В таком примерно духе я и высказался, ограничившись, впрочем, изложением фактов и воздержавшись от комментариев.
Наташа кивнула и вдруг попросила, чтобы я отвел её в палату. Я напомнил, что должен подъехать Андрей со своей девушкой, она ответила, что они её и в палате найдут… На обратном пути неожиданно вздохнула и сказала, что теперь ей не придется уже носить открытых платьев…
Наверное у меня ещё слишком мал семейный стаж — пока что мне доступны не все излучины женского мышления…
* * *
Солнышко… По тротуарам в некоторых местах уже можно ходить асфальт, ни льда, ни луж… Мы гуляли себе неторопливо в сторону центра и беседовали исключительно на нейтральные темы. А с другой стороны, как тут удержишься, когда проходишь мимо щита с предвыборными плакатами, а оттуда замечательный И. Лаврентьев так по-доброму, как дедушка Ленин, щурится.
А я все вспоминаю, какое у него было лицо, когда его мимо меня на носилках уносили. Через боль какой-то звериный азарт виден был, жажда крови… Может, от ощеренных зубов. А может, от слов… Ну, когда он пообещал Димке, что они ещё встретятся на кривой дорожке…
Вот только добрая ленинская улыбка уже почти совсем спряталась под другими плакатами. И сурьезный товарищ Пивень Марксэн Панасович присутствовал, и Лемешко с учебником — такая вся из себя сельская учительница, и даже наш протеже малютка Скуратов. Ну и, само собой, распрекрасный Слон — скромный, но великий ученый. С предвыборным девизом: «Именем народа, на благо народа!». Радетель, мать его…
Но тут Димка увидел мое выражение лица и сразу заговорил о соседском коте и о том, что Веничка надо ветеринару показать, чтоб все в порядке было… И про стивенсовского Лапса, который за зиму приобрел бульдожьи формы и соответствующую наглость рожи. Короче, морочил мне голову. Ну что ж, пришлось делать вид, что я слушаю его, а о недавних событиях уже совсем-совсем не думаю…
Хотя со всеми основными событиями я была уже знакома. Наташа — жива, в больнице, о Гарике своем драгоценном печалится, идиотка. Сам Гарик — в правоохранительных лапах цепких органов. Димка несколько раз давал показания как свидетель. Естественно, теперь Лаврентьев уже никакой не кандидат. Избирательная комиссия от него шарахнулась, как от чумного. Партия зеленых — ещё резвее. Предвыборная кампания продолжается. Политическая реклама по времени на телевидении переплюнула обычную. Наш многострадальный ролик, естественно, не получился (вообще-то кассету нашли при обыске у Лаврентьева, но нам не отдали, приобщили к делу в качестве вещественного доказательства; интересно, что и кому она докажет). Но Аля все-таки сделала майору видеоматериалы. Я их уже видела по телеку, когда доктора разрешили смотреть. Эх, лишили майора смысла жизни, нет больше прохвоста Лаврюги, кого он теперь будет изобличать?.. А так — ну, подумаешь, пара недель… Не так много событий и произошло во внешнем мире…
* * *
Незаметно мы с Асей добрели до приемной «Союза обворованных». Там стояла очередь хвостом на улицу. Два дня назад Слон появился в вечерней программе городского телевидения и торжественно объявил, что усилиями «Союза» при содействии органов внутренних дел удалось найти деньги, похищенные у вкладчиков инвестиционной компанией «Лигинвест», что полный возврат вкладов теперь лишь дело времени, но первые двадцать процентов «Союз» сможет выплатить пострадавшим от этой жульнической банды в течение ближайшего месяца, то есть ещё до выборов. К сожалению, по другим «пирамидам» пока успехов нет, но «Союз» продолжает розыски, и его работников (включая, естественно, самого господина Дубова, вдохновителя и организатора всех побед сей человеколюбивой организации) не остановят ни трудности, ни затраты, ни угрозы и физические расправы.
Да-да, ведь, как выяснилось, нашумевшее ограбление обменного пункта двадцать девятого января оказалось лишь прикрытием акции хозяев все того же «Лигинвеста» против «Союза обворованных», конкретной целью каковой акции было устранение юриста Григория Мироненко, который сумел слишком близко подобраться к тайнам мошенников.
Фамилия Лаврентьева в телепередаче упомянута не была, но каким-то образом слухи разнесли её по городу за двое суток.
На следующее же утро после победного выступления Слона на каждом заборе в городе появились надписи: «Дубов — за нас! Мы — за Дубова!»
* * *
В арке, ведущей к нам во двор, тоже кто-то намарал от всей души, аршинными буквами: «Дубов — за нас! Мы — за Дубова!» Дурачки, за себя Дубов. И только за себя. А вы сейчас в очереди возле «СООБа» свои голоса за свои же денежки ему продаете…
А если папашка Кучумов до сих пор пляшет под Слоновью дудку, то скоро и ещё какой-нибудь траст будет разоблачен усилиями отважной милиции. С подачи непримиримого борца за справедливость, главного мафиози нашего несчастного города, великого и могучего Слона.
— Ась, ты чего бормочешь? Плохо стало? Домой пора?
— Нет, Димыч, нормально. Вот смотрю я туда и тоска меня берет…
— Почему?
— Это ж только начало. Все эти «Дубов — за нас!» — только первые шаги… Он же теперь такую силу наберет, что его ничем не остановишь…
* * *
Я уже собрался было влезть в полемику — ну что делать, ну оптимист я от природы, все надеюсь, что справедливость восторжествует, — но взглянул на Аськину остервенелую морду и немедленно сделал поворот на сто восемьдесят градусов.
— Смотри, смотри, какая красотка!
Сойка была как сойка, цвета кофе с молоком, с надлежащими пятнами на крыльях, но среди прочих галок-ворон и такая вполне сойдет за красотку. Пока не запоет…
Аська добросовестно полюбовалась на птаху, улыбнулась и к теме Слоновьего победного марша уже не возвращалась. Однако мысли о нашем плантаторе её не покинули.
— Димыч, а твоя мания преследования все-таки ерундой оказалась. Никто нас не подслушивает, никто не достает…
Я задумался, потом ответил, не вдаваясь в детали и возможные варианты:
— Может и так. Хотя, заметь, за все это время мы против Слона слова не сказали и шага не сделали, не за что нас доставать. Наоборот, вовсю помогали…
— Помогли убить Ираиду!
Я вскинулся:
— Вот только глупостей не говори! Не пришли бы эти девки к нам, нашли бы кого-то другого — а дальше работала логика характеров… Так или иначе, дошло бы до конфликта.
Аська грустно покачала головой:
— В истории сослагательное наклонение не считается — так, кажется, говорят умные люди?
Я помолчал, погладил её по спине:
— Не казнись. Если бы люди знали заранее последствия своих поступков, они бы никогда и ничего не делали.
Еще подумал и добавил:
— А вот Слонов и Лаврентьевых такие глупости не остановили бы ни на миг… Пошли уже домой.
Ступая след в след, как индейцы на тропе войны, мы пробрались по узкой подсохшей асфальтовой полоске вдоль дома (справа грозно вздымались раскатанные машинами волны рыжей глины), поднялись мимо родного офиса на родной второй этаж, вошли в квартиру и сказали: «У-ух!» Боюсь, перегулял я жену для первого раза, надо было ограничиться меньшей дозой.
И тут кто-то позвонил в дверь. По времени — Виктория со шприцом. Я щелкнул замком, открыл.
— А что ж вы даже не спрашиваете, кто там? — поинтересовался майор Казьмин.
— Да ну, день на дворе… Заходите, прошу.
Странно, я даже обрадовался, увидев его. Как-то за эти две недели он для меня своим сделался, хоть и встречались только на допросах.
Майор вошел, пошаркал ботинками по половичку, коротко огляделся и безошибочно направился в кухню. Я крикнул:
— Ася, встречай гостя! Это наш спаситель, Илья Трофимович!
— Так уж и спаситель…
— А как же! От дальнокутских цепных фараонов господина Лаврентьева спасли, от омоновцев с автоматами спасли…
— Да ладно вам, какие там омоновцы…
Казьмин положил на кухонный стол милицейскую сумку — звук получился неожиданно увесистый.
— Получите и распишитесь, возвращаю вам ваше оружие… — и выложил на стол один за другим оба пистолета.
— Ой! — вскрикнула за спиной Ася. — Значит, все в порядке?
— В порядке. Все экспертизы выполнены, следствию ваши пушки больше не требуются. Хотя любопытно, где вы для «вальтера» боеприпасы берете, Анна Георгиевна? У нас в продаже их нет.
— Правда? — удивилась моя наивная половина.
— Правда, — подтвердил Казьмин. Посмотрел на неё с иронической улыбкой, вздохнул: — Ладно, замнем. Дай Бог, чтоб они вам больше не понадобились… Так, а вот документы. А вот тут, извините, квитанции. Распишитесь, вы на этой, а вы на этой…
— Чаю выпьете? — вспомнила обязанности хозяйки Ася.
— Или чего-нибудь покрепче, ради праздника! — подхватил я.
— А какой праздник-то? — удивился майор.
