– Так я же доллары ни разу в руках не держал…
– Вот и подержите… Можете даже понюхать, не могу сказать, что они пахнут Америкой…
* * *
Деньги фонда нашли в тот же вечер в машине Ломова. Именно в ней он привез Юлю к дому, в подвале которого намеревался ее убить.
Крымов, на свой страх и риск, вскрыл машину и достал оттуда «дипломат» и большую дорожную сумку.
– Ломову и Сырцову теперь уже все равно… да и Полине тоже… – говорил он Шубину, который поджидал его в машине за углом. – Ну а теперь самое время звонить Корнилову и сообщить, что правительство города потеряло министра экономики… Представляешь, какая это головная боль для него!
* * *
А вечером в агентство позвонила приятельница Щукиной, Нора, и сказала, что в нотариальную палату с опозданием в несколько дней пришло завещание Садовниковой Ларисы Львовны, содержание которого ей пока неизвестно…
– Эта Нора всегда обо всем узнает в первую очередь… – вздохнула Надя, наливая кофе и предлагая его лежащей на диване в приемной Юле. – Теперь еще это завещание… Интересно, что в нем?
– Вот бы узнать… То-то будет нервотрепка Лизе… – пробормотала Юля и вдруг резко поднялась с дивана. – Послушай, Щукина… Ты хороший человек, но только никому не говори, что я уехала… Я скоро вернусь, я только на полчасика…
Надя и глазом не успела моргнуть, как Юля исчезла из приемной. Даже кофе не выпила.
* * *
Кладбище осенью представляет собой унылое зрелище. Скопище бомжей у центральных ворот, запах гари, дыма и дождя… Шорох сиреневых кустов и чье-то глухое и надсадное рыдание.
Небо над головой, несмотря на полдень, потемнело, налилось чернильной влагой и грозило обрушиться на все живое и затопить мир.
Юлю интересовал вопрос: знала ли Лора о том, кто такой на самом деле Ломов, что это тот самый дядя, Казарин, который сначала сделал ее беременной, а потом подпилил стремянку… Но разве могла Лора ответить ей из могилы?
Юля остановилась в нерешительности рядом со свежим холмиком. Великое множество венков. Но ЕГО венок должен быть сверху, потому что если он и приходил сюда, то уже ПОСЛЕ похорон. Он не мог не проститься со своей племянницей.
Она подошла поближе и, разворошив мокрые полумертвые розы, зацепила пальцем черную ленту с надписью, выведенной позолотой… И обмерла… «…от Ломова…я Павл…» В нескольких местах лента была необратимо размыта, и прочесть буквы оказалось невозможным. Но фамилия Ломова все же была. Может, он решил назваться своим настоящим именем? Но тогда было бы написано: от Ломова Ильи Владимировича. Что означают эти буквы: «…я Павл…»
Она обернулась и увидела приближающегося к ней человека. Он шел, не видя ее и глядя куда-то в пространство. Красивый и отсутствующий, как призрак… Белые волосы развевались на ветру.
Он подошел к могиле и положил на нее два кроваво-красных георгина. И она все поняла. И волна стыда опалила ее щеки. Матвей…
– Ломов, – окликнула она его и не ошиблась: он тотчас повернулся и, сразу же смутившись, замотал головой… Значит, подпиленная стремянка не убила ребенка, а дала преждевременную жизнь сыну Лоры и Ильи Казарина. Значит, Юля видела перед собой Матвея Павловича Ломова, сына Лоры, который был взят на воспитание Лизой… И Лора всю жизнь это скрывала. Особенно от своего мужа. Ведь она родила Матвея в тринадцать или четырнадцать лет, да еще и от собственного родного дяди… Так вот, значит, для чего ей всегда были нужны наличные! У нее рос сын, а Лиза, возможно, злилась на сестру, что та не в состоянии обеспечить его, в то время как сама купается в роскоши. Вот тогда-то Лора и стала продавать свои платья и украшения. Лиза убедила ее в том, что ей необходимо развестись с Сергеем Садовниковым… А ведь Лора любила мужа, и если бы затеяла развод, то только для того, чтобы получить половину денег Сергея. Она знала о его изменах, но продолжала его любить. Вот и в ту ночь, гуляя с сыном по улицам, она вдруг захотела домой, к мужу, и, вернувшись туда и ничего вокруг не замечая (даже Полины, спрятавшейся под столом), легла к нему в постель, где и нашла свою смерть… Из-за двух негодяев, решивших, что им принадлежит весь мир.
– Матвей, простите нас… – сказала Юля, подходя к нему и кладя ему руку на плечо. – Я ведь только сейчас поняла, что Лора – ваша мать…
– Если бы вы только знали, какая она была… Я хотел увезти ее в Питер, и мы бы жили там счастливо… – он плакал, как мальчик, некрасиво и отчаянно…
А она смотрела на него и думала о том, что в эту ночь он осиротел еще раз: ведь Зименков убил его настоящего отца, Ломова. Казарина.
* * *
Она вернулась в агентство и снова легла на диван, словно никуда и не уходила. Собравшиеся там Шубин и Крымов помогали Наде накрывать на стол. Предполагалось отметить окончание сразу двух дел и, как сказала Надя, «напиться в стельку». Кроме того, надо было решать, что делать с ломовско-сырцовскими деньгами.
– Нет, вы видели ее? Уехала, приехала, и все молчком… А, между прочим, к тебе приходила Марта Басс, она принесла деньги и вот этот огромный торт… Она сказала, что Рите уже лучше, что она через пару дней сможет вернуться домой… Она плакала, и я, глядя на ее радость, тоже разревелась… А еще приходил Арсиньевич… Крымов, рассказывай сам…
– Да чего тут рассказывать, я отчитался перед ним в письменном виде… Мне кажется, что он так и ушел с разинутым ртом… Представляю, какой разговор мне еще предстоит с Корниловым…
– Женька, скажи, что Арсиньевич завтра принесет остальные пятьдесят процентов гонорара… Живем, ребята!
– А ты не считала, Надечка, сколько мы задолжали экспертам и кое-кому еще?
– Ну тебя, Крымов… Ты лучше налей Юле вина, а то она вон какая бледная…
– А хотите я вам скажу, на кого Лора оставила завещание? – вдруг проронила Юля.
И сразу стало тихо.
– Уж не на тебя ли? – хохотнула Щукина.
– На Ломова…
– Да ты спятила, Юлька… – Надя говорила громко, наверно, уже выпила и теперь не знала, куда выплеснуть свое хорошее настроение.
– На Ломова Матвея Павловича, потому что тот самый молодой человек, которого все принимали за любовника то Лоры, то Лизы, – сын Лоры и Ильи Каза рина…
– А что с Лизой? – спросили хором Шубин и Крымов.
– Понимаете, это всего лишь мое предположение…
– А это мы сейчас проверим! – и неугомонная Щукина бросилась к телефону. Она разговаривала с Норой. Через пару минут Надя издала возглас удивления или восхищения и положила трубку.
– Ты права, Земцова, как всегда. Действительно, Лора оставила большую часть наследства Матвею Павловичу Ломову. Нора и все там в недоумении – они же не знают, о ком идет речь. А остальное – сестре, Елизавете Гейко.
– Меня больше всего удивляет то, – подал голос Игорь, – что в нашем городе за деньги можно узнать не только текст любого завещания, но и цвет трусов любого из нас. Противно…
Крымов налил вина и поднес бокал Юле:
– Поздравляю тебя, Земцова… Я просто счастлив и горд, что знаком с тобой… – он куражился, веселье так и рвалось наружу. – Вот только скажи нам всем, мы же здесь все свои… КТО убил Ломова?
– Ведь не ты? – с надеждой в голосе спросил Шубин, протягивая ей очищенный апельсин. – А если ты, мы поймем…
– Ребята, это не я… Разве я могла бы справиться с таким здоровым мужиком?
– Но кто?
Юля вдруг снова увидела перед собой бледное лицо своего подзащитного, и слезы затуманили ее взгляд.
– Понимаете, я дала слово. И я его сдержу… – она закрыла глаза, и все происшедшее с ней за последние две недели промелькнуло перед ее внутренним взором, словно ледяной пестрый вихрь.
«Как же тебя звали, Зименков?..»
