Дэшил Хэммет - Детективы Дэшила Хэммета. Т. 3

— Хорошо, довольно об этом. Я рад, что наши королевские хлопоты наконец закончились. Поцелуй меня.

Она поцеловала и прошептала:

— После того как Василие умрет — а он долго не про­тянет, если и дальше будет столько есть, — я приеду в Сан-Франциско.

— Ты хладнокровная стерва, — сказал я.

Лайонел Грантхем, экс-король Муравии, прибыл к поезду всего через пять минут после нас. Он был.не один. Его со­провождала Валеска Радняк, которая держалась словно настоя­щая королева. Казалось, она совсем не заметила утраты трона.

Пока поезд с лязгом вез нас в Салоники, парень был со мной любезным, учтивым, но чувствовал себя в моем обще­стве, очевидно, не очень уютно. Его невеста не замечала никого, кроме своего любимого. Я не стал дожидаться их свадьбы и сел на пароход, что отплывал через два часа после нашего приезда.

Чек я, конечно, оставил им. Три миллиона они решили взять себе, а четвертый возвратить в Муравию. А я отпра­вился в Сан-Франциско ругаться со своим боссом по поводу, как он считал, необязательных трат в пять и десять долларов.

Капитан сказал мне, что дело ведут Хэкен и Бегг. Я поймал их на выходе из комнаты для совещаний. Бегг был конопатым тяжеловесом, дружелюбным, как щенок сенбернара, но менее сообразительным. Мозговым трестом в этой паре считался сержант Хэкен, не столь развеселый, вечно озабоченный, долговязый, с лицом, похожим на ледоруб.

— Спешим? — осведомился я.

— После трудового-то дня как не спешить, — ухмыльнулся Бегг, и веснушки на его щеках поползли вверх.

— Что тебе надо? — спросил Хэкен.

— Вся подноготная на Мэйна, если имеется.

— Будешь над этим работать?

— Да, для Ганджена, .его босса.

— Тогда скажи ты нам, почему это у него при себе было двадцать штук наличными?

— Утром скажу, — пообещал я. — Я и Ганджена-то еще не видел. Встречаюсь с ним сегодня вечером.

Продолжая разговаривать, мы прошли в помещение для собраний, сильно напоминавшее классную комнату из-за похо­жих на парты столов и скамеек. За столами сидели около полудюжины полицейских иустрочили отчеты. Мы расположи­лись вокруг стола Хэкена.

— Мэйн прибыл домой из Лос-Анджелеса, — начал тощий сержант, — воскресным вечером, около восьми, с двадцатью тысячами в бумажнике. Ездил он туда продавать что-то для Ганджена. Выясни, зачем ему столько налички. Жене сказал, что приехал из Лос-Анджелеса с другом — имени не назвал. Она пошла спать около половины одиннадцатого, он остался читать. Деньги — двести сотенных — лежали у него в бумаж­нике.

Пока все хорошо. Он в гостиной — читает. Она в спальне — спит. В квартире никого, кроме них двоих. Ее будит шум. Она выскакивает из кровати и мчится в гостиную. А там Мэйн борется с двумя мужчинами. Один здоровенный, сипатый. Второй маленький, женственного такого сложения. Рожи у обоих темными платками замотаны, шапки надвинуты на глаза.

Когда появляется миссис Мэйн, щуплый отвязывается от Мэйна и принимается за нее. Сует ей дуло под нос и велит, чтобы вела себя прилично. Мэйн и тот, второй, все еще барахтаются. У Мэйна в руках пушка, но громила держит его за запястья и руку выкручивает. Это ему удается — Мэйн пушку роняет, громила швыряет его подальше и наклоняется за пушкой.

Когда он нагибается, Мэйн набрасывается на него. Ему удается выбить пушку из рук громилы, но тот уже подобрал ту, что лежала на полу, — ту, что сам Мэйн и обронил. Несколько секунд творится сущий кавардак, миссис Мэйн не может разобрать, что происходит. И тут — бум! Мэйн падает с пулей в сердце, рубашка опалена выстрелом, а его пушка дымится в руках головореза в маске. Миссис Мэйн отклю­чается.

Когда она приходит в себя, в квартире никого, кроме нее самой и трупа, нет. Бумажника и пушки тоже нет. Без сознания она пролежала около получаса. Мы это знаем, по­скольку выстрел слышали соседи и смогли назвать время — хотя и не знали, где стреляют.

Квартира Мэйнов — на шестом этаже. Дом восьмиэтаж­ный. Рядом, на углу Восемнадцатой авеню, — двухэтажный домик, — внизу бакалея, наверху жилье бакалейщика. За до­мами — узкий проезд. Ладно.

Кинней, тамошний постовой, проходил по Восемнадцатой авеню и слышал выстрел. Совершенно отчетливо, потому что квартира Мэйнов выходит окнами на улицу — как раз над бакалеей, но откуда донесся выстрел, Кинней определить не смог и потерял немало времени, бегая по улице. А когда он добрался наконец до проулка, птички уже ускользнули. Но Кинней нашел их след — они там бросили пушку, которую отобрали у Мэйна. Но их самих Кинней не видел. И никого похожего — тоже.

Ну а из окна третьего этажа на крышу бакалеи путь прямой. Разве что калеке не под силу — что влезть, что вылезти, — а окно не закрывается. Рядом жестяная водосточ­ная труба, низкое окно, дверь с выступающими петлями — сущая лестница вдоль задней стены. Мы с Беггом там лазили, даже не вспотели. Та парочка могла уйти этим путем. Мы знаем, что они ушли этим путем. На крыше бакалеи мы нашли бумажник Мэйна — понятно, пустой — и носовой платок. Бу­мажник с металлическими уголками. Платок зацепился за один из них и упал вместе с бумажником, когда преступники его выбросили.

— Платок Мэйна?

— Нет, женский, с монограммой «Э» в уголке.

— Миссис Мэйн?

— Ее имя Агнес. Мы предъявили ей бумажник, пистолет и платок. Первые две вещи она опознала как мужнины, а платок видела впервые. Зато узнала духи, которыми пахло от платка, — «Desir du Соеиг». На этом основании она предположила, что маленький мог быть женщиной. Она и раньше описывала его сложение как женоподобное.

— Отпечатки пальцев или что-нибудь в этом роде? — спро­сил я.

— Нет. Фелс прошелся по всей квартире, по окну, крыше, осмотрел бумажник и пушку. Никаких следов.

— Миссис Мэйн сможет опознать тех двоих?

— Сказала, что узнает щуплого. Может быть.

— У вас хоть на кого-то что-то есть?

— Пока нет, — ответил худощавый сержант-детектив. Мы направились к выходу.

На улице я распрощался с полицейскими ищейками и направился в Вествуд-парк, в дом Бруно Ганджена.

Торговец редкими и антикварными ювелирными изделиями был крошечным расфуфыренным человечком. Его смокинг со встопорщенными подкладными плечами облегал талию напо­добие корсета. Волосы, усики и кинжально-острая эспаньолка были вычернены и напомажены до блеска, не уступающего блеску остреньких розовых ноготков. Я бы и цента не дал за то, что румянец на его пятидесятилетних щечках — есте­ственный. Он восстал из глубин кожаного библиотечного кресла, подал мне мягкую теплую ручку — не больше детской — и с улыбкой поклонился, чуть наклонив голову к плечу.

Потом он представил меня жене. Та кивнула, не вставая из-за стола. Она была моложе мужа раза в три: никак не старше девятнадцати, а на вид я дал бы ей лет шестнадцать. Такая же маленькая, с оливковым лицом, милыми ямочками на щеках, круглыми карими глазами и пухлым накрашенным ротиком, она походила на дорогую куклу в витрине лавки игрушек.

Бруно Ганджен очень подробно объяснил жене, что я связан с детективным агентством «Континентал» и что он нанял меня в помощь полиции для поисков убийцы Мэйна и возвращения украденных двадцати тысяч.

Она пробормотала: «О да!» — таким тоном, словно ей это совершенно неинтересно, встала и сказала: «Тогда я вас оставлю».

— Нет, нет, моя дорогая! — Ее муж помахал розовыми пальчиками. — Я не хочу иметь от тебя никаких секретов!

Его забавное личико рывком повернулось ко мне и сморщи­лось.

— Разве не так? — с легким смешком спросил он. — Ведь между мужем и женой не должно быть никаких секретов?

Я сделал вид, что согласен.

— Я знаю, дорогая, — обратился он к жене, когда та снова села, — ты так же заинтересована, как и я, ибо разве не питали мы равно большую приязнь к дражайшему Джеффри? Разве нет?

— О да! — ответила она с тем же безразличием.

— Итак? — с интересом произнес ее муж, поворачиваясь ко мне.

— В полиции я был, — ответил я. — Вы можете что-нибудь прибавить? Что-нибудь новое? Что-нибудь, о чем вы им не сказали?

Ганджен повернулся к жене:

— Есть что-нибудь, Энид, дорогая?

— Ничего я не знаю, — ответила та. Ганджен хихикнул и скорчил довольную рожу.

— Вот так, — сказал он. — Мы ничего не знаем.

— Он вернулся в Сан-Франциско в восемь часов вечера в воскресенье — за три часа до того, как был убит и ограблен, — с двадцатью тысячами долларов в сотенных купюрах. Откуда они?

— Это была выручка, — объяснил Бруно Ганджен, — от клиента. Мистера Натаниэля Огилви из Лос-Анджелеса.

— А почему наличными?

Раскрашенное лицо человечка скривилось в хитрой усмешке.

— Небольшое надувательство, — кротко признался он, — как говорится, профессиональный трюк. Знаете, что за суще­ства эти коллекционеры? О, они достойны изучения! Вни­кайте. Я приобретаю золотую тиару древнегреческой работы — если быть точным, предположительно древнегреческой рабо­ты, — найденную, опять же предположительно, на юге России, вблизи Одессы. Есть ли доля истины хоть в одном из этих предположений, сказать не берусь, но тиара и в самом деле изумительной красоты. Он хихикнул.