– Пожалуй, да. Хотя еще один последний вопрос: кто из ваших девочек был более-менее близок с Ларисой?
– Вы хотите с ней поговорить? – спросила Клементина Арнольдовна с затаенной неприязнью.
– Да, – ответил я.
– Это невозможно – все девочки сейчас заняты.
– А кто конкретно был дружен с Ларисой?
– Света. Она работает на кассе.
– Мне надо с ней поговорить, – сказал я. И уже более мягким тоном добавил: – Недолго, минут пять…
– За пять минут у кассы вырастет огромная очередь, – возразила Клементина Арнольдовна. – Вы же видите, сколько народу.
– Ну, так подмените ее на пять-то минут.
– Кем? – развела руками Шацкая. – Собой?
– Да, – просто ответил я.
– Мне кажется, вы забываетесь, – произнесла с возмущением директор «Берлоги».
– Действительно, – поддакнул муж. – Вы уж… это… слишком… уж как-то…
– Мы пришли к вам вовсе не изобличать и выискивать какие-либо недостатки в вашей очень полезной для людей работе, – поднялся я со своего места. – И мне казалось, что мы нашли с вами общий язык. Но если дело обстоит таким образом, что вы не желаете пойти нам навстречу и выполнить, в общем-то, совершенно невинные просьбы, то и мы не станем закрывать глаза на нарушения вами трудового законодательства Российской Федерации и финансовой дисциплины, связанные с этим вашим, так называемым, испытательным сроком. О чем и сообщим в надлежащие органы. Чем это все закончится, как вы думаете? Впрочем, об этом вы и сами хорошо знаете: к вам придут проверяющие, найдут указанные недостатки, и вам придется заплатить немалый штраф. Или давать проверяющим «на лапу». И, надо полагать, много. Вам это надо?
– Хорошо, хорошо, – кивнула Шацкая, испепеляя меня взглядом. – Вы можете поговорить со Светланой…
Мы все вышли из директорского кабинета. Впереди шла Клементина Арнольдовна, надменно подняв голову. Даже глядя ей в спину, было заметно, что она кипит негодованием, ведь последнее слово осталось не за ней (как это, наверное, обычно и бывает), а за нами. За Клементиной двигался я, за мной неслышно ступала Ирина, а за ней шел невозмутимый оператор Степа, неся кофр с камерой и треногу. Шествие замыкал шеф-повар кафе Борис Шацкий, который, войдя на кухню, остался в ней.
– Света, с тобой хотят поговорить господа журналисты, – сказала Клементина Арнольдовна, подойдя к кассирше. – У тебя есть пять минут. Не больше! Ступай… – Заметив, что Светлана не решается покинуть кассу, Шацкая добавила: – Иди же. Я пока подменю тебя…
– И курточку, пожалуйста, накиньте, – добавил я кассирше, направляясь к выходу из кафе.
Когда мы вышли, камера была уже на плече Степы. Он сделал несколько планов кафе, снял вывеску, изображающую медведя, сидящего за столом с дымящимся самоваром и закусками и с гостеприимно разведенными в стороны лапами, дескать, заходите, граждане и гражданки, мы-де, вам завсегда рады. Получилось весьма забавно. А когда я собирался задать первый вопрос Светлане, Степа быстро перевел объектив на нее.
– Вы меня снимаете? – заметила это Светлана.
– А вы против? – спросил я.
– Я… не знаю, – нерешительно сказала она. И тут же твердо добавила: – Да, я против.
Я не стал спорить, кивнул Степе, что означало «Выключи камеру», и произнес:
– Светлана, вы, конечно, знаете, что произошло с Ларисой Бекетовой?
– Да, – ответила она. – Это ужасно. У меня до сих пор в голове не укладывается, как это могло случиться. И именно с ней. Ведь она была такая… хорошая…
– Клементина Арнольдовна сказала нам, что вы были дружны с Ларисой.
– Да, мы были подругами. – Глаза Светланы мгновенно наполнились слезами.
– Поверьте, мы все, – я посмотрел на Ирину и Степу, – искренне соболезнуем вам. Но поскольку получилось так, что мы оказались в курсе того, что… случилось с вашей подругой Ларисой, то пройти мимо этого факта мы не сочли возможным… Исходя из этого, позвольте задать вам несколько вопросов. Хорошо?
– Хорошо, – едва слышно ответила Светлана и опустила голову. – Задавайте…
– Скажите, Светлана, вы знаете молодого человека Ларисы по имени Андрей?
– Да, она нас знакомила.
– Как он выглядит?
– Он… такой… среднего роста, короткие волосы, спортивный… Обыкновенный парень, – сказала Светлана и замолчала, не зная, что еще добавить.
– У них было все серьезно?
– Я поняла… Вы знаете, поначалу мне так и казалось, – в некоторой задумчивости произнесла Светлана. – Это ведь всегда видно, если между парнем и девушкой происходит что-то, не похожее на… приязнь, скажем, или дружбу. Лариса даже светилась вся, когда он приезжал. Но в последние дни она стала его сторониться. И они даже поругались…
– А когда это произошло? – быстро спросил я.
– Четвертого, – ответила девушка. – Лариса даже отказалась сесть к нему в машину и поехала домой на трамвае…
– Вот даже как. А из-за чего они поругались?
– Я не знаю. Она не любила делиться своими неприятностями и проблемами. Только на следующий день Лариса была сама не своя. И все время хмурилась, наверное, очень переживала их размолвку.
– То есть пятого числа, перед ее… гибелью Лариса была в плохом настроении? – уточнил я.
– Да, так.
– А ее парень, Андрей этот… Он не приезжал пятого января?
– Нет, – сказала Светлана и после небольшой паузы добавила: – По крайней мере, я его пятого числа не видела.
– А как часто он заезжал за ней после работы? – поинтересовался я и пояснил: – Ну, когда у них еще были хорошие отношения?
– Почти каждый день. И несколько раз на дню звонил…
– А если он не приезжал?
– Тогда Лариса уезжала домой на трамвае. У нас ведь тут ходит трамвай. Лариса садилась на остановке «Партизанская». Она недалеко от нашего кафе, почти прямо у входа в «луна-парк» и наискосок от интерната. И ехала до остановки «Третья Парковая улица», где жила. На работу она тоже ездила на трамвае…
– А в вечер пятого января, когда Андрей не приехал, она тоже поехала на трамвае?
– Наверное, я не видела, – ответила Светлана. – Она как-то быстро собралась, попрощалась и ушла. Похоже, куда-то очень торопилась. А может, просто поскорее хотела попасть домой, чтобы никого не видеть…
– А вы сколько времени работаете в вашей «Берлоге»? – посмотрел я на девушку.
– Полтора года уже.
– Значит, вы знали Санию, что до Ларисы работала на ее месте?
– И да, и нет, – странновато как-то ответила Светлана.
– Что значит: «и да, и нет»? Я не совсем вас понимаю.
– Ну, как вам сказать… – замялась Светлана, – я знала, что она приехала из какого-то захудалого городка в Татарстане, но что она за человек, что собой представляет, совсем не знала. Сания все время молчала и ни с кем из наших девчонок не сошлась. Может, она и не хотела ни с кем сходиться, а может, просто было мало времени, чтобы с кем-то по-настоящему подружиться. Ведь она проработала у нас всего ничего: два месяца с небольшим. А потом наша директриса уволила ее за прогулы…
– Понятно, – раздосадованно произнес я. – А скажите, Светлана, каким была Лариса человеком?
– Она была добрая и отзывчивая. И была хорошей подругой – Светлана посмотрела на меня глазами, полными слез, и сказала: – Можно, я пойду?
– Да, конечно, – ответил я. – Спасибо.
– Ну, ты ас! – с восхищением произнесла Ирина, когда мы втроем топали к машине. – Как здорово сбил с директрисы спесь и заставил плясать ее под свою дудку. Это был настоящий мастер-класс. Мне у тебя еще учиться и учиться…
– Я не против, – посмотрел я на Ирину. – Учись, студент! Точнее, студентка.
– И разговорить собеседника ты можешь, как никто. Я только сегодня, наблюдая за тобой, поняла, что для этого нужно.
– И что же?
– Найти больное место и время от времени давить на него. И еще говорить девяносто процентов правды и десять процентов лжи, распределяя ее равномерно по всему тексту и делая абсолютно незаметной. Мастер, ничего не скажешь.
– Похоже, ты права. Наверное, так все и есть. Я бы не против говорить сто процентов правды, но это, увы, часто не катит… А ты молодец, – посмотрел я Ирине прямо в глаза.
– Я знаю, – на полном серьезе ответила она.
После чего мы сели в машину к Степанычу и поехали…
Маньяков, орудующих на территории Измайловского парка, было не один и не два.
Первый появился на территории бывшей усадьбы боярина Никиты Романовича Захарьина-Юрьева в то время, когда это была уже загородная резиденция правнука Никиты Романовича, второго царя из династии Романовых Алексея Михайловича Тишайшего. По свидетельству государева подьячего Семена Бахтина, жил при царской резиденции помощник садовника Тутового сада Зиновий Кривоуд. И воспылал он любовными чувствами к дочери садовника по имени Капитолина. Девица ухаживаниям Зиновия Кривоуда противилась не шибко, и однажды, поощренный ее улыбкой на его жаркие речи, он, не в силах совладать с охватившей его любовной страстью, бросился ее обнимать и осыпать горячими поцелуями. Непристойную картину увидел отец Капитолины и пожаловался на своего помощника царскому окольничему Гавриле Сукину, занимавшему видный пост в Приказе тайных дел, а иными словами, сыскной полиции. Недолго думая, Гаврила Семенович Сукин приказал выпороть Зиновия Кривоуда, что и было исполнено в лето 1772‑е, а от Рождества Христова – в августе 1664 года. Выпороли помощника садовника Кривоуда столь крепко, что в его голове произошел некий психический сдвиг. Поначалу он просто отлеживался, постанывая, и нарушений как будто бы никаких не отмечалось, но люди, близко его знавшие, говорили, что в мозгу у него с тех самых пор что-то переклинило. Хотя внешне он выглядел вполне благопристойным малым. Его порча проявлялась всегда неожиданно, как для самого Зиновия, так и для окружавших его людей.
