От усталости у бедняги уже потемнело в глазах.
— Слушай, ты хоть объясни, что мы именно ищем?
— Не знаю. Смотри там что-нибудь такое… ну, необычное. Статую какую-нибудь, плиту надгробную… Ладно, давай! Пошел. — Виктор оборвал себя на полуслове и довольно бесцеремонно спихнул Мулю Папича за борт.
Сам же он, убедившись, что приятель скрылся под водой, лег на палубу яхты, чтобы продолжить прием солнечных ванн. Вниз, в каюту, спускаться не было ни возможности, ни желания: там вот уже почти полчаса неутомимый Палец развлекался со случайно подхваченной в парусном клубе проституткой.
Данилы Московского с ними на этот раз не было. Виктор попросил его остаться на берегу, чтобы выяснить судьбу своего автомобиля и, при случае, забрать её от Гарпушиного дома.
… Через некоторое время на поверхности опять появился несчастный ныряльщик. Устало содрав с лица маску, он шумно выдохнул, округлил глаза и высказал давно наболевшее:
— Какого… ты Данилу за машиной послал? Он же водить не умеет?
— А кто умеет?
— Ну, я, например.
— Зато, он хорошо умеет по сторонам глядеть. И не попадаться. А ты не умеешь.
— Ах, так? — Полез на палубу Муля Папич. — Ну и не буду я больше нырять!
— Что за фокусы? — Удивился Виктор.
— Устал. Сил моих больше нет. И вообще, какого…
— Надо, Муля. Надо. Наверняка клад где-то здесь спрятан. Слишком уж много совпадений. Икона дядькина, рисунок, карта…
— «Наверняка», «где-то здесь», — передразнил Виктора приятель. — Ерунда какая-то!
— А вдруг не ерунда?
— Да нету здесь ни хрена! — Уперся Папич. — А если бы и было — все равно не найти.
— Глубина под килем метра полтора. Мелководье. Шторм всю грязь со дна поднял. Руку вперед вытягиваю — даже пальцев не видно!
— Кого? Не меня? — Отозвался из каюты голос приятеля.
— Да не тебя! — Крикнул в ответ Муля. — Торчишь там — и торчи!
— Ладно, — согласился Палец. — А ты ныряй тогда!
Яхтенная проститутка хихикнула, и от этого Муля завелся ещё больше:
— Не буду нырять!
— Ну, дружище… — умоляюще произнес Виктор. — Ну, давай ещё разик, а?
— Ныряй, ныряй, ихтиандр! — Продолжали издеваться снизу мужской и женский голоса.
— Заткнись, блядища! — Пригрозил Муля Папич. — Вышвырну вот за борт!
Проститутка на всякий случай притихла.
— Фу, как не стыдно, — поморщился Виктор. — Таким манером обращаться к даме…
— А чего она?
— Вы, сэр, заметно огрубели, общаясь со всякими там рыбами и каракатицами.
— Конечно! — Не стал спорить отходчивый Муля. — Я уже полтора часа под водой.
— С передышками, — уточнил Виктор.
— Да пошли вы все! Не буду я больше нырять. Почему все время я?
— Потому, — рассудительно отозвался из каюты палец, — потому, что, если с этими консервными банками за спиной и с этим намордником я под воду уйду, здешние сомы долго потом своих детишек моими останками прикармливать. А Витек тоже плавает, как топор.
— Понятно? — Вздохнул сочувственно Виктор. — Выходит, кроме тебя больше некому.
— Короче, Муля, ты у нас единственный водолаз.
— Кстати, сколько у тебя в баллонах воздуха осталось?
— Минут на десять.
— Нырнешь ещё разок? — Попросил Виктор. — Пожалуйста! Потом ведь локти себе кусать будем.
— Разок… — смирившийся со своей ролью Муля ещё бормотал что-то недовольно себе под нос, но уже начал готовиться к погружению:
— Все я, да я… а как что — сразу Муля!
Через несколько секунд он уже в очередной раз ушел под воду.
Солнце плавилось на безоблачной небе, медленно испепеляя яхту вместе с командой.
Виктор почернел и перегрелся, однако спастись в тени свернутых парусов пока не имел возможности — рука его нервно сжимала тонкий линь, противоположный конец которого был закреплен под водой, на поясе Папича. В случае опасности, пловец должен был дернуть линь, подавая сигнал.
На какое-то время Виктор погрузился в тяжелую, жаркую дрему. Парочка в каюте тоже притихла.
Внезапно налетевший откуда-то порыв ветра колыхнул яхту, просвистел в снастях и… улегся где-то на морскую гладь — будто не было. Виктор вздрогнул и встрепенулся, ощущение безотчетной тревоги перебрало его душу, словно гитарные струны:
— Восемь минут! — Крикнул он, поглядев на часы. — Восемь минут… кислорода больше в баллонах нет!
— Что? — Палец, выскочивший из каюты в чем мать родила, не стал задавать лишних вопросов и сразу же ухватился за линь. — Тянем?
— Давай! Давай…
Линь шел из воды очень туго и медленно, натягиваясь, как тетива. Создавалось даже впечатление, будто кто-то на дне упирался, цеплялся за валуны и коряги, — не желая подниматься на поверхность.
— А ну, пусти-ка! — Палец, скрипя от натуги зубами, перекинул мокрый линь через спину и по-бурлацки пошел по палубе. Кожа на ладонях у него была уже содрана до крови, и белый капроновый линь почти сразу покрылся красными пятнами.
Упакованная в резину физиономия Мули появилась у борта внезапно. И даже сквозь толстое стекло было видно, какой неописуемый ужас застыл в его глазах. Аквалангист вцепился в яхту, сорвал с лица маску и, как пылесос, с громким свистом втянул в себя воздух:
— Муля, что? Что там? Ну?
— Там… — широко раскрывая рот, попытался объяснить Папич, — там…
— Ну?
— Коряги.
— Эх-х… — огорченно выдохнул Палец и опустился голой задницей на раскаленную палубу. — Черт!
— И больше ничего?
— Нет. Говорил же вам… Не верили! Надо было, чтобы я издох там?
— Ну, не сердись, дружище… не сердись! — Виктор втянул Папича на борт яхты и обнял его за плечи. — Все обошлось. Мы ведь друг другу пропасть не дадим, верно?
— Верно, — подтвердил Палец. — Я когда понял, что ты там, на дне задыхаешься — чуть с ума не сошел. До того тебя жалко стало!
— Пошел ты…
— Ну, как скажешь, — Палец встал и направился вниз, в каюту. Но на полпути обернулся:
— А может, ты? Может, это… давай разочек? Она ничего, возражать не станет.
— Ну, вот еще! — Смутился Муля. — У меня и сил-то нет.
— Давай, давай! — Поддержал инициативу Виктор. — Расслабься с девушкой. А силы она в тебе сама отыщет.
— Да бросьте, — продолжал отнекиваться Папич. — Я, может, ей и неприятен совсем. К тому же, ссорились…
— Вот и помиритесь заодно, — подвел итог Палец, запихивая приятеля в каюту.
Буквально через минуту до сидящих на палубе приятелей донеслось приглушенное Мулино бормотание, девичий смех и скрип койки.
— Не понимаю! — Виктор в очередной раз выложил перед собой рисунки из тетради.
— Где-то здесь, под ногами у нас, спрятано что-то такое… Знать бы, где и что!
— Покойник тоже не знал.
— Да, конечно… Лишь примерно место указал на карте.
— Может, все дело в иконе?
— В иконе… знать бы, что! То, что перстень со змеями ей кто-то пририсовал, так это и убогому понятно — остров обозначен. Остров Змеиный…
— А моря ведь раньше не было.
— Значит, холм…
— Наверное, — не стал спорить Палец. — Жрать охота. Будешь?
Он залез в рундук и вытащил оттуда большой кусок копченой колбасы.
Но Виктор отрицательно помотал головой:
— Вот эта надпись… она что означает?
— Какая, эта? — Давясь колбасой, приблизился Палец.
— «… и упадут с неба ледяные камни…», — процитировал Виктор. — Понимай, как хочешь!
— К местности никак не привязаться.
— Да, — облизнулся Палец. — Загадка!
Шквал налетел, как всегда, неожиданно. Красавица-яхта подпрыгнула на волне, тут же провалилась вниз и сильно ударилась килем о дно.
— Канаты режь! — заорал выскочивший из каюты Муля. — Быстро!
— Ага, сейчас…
— Быстро! А то утопимся, на хрен, или о камни разобьет! — Все-таки, Муля Папич имел кое-какой мореходный опыт, а потому сразу принял командование на себя:
— Палец, двигатель запускай! Витек! Ты чего там чухаешься? Режь быстрее, мать твою!
Обрезки якорных тросов отлетели в сторону, яхта освободилась и тут же поползла в направлении берега.
— Мотор-р! — Зарычал Папич. — Андрюха!
Палец кубарем скатился вниз, оттолкнул и без того насмерть перепуганную девицу:
— Горячая любовь корсара! Уходим в тину, красавица…
Он ухватился за ключ зажигания на приборной доске, резко провернул ключ замка зажигания — и сквозь свист штормового ветра откуда-то из чрева яхты послышался истошный вой вхолостую сработавшего стартера:
— Бендикс не срабатывает! Муля, бендикс, мать его!
— Что?
— Накрылась железяка ржавая!
А яхту, тем временем, неотвратимо тянуло к берегу. Уже зашуршало под килем песчаное дно, несколько раз борт ударился о какие-то камни. Пожалуй, ещё парочка хлестких волн, или добротный порыв ветра — и валятся красавице в виде фанерных обломков на отмели, прямо под глинистым, раскисшим от дождя обрывом.