Она же набралась наглости после этого и вдруг сама заявилась к Коменданту, чего и предположить было невозможно.
- Немедленно убери свои глаза и уши, - как-то по-змеиному, шипяще-обволакивающим голосом проговорила она. - Обходи меня стороной, стороной... Забудь обо мне, не думай. Станешь думать - заболеешь, и никто не спасет.
Комендант взрывался редко, в исключительных случаях, и то, если чем-то досаждала жена или родственники. На службе никогда не позволял этого даже с провинившимися офицерами. Тут же словно затмение нашло.
- А ну-ка, тварь подколодная, уползай отсюда! Пока я тебя из шкуры не вытряхнул! Прочь! Прочь!
- Пожалеешь, - зашипела она, однако пошла, поблескивая парчовыми одеждами. - Вспомнишь, пожалеешь, искать меня станешь...
Потом, сообразив, что сделал глупость, несколько дней досадовал и удивлялся себе, пока не понял, что срыв этот был не чем иным, как защитной реакцией, сопротивлением необъяснимой притягивающей силе, подобной черной дыре.
Он ни секунды не верил в чертовщину, однако при этом отмечал, что "Распутин" владеет какими-то качествами, способными воздействовать на разум, обволакивать, цепенить: то ли гипноз, то ли еще какая-то зараза, напоминающая психологическую диверсию. Скоро у него заболела голова, появилась вялость, апатия, и он, чувствуя подавленность духа, по сути, объявил тайную войну гадалке. Подслушивающая аппаратура, установленная в ее квартире, была ею выявлена и уничтожена, однако наружка топала по следам круглые сутки, заставляя "Распутина" быть в постоянном напряжении. Когда же она еще раз пожаловалась "генсеку", Комендант организовал бандитский налет болельщиков футбола, которые объясняли свои хулиганские действия как месть за черные чары против их команды. Дом гадалки и тысячи метров заборов в Москве были исписаны угрозами, специально выпущенный портрет ее с наложенным на лицо белым крестом расклеивался по всему городу с просьбой к гражданам плевать ведьме в рожу. Комендант умел сделать жизнь невыносимой с таким же усердием, как и умел обеспечить ее безопасность. Правда, специальная команда, собранная из поклонников "Распутина", ходила с раннего утра по Москве, срывала и закрашивала всю настенную живопись, а в ответ на Коменданта вдруг ополчились телевидение и несколько демократических газет, обвиняя его во вмешательстве в государственные дела, выдавая его за "серого кардинала" и ставленника коммунистов.
Война была в самом разгаре, когда по "вертушке" ему позвонил офицер ФСК Сыч и попросил нелегальной встречи по вопросам, связанным с положением в Чечне.
Только в этот момент Комендант неожиданно сообразил, что умышленно втянут в войну с "Распутиным", в результате чего о главной проблеме как бы и забыл, увлеченный поединком. Гадалка словно перекинула реверс, и вся его энергия потекла, побежала в противоположную сторону. Критическая зона, где сейчас пребывала Россия, распространялась не только на экономику и политическое состояние в обществе, но еще и на психологию всякого, даже посвященного, человека. Буквально из всего извлекалась польза во имя черных дел: замахнись на врага - попадешь в себя...
Встреча с Сычом состоялась на Киевском вокзале, в автомобиле Коменданта. Этот огромный и мощный человек с отметиной на лбу как-то сразу вселил уверенность, избавил от привычных уже сомнений и зажигательного азарта все время что-то придумывать, изобретать, комбинировать - одним словом, строить козни, чем он и занимался в последнее время. Тем более офицер ФСК сразу же сказал, что ждет откровенного разговора, потому что решается судьба войны и мира в России. Коменданту это понравилось, поскольку в последний раз откровенно он говорил с генералом Дрыгиным; с Сычом же ни разу не встречался, все деловые вопросы решал посредством помощников и секретных посланий, и в душе скопилась своеобразная критическая масса желания исповеди.
Должность и служба Коменданта исключали какие-либо откровенности на всю оставшуюся жизнь...
Однако с первых же слов этот сильный человек с птичьей фамилией лишил его покоя, вернув в прежнее состояние вечного напряжения и необходимости решать проблемы.
- Мы возлагали на вас большие надежды, - заговорил он. - Считали вас государственником, способным и влиятельным политиком, тонким дипломатом. Думали, вы один из всей "опричнины" встанете за Россию, и, к великому сожалению, ошиблись. Последний реальный план полицейской операции сорван не без вашего участия. Вы гарантировали приобретение вертолетов для "Молнии", изготовление заминированных боеприпасов - ничего не сделано. Мы стоим на пороге долгой и вялотекущей войны, рассчитанной на подрыв государственности. В исламском мире давно и упорно насаждались антироссийские настроения, поскольку Запад склонил нас к предательству Востока.
Он снова был готов взорваться: какой-то фээсбешник ничуть не хуже этой черной бабы пришел к нему стучать кулаком, вздумал судить! Мораль читать! Сомневаться в его убеждениях государственника!.. Комендант хотел оборвать Сыча, но тот внезапно огорошил, поверг в смятение и мгновенно усмирил взрыв.
- Черная женщина диктует военную политику! Да и не только военную. Опять чертовщина вокруг русского престола!
Эта часть кремлевской жизни тщательно секретилась, об экспертизе "распутинских" прогнозов и предсказаний знали единицы преданных офицеров и никто из "опричнины" - основного источника скандалов и сплетен. Впрочем, "генсек" иногда сам мог проговориться, сославшись на особое мнение всевозможных специальных советников, к которым относилась и гадалка...
- Да, черная женщина, - согласился Комендант и поднял измученные глаза: головная боль грызла темя. - Вы верите, что это - очень серьезно? Чувствуете, какая опасность? Это не чертовщина!..
Сыч не ответил, лишь медленно повел своим острым взглядом из-под нависших бровей, достал видеокассету и сунул в автомобильный аппарат. На небольшом экране появились кадры, снятые скрытой камерой: похоже, гостиничные апартаменты, мягкая мебель, ковры. Появляются две фигуры, пока неразличимые, расплывчатые, со спины - одна заслоняет другую, кто-то кого-то усаживает, отходит. Почти перед глазом камеры - "Распутин", обвешанная многочисленными украшениями, в змеиных блестящих и черных одеждах, улыбается, с кем-то говорит - звук не записан, но по артикуляции кое-что понять можно. Идет беседа двух старых друзей, неторопливая, без напряжения. Гадалка иногда поднимает руку, браслеты катаются по запястью, взгляд немигающий, глаза словно нарисованные, напоминающие глаза рептилии, - видеть их неприятно даже с экрана.
- С кем она? - не сдержался Комендант.
- Смотрите, - обронил Сыч.
Через несколько минут "Распутин" подозвала кого-то из-за кадра движением кисти руки, мелькнула мутная спина, и Комендант замер, ожидая увидеть "генсека".
Однако рядом с гадалкой уселся Диктатор Чечни.
- Какая встреча, - проговорил Комендант. - Знакомые все лица...
- Обратите внимание на дату, - посоветовал Сыч.
Внизу кадра отбивался календарь: 21 сентября 1994 года, 12 часов 17 минут...
Дата была замечательная - ровно год назад вышел Указ, загнавший Россию в кризис. А сегодня - двадцать пятое...
Гадалка положила ладонь на лоб Диктатора - то ли лечила, то ли что-то внушала: губы едва шевелились, и Коменданту представлялось ее шипение. Сыч перемотал пленку вперед, фигуры попрыгали, помахали руками, отчего-то дважды поменялись местами, напоминая кукол или мультипликацию, и снова зашевелились, как полусонные. "Распутин" подала какой-то предмет, Диктатор принял, поцеловал обе руки.
- Это камень, - объяснил Сыч. Изображение исчезло, экран напоминал бездонное летнее небо.
- Все? - спросил Комендант.
- Нет, конец первой серии. Будет вторая... Вторая интереснее, в цвете и со звуком.
Комендант выключил аппаратуру, откинулся на спинку сиденья.
- Не хочу смотреть... С кем она еще встретилась?
- Спустя три часа со "Шварцкопфом". Посмотрите, любопытно...
- Нет... О чем говорили? Сыч пожал плечами:
- О делах государственных, о чем же еще? "Шварцкопф" высказывает сомнения в целесообразности начала боевых действий в Чечне, опасается за инфраструктуру, которая может быть разрушена. Особенно за нефтепровод Баку Новороссийск. Черная женщина сказала, что нефтепровод останется цел и невредим при любом раскладе войны. Даже если Чечню придется стереть с лица земли. Ни один взрыв не прогремит, ни одного выстрела не сделают в сторону нефтепровода. Ни войска Диктатора, ни федеральные войска. Она взяла его под свою личную охрану, воздвигла над ним запретную зону.
- И "Шварцкопф" поверил? - потирая огненное темя, спросил Комендант.
- Вполне... И ручки поцеловал, приложился.
- А камень получил?
- Кажется, он не из тех, кто достоин получить камень, - предположил офицер ФСК. - С суконным рылом да в калашный ряд...
- Шаманила с ним?
