Обогнув сцену, я остановился у дальней стены, откуда начиналась длинная анфилада великолепных комнат, заставленных музыкальными инструментами — из красного или эбенового дерева, черными, белыми, розовыми, кофейными. Некоторые пианино и рояли были совсем новыми, другие — восстановленными, но и те и другие стоили десятки тысяч долларов.
Услышав аплодисменты, я повернулся к сцене. Какая-то женщина с замысловатой прической благодарила со сцены компанию «Стейнвей» за предоставленную возможность провести концерт в этом зале. Упомянула она и о том, что если кому-то из родителей приглянется тот или иной инструмент, менеджер фирмы окажет им любую необходимую помощь. Родители выглядели усталыми, но готовы были терпеливо ждать, лишь бы увидеть своих чад на сцене; гордость за детей смешивалась на их лицах с решимостью выдержать и это, и еще много подобных мероприятий. Среди них я увидел и Джея — он сидел у стены довольно далеко от меня и держал в руках программку. Как и на баскетбольном матче в школе, Джей был одет в дорогой костюм и имел вид крупного маклера, финансиста или высокопоставленного корпоративного служащего с Уолл-стрит, зашедшего в салон скоротать часок-другой. Даже выражение некоторой отрешенности на его лице можно было легко объяснить заботами о делах более серьезных и важных.
Салли Коулз выступала одиннадцатой. Ее исполнение бетховенской Лунной сонаты не показалось мне ни особенно хорошим, ни особенно плохим. Нормально — вот, пожалуй, самое подходящее слово. Девочка вовремя давила на педаль, правильно брала аккорды, но это было, пожалуй, и все. Ни мастерства, ни таланта, ни вдохновения я не заметил, зато налицо была решимость. Салли глядела то в партитуру, то на собственные пальцы, и от этого казалось, будто только ее сила воли заставляет ноты звучать более или менее своевременно. Впрочем, вряд ли это имело большое значение — Салли смотрелась довольно эффектно, к тому же играть ей явно нравилось, и будь я ее отцом, я бы не стал особенно расстраиваться из-за того, что у девочки нет никаких особых музыкальных способностей; главное, что она счастлива, что все у нее будет хорошо и что в жизни она, скорее всего, станет удачливой победительницей.
Пока Салли играла, я воспользовался возможностью, чтобы еще раз взглянуть на Джея. Он сидел неподвижно, повернувшись ко мне полуанфас и согнувшись, словно ювелир-огранщик, который, моргая от напряжения, внимательно рассматривает драгоценный алмаз. Но не только внимание выражало его лицо; на нем была написана самая настоящая боль. Да, боль и неподдельное страдание.
Закончив играть, Салли вскочила и отвесила заученный, немного нервный, но очаровательный в своей безыскусности поклон. Потом она поспешно вернулась на свое место и, не скрывая облегчения, плюхнулась на стул рядом с какой-то женщиной лет тридцати с небольшим, державшей на коленях младенца. Я узнал ее практически сразу — это была та самая женщина, которую я заметил из окна квартиры Элисон. Она что-то сказала Салли, та в ответ пожала плечами и, повернувшись к сидевшей рядом подружке, стала, хихикая, что-то с ней обсуждать. Затем ее внимание привлекло выступление маленького полного мальчугана с рыжими кудряшками, который, надо отдать ему должное, играл гораздо лучше Салли.
Джей тем временем опустил голову, словно собираясь с силами, затем снова стал смотреть на Салли, которая об этом даже не подозревала. Сползши вниз по спинке стула, она укрылась за программкой и вовсю болтала с подружкой. Выглядело это не слишком прилично, и мачеха, наклонившись к Салли, сказала ей что-то резкое. Та сразу села прямо, но продолжала болтать. Глядя на нее, я подумал, что Салли прелестна, хотя пока еще не вполне сознает это. Мне также было очевидно, что в будущем красота может серьезно осложнить ей жизнь. В этой жизни так чаще всего и бывает.
Потом я заметил, что пока родители аплодировали рыжему мальчугану, закончившему свое выступление виртуозным пассажем, Джей поднялся и стал пробираться сзади вдоль ряда стульев, на котором сидели Салли и ее мать. Он вежливо улыбался и вполголоса извинялся перед родителями и детьми, пока не оказался прямо за спиной девочки. Здесь Джей ненадолго остановился, пристально глядя сверху вниз на безупречный прямой пробор, разделявший ее волосы. Потом я увидел, как он опустил руку на спинку стула Салли, словно невзначай прикоснувшись к ее плечу и длинным распущенным волосам, но тут же поднял, словно собираясь погладить девочку по голове. Этот жест вызвал у меня неосознанную тревогу: что, если Джей хочет причинить Салли какой-то вред? Миссис Коулз тоже обратила внимание на остановившегося позади нее постороннего мужчину и, обернувшись через плечо, вопросительно на него взглянула. Увидев это, Джей тотчас продолжил движение, на ходу кивнув и, вероятно, пробормотав какие-то извинения. Вскоре он достиг конца ряда и быстро направился к выходу. Я был готов к этому и без промедления последовал за ним, однако, когда я вышел на улицу, широкие плечи Джея маячили уже почти в самом конце квартала.
Тогда я побежал и вскоре нагнал его.
— Джей! — окликнул я. — Подожди!.. — Я схватил его за рукав.
— Ах, это ты, Билл?… Привет! Какая неожиданная встреча!
— Черта с два — неожиданная.
Он улыбнулся, сделав вид, будто ничего не понимает, и мне пришлось напомнить себе, что именно этого человека я видел в тренировочном зале с адреналиновым ингалятором в зубах и что именно этот человек, лежа в кислородной камере, сочинял по ночам письма к отцу Салли Коулз.
Не выпуская его рукава, я сказал:
— Нам нужно серьезно поговорить, Джей, поговорить прямо сейчас.
— А что случилось-то?…
Его тон и улыбка были такими естественными, что если бы я не знал, в чем дело, я мог бы поверить, будто совершаю ужасную ошибку.
— Отличная работа, Джей, — сказал я сквозь зубы. — Ты обвел вокруг пальца Элисон, и некоторое время тебе удавалось водить за нос и меня. Кто знает, сколько еще человек ты обманул, но теперь…
Джей высвободил рукав из моих пальцев.
— Ты спятил, Билл, — сказал он спокойно.
Джей стоял передо мной непоколебимый, уверенный, но в его позе чувствовались и вызов, и скрытое стремление узнать, что мне известно.
— Девочку, которая только что исполняла Бетховена, зовут Салли Коулз, — медленно проговорил я, стараясь успокоиться. — Как тебе известно, она приходится дочерью Дэвиду Коулзу, который арендует офис на четвертом этаже в здании на Рид-стрит. Несколько дней назад, на баскетбольном матче женских школьных команд, она сидела на скамье запасных и вышла только в конце игры. Ты так хотел купить это здание только потому, что там работал ее отец, верно? Ведь тебе нужно было именно оно, и никакое другое, правда? Мне сказал об этом Марсено. По-моему, он думает, что ты сумасшедший. Ты предложил обменять свою землю на эту древнюю развалину. Чилийцы сразу поняли, что ты предлагаешь им фантастически выгодную сделку, и сделали все, чтобы купля-продажа состоялась. — Я перевел дух. — Кроме того, есть квартира Элисон, которая расположена крайне удачно для… Все это не может быть совпадением, Джей. Я, конечно, не знаю всего, но то, что мне известно, выглядит… почти как извращение.
Джей Рейни холодно разглядывал меня. Его сжатый рот сделался тонким, как шрам, а лицо было таким, словно он вот-вот меня ударит.
— Наконец, я знаю, что у тебя с легкими…
Джей продолжал молчать, но при этих моих словах он расслабился и даже как будто немного обмяк.
— Ты сжег их гербицидом.
Он моргнул.
— Так ты узнал?…
— Марта Хэллок рассказала мне.
— Да, Марта Хэллок знает…
Он мне все объяснит, сказал Джей, но сначала он хотел вернуться в Бруклин. Сначала его желание показалось мне бессмысленным, поскольку в Манхэттене хватало ресторанов и баров, где мы могли бы остановиться, но потом я сообразил, что Джею, вероятно, необходимо принять одно из его лекарств или глотнуть кислорода.
— Я от тебя не отстану, пока не услышу всю историю, — сказал я.
— Хорошо. — Голова его поникла, и я понял, что в мыслях он уже далеко.
— Тебя ищут плохие парни, Джей, из-за этого моя жизнь тоже превратилась черт знает во что!
— Хорошо, хорошо, — кивнул он.
— Ничего не «хорошо»! — рявкнул я. — Ты обязан что-то сделать, сделать сегодня же, не откладывая! Ты должен рассказать все, что мне необходимо знать, чтобы твои проблемы не били рикошетом по мне.
Мы взяли такси и молчали всю дорогу до Бруклина. Один Бог знает, что подумал водитель, когда высаживал двух зрелых мужчин перед темным гаражом на бруклинских задворках. Там Джей достал ключи и первым поднялся на второй этаж. В свете уличных фонарей я снова увидел на подступенках лестницы глубокие вертикальные царапины, оставленные тяжелыми кислородными баллонами.
— Вчера ко мне кто-то вломился, — глухо сказал Джей, отпирая дверь. — Но ничего не украли.
