь заявил мне об этой бутылке, для меня это была полнейшая неожиданность. Я не знаю, как она оказалась в моей квартире.
– Ага, – кивнула Вершинина, – то же, что и со Светланой: ничего не видел, ничего не знаю. С вами, молодой человек, очень трудно иметь дело. У меня складывается впечатление, что вы сами не хотите помочь себе.
– Я не виновен, и точка. Я не обязан это доказывать.
– А кто же обязан?
– Вы! И следствие! Закон должен охранять мои права. Я не совершал ничего противоправного, значит, я не должен оправдываться.
Вершинина боролась с желанием подняться и отхлестать по щекам этого самонадеянного щенка.
– Я думала, что ты умнее, – она перешла на «ты», – но ошиблась. Если ты так уверен, что справедливость восторжествует сама по себе, значит, нам с тобой делать нечего.
Володя испугался, увидев, как Вершинина сделала движение, чтобы подняться со стула.
– Нет, я не уверен в этом, – поспешно заговорил он, – но я действительно не знаю ничего об этой треклятой бутылке!
– А почему же тогда на ней обнаружены твои отпечатки пальцев?
– Не знаю! Может быть, такая бутылка и была у нас, может, я и держал ее в руках, но я понятия не имею ни о каком отравленном напитке. В конце концов, разве я похож на идиота? Разве я стал бы убивать Светку в своей собственной квартире! Честно говоря, если бы хотел избавиться от нее, то нашел бы другой способ, гораздо более безопасный!
– Я понимаю это. Но как ты сам для себя объясняешь случившееся?
– Я не знаю! Я совершенно не пониманию, как это могло случиться! Следователь спрашивал, не подставил ли меня таким образом кто-либо из врагов. Но у меня нет врагов. Я всегда стараюсь со всеми ладить. Мне абсолютно ни к чему лишние проблемы. Я даже со Светкой постарался расстаться цивильно, без обид и ссор.
– Ты уверен, что тебе это удалось?
– Сначала я был уверен в этом, но теперь не знаю, что и думать.
– Не могла ли она таким способом попытаться насолить тебе? – повторила Валандра версию, высказанную Мамедовым.
– Не знаю, – задумался Зубов, – я не ожидал от нее такого. Конечно, Светка была способна на многое, но… чтобы убить себя только ради того, чтобы отомстить мне?… Не думаю. По-моему, для этого она была слишком большой эгоисткой. Она могла бы насолить мне, я даже опасался этого, но только не таким способом. Это не в ее стиле.
– Ты так хорошо знал ее?
– Мне казалось, что я прекрасно знаю ее. Но теперь я начал сомневаться. Я уже ни в чем не уверен.
– Светлана приехала откуда-то из области? – поинтересовалась Валандра, доставая сигарету. По привычке она потянулась было к столу, но тут же вспомнила, что ее любимой зажигалки нет рядом.
Мамедов быстро поднялся со своего стула и поднес ей зажигалку.
– Какой ты предусмотрительный, – поблагодарила его Вершинина.
Она знала, что Алискер не курит и, следовательно, зажигалка была припасена специально для нее.
– Закуривай, – предложила она Володе.
– Спасибо, я не курю, – ответил он.
– Я спросила о Светлане, – произнесла Валандра.
– Да, она приехала из деревни Курдюмское, это где-то в получасе езды от Тарасова. Я был там однажды – маленькая зачуханная деревенька, где каждый второй – алкоголик, – презрительно проговорил Зубов.
– Ну положим, у нас в Тарасове этого добра тоже достаточно, – вступилась Вершинина на крестьянство и продолжала:
– А Светланины родители тоже этим грешили?
– Отец да, он самый настоящий пропойца. Мать – обычная сельская бабенка, которая ни о чем, кроме огорода и скотины, по-моему, не думает.
– Света поддерживала с ними близкие отношения?
– Не знаю, я не вдавался в подробности ее семейной жизни, – Володя передернул плечами. Было видно, что даже не хочется вспоминать о своих отношениях с «деревенщиной».
– Где она работала в Тарасове?
– В клинике. Не помню точно названия, то ли «Медицинская практика», то ли «Врачебная практика», как-то так.
– А где она находится? – спросил Мамедов.
– Где-то в центре, не знаю. У меня был номер ее телефона, но я его выбросил, так как был уверен, что он мне больше не понадобится.
С каждой минутой он нравился Вершининой все меньше и меньше. Но личным отношениям не было места в ее работе. Прекрасно понимая это, Валандра затушила окурок в жестяной пепельнице, встала из-за стола и произнесла:
– Если ты больше ничего не хочешь добавить к уже сказанному, то на этом мы с тобой и расстанемся.
– То есть как расстанемся? – Володя тоже встал и с испугом посмотрел на Вершинину, – Вы что, не будете заниматься моим делом?
– А ты сам этого хочешь? – вместо ответа спросила Валандра.
– Конечно! – воскликнул он, но как показалось ей, не слишком уверено.
– Если надумаешь еще что-нибудь нам поведать – не стесняйся. Алискер, дай, пожалуйста, Володе нашу визитную карточку.
– Ты можешь позвонить нам в любое время.
* * *
– Ну и тип! – высказался Мамедов, когда они вышли из здания СИЗО и сели в машину. – У вас, Валентина Андреевна, просто ангельское терпение. Я бы на вашем месте давно послал бы этого дурака куда подальше!
– Ничего не поделаешь, мы взялись за это дело и придется его расследовать. Хотя мне, честно говоря, совсем не хочется вытаскивать его из переделки.
– У меня такое впечатление, что он и сам этого не хочет!
