– Я знаком с профессором Мальцевым…
– А мне по хрен, с кем ты знаком, – лениво ответил Костя и тут же сменил тон на подчеркнуто доброжелательный. – Что же это вы, профессор, со студенточками своими спите? – Профессор побледнел. – Оценки заставляете отрабатывать? – Оперативник снова промокнул уголок глаза. – Черт, попало что-то… А если об этих ваших «невинных шалостях» в институте станет известно? Как тогда, а? Между прочим, вы хоть знаете, какой срок полагается за принуждение к сожительству, профессор? Пять лет. А ну как я завтра приглашу сюда ваших студентов и сниму с них показания? Вполне ведь можете на уголовное дело нарваться. А если и не нарветесь, то с работы вас уволят – это на раз. Причем с «волчьим билетом». Заграница – симпозиумы разные и все такое прочее – для вас накроется. Из всех ученых союзов, ясное дело, вышибут. И останетесь вы, профессор, один-одинешенек на старости лет. Никому не нужный, без работы, без денег.
– Я… Да как вы смеете! Это наглая клевета! – Лицо профессора пошло пятнами. – И… вы плохо думаете о людях! Мои студенты никогда не совершат подобной низости! Костя засмеялся и толкнул профессора в грудь. Тот плюхнулся на стул.
– Еще как совершат, профессор. Еще как совершат, – уверенно заявил оперативник. – Помяните мое слово. Сталинская школа, она, знаете, живуча. И по сей день живее всех живых. Нет, – он усмехнулся, – не подумайте ничего дурного. Меры физического воздействия в наших органах никогда не применялись и применяться не будут. Все строится исключительно на добровольном сотрудничестве. – Он усмехнулся многозначительно. – Никакого принуждения. Просто намекнем, что в случае отказа направим официальное требование о переэкзаменовке. Мол, по имеющимся данным, оценки, проставленные профессором таким-то таким-то ученикам, проставлены незаконо, на основании… И подробненько распишем, что к чему. Мол, по фактам принуждения к сексуальным контактам студентов и студенток такого-то и такого-то курса профессором таким-то, возбуждено уголовное дело.
– Но это клевета! Подлог! Низость!
– Конечно, – легко согласился Костя. – Но вы полагаете, хоть один человек в вашем институте об этом задумается? Вы считаете, кому-нибудь будет дело до того, состоится суд или дело в результате закроют «ввиду отсутствия»? Нет, профессор. Все кинутся спасать свои задницы, защищать свою репутацию. Чтобы, не дай Бог, и на них чего такого не подумали бы. И учениц этих отчислят в тот же день, независимо от того, спали они с вами или не спали. Так что напишут ваши студенточки показания, накатают. Посмущаются для вида и напишут. Старательно, от души. Кстати, – Костя слез со стола, закурил, зашел сидящему профессору за спину. – Вот вы тут сидите, оскорбляете наши правоохранительные органы и меня лично. Даже с кулаками бросаетесь…
– Я? – изумился профессор. – Я бросаюсь с кулаками на вас?
– Именно вы, профессор. У меня и свидетели есть. Они на планерке сейчас, но позже я могу вас познакомить, если угодно. Так вот, вы бросаетесь на меня с кулаками, вынуждая заподозрить вас буквально черт знает в чем, а между тем я лично желаю вам только добра.
– Молодой человек, – замахал руками профессор, – оставьте эти ваши… Оставьте! Если уж вы действуете сталинскими методами, то хотя бы потрудитесь соответствовать. И не надо играть тут со мной… Не надо! Я уже пуганый! Меня в пятидесятом такие пугали – не чета вам! И ничего! Жив, как видите! Костя слез со стола, обошел стул и встал позади профессора, упершись руками в спинку стула, наклонился к самому уху и прошептал:
– Ничего, профессор. Это ненадолго. – Он посмотрел на дергающуюся щеку старика и добавил все там же вкрадчивым шепотом: – Кстати, надо бы посоветовать этой вашей студенточке белобрысой поскорее аборт сделать. С вашим-то нынешним здоровьицем, профессор, на зоне больше года не протянуть. Опять же, студенточка эта… Любочка, кажется? Любочка. Так вот, Любочка обязательно подпишет заявленьице, что вы ее сперва изнасиловали, а потом склонили к сожительству. Непременно подпишет, вот увидите. Когда узнает, что вы помимо нее спали с половиной курса. Уязвленная женская гордость, она, знаете ли, пострашнее пистолета будет.
– Прекратите говорить об этой девушке гнусности! – выпалил профессор. – Я запрещаю вам, слышите? Оперативник вздохнул, выпрямился. Лицо профессора было бледным, подбородок трясся, по лбу и щекам катился пот. Костя усмехнулся, сказал уже громко, буднично:
– И правда, стоит ли говорить о ней гадости? На кой ляд вы сдались этой Любочке? Молодая, красивая. Фигура опять же. А темперамент… Сказка, а не девушка. И такая должна передачи вам в тюрьму таскать? Смеетесь, что ли? Тоже мне, нашли жену декабриста. Ей ведь, профессор, не вы нужны были, а квартирка ваша замечательная в центре да блага профессорской женушки. Симпозиумы за бугром, санатории престижные, круг общения, ну и прочие трали-вали. А что вы не могли ее удовлетворить в половом отношении, так Любочка – девушка не только красивая, но еще и общительная. Она с лихвой окупала недостаток семейного тепла институтскими и профессорскими «связями». Причем иногда не с одним, а сразу с двумя пар…
– Вы лжете! – закричал профессор, вскакивая и замахиваясь на Костю сухоньким кулачком. Оперативник даже не стал уклоняться. Просто ткнул старика согнутым пальцем в солнечное сплетение, и тот задохнулся, упал на колени перед Костей, схватился за сердце.
– Ну вот, – насмешливо сказал оперативник. – А говорите, не кидаетесь с кулаками.
– Вы бессовестно лжете! – прошептал сдавленно профессор.
– Хотите проверить? – деловито предложил Костя. – У меня в сейфе как раз лежит рапорт одного нашего внештатного сотрудника, «стукача», проще говоря. Так вот, в этом рапорте очень интересные фактики содержатся. Хотите узнать, как отзывается о вас ваша Любочка, когда занимается групповым сексом? Кстати, Сашук, Юленька Ленина тоже принимала участие в этих оргиях. Причем неоднократно и с удовольствием. – Он снова повернулся к профессору. – А может быть, вам интересно, как Люба называет партнеров и особенно партнерш во время предварительных ласк? Или какой вид сексуальных извращений доставляет ей самое большое удовольствие? Или что она кричит в момент оргазма?
– Это… это фальшивка. Грязная подделка!
– Вам бы, конечно, этого очень хотелось, – кивнул Костя. – Я понимаю. Ладно, чтобы развеять ваши сомнения, давайте отправим за вашей Любочкой машину. Ее привезут через сорок минут, а заодно и «стукача» этого прихватят. И еще нескольких ребят и девочек из тех, чьи фамилии значатся в рапорте. Хотите? А потом посадим их в этом кабинете, всех вместе, при вас, и начнем задавать вопросы. Тогда и увидим, лгу я или говорю правду. – Старик вдруг закрыл лицо ладонями и зарыдал. Плечи его заходили ходуном. Спина ссутулилась. – Ну, ну, профессор. Что это вы? Давайте-ка присядем на стульчик. Во-от. Чего вы на полу-то, да еще и на коленках? Здесь ведь не подвалы Лубянки. Да и, как вы верно подметили, времена не те. Перед нами на коленках стоять не обязательно. – Так, приговаривая едва ли не по-сыновьи, Костя ухватил старика под руку, заботливо помог подняться и усадил на стул. – Так получше, профессор? Удобно? Ну и хорошо.
– Вы – садист, молодой человек, – пробормотал профессор, сразу старея лет на двадцать. – Чудовище, палач.
– Наконец-то вы, профессор, поняли, с кем имеете дело, – улыбнулся, ничуть не обидевшись, Костя. – Я очень рад. Поздравляю.
– Оставь человека в покое, – сказал Саша.
– А ты вообще помолчи, – отмахнулся от него, словно от мошки, оперативник. – А то грохнешься опять, морду разобьешь.
– Оставь человека в покое! Костя, быстро повернувшись, ударил Сашу тыльной стороной ладони. Сильно ударил. Тот не сумел сохранить равновесия и упал, опрокинув стул. Ударился головой об пол и уже плывущим сознанием услышал, как Костя спокойно говорит:
– Так что уж лучше, профессор, оставить все как есть. Никого не вызывать, ни о чем не спрашивать. А рапорт этот я сожгу. Вот прямо на ваших же глазах и сожгу. И будем считать, что ничего не было. Представим, что я просто пошутил. Ну, согласны? Согласны, профессор? По глазам вижу, что согласны.
– Согласен, – покорно пробормотал тот.
– Вот и правильно, профессор. И очень даже умно. Кому нужны лишние неприятности? О, смотрите-ка, – воскликнул Костя в деланном изумлении. – Кажется, пока мы тут с вами болтали, наш задержанный упал. Вы заметили, профессор?
– Да, – еще тише ответил тот и снова заплакал. – Упал. Я заметил. Упал он. Упал. Он упал. Упал. Упал. Его никто не бил. Он упал.
– Ну, ну, ну, ну, ну. – Костя присел на корточки, цепко схватил старика за подбородок, вздернул голову, достал из кармана носовой платок и принялся вытирать слезы, приговаривая увещевающе, словно ребенку: – Это что еще за истерика, профессор? Взрослый человек, уважаемый. Жена-красавица. Ребеночек скоро родится. А вы в слезы, как девица. Не надо, не надо. Некрасиво. Все хорошо. – Оперативник погладил старика по седым волосам. – Все очень хорошо. Легко и просто. Ну, успокоились? – Старик кивнул и шмыгнул носом. – Вот и чудненько. Но в следующий раз, когда он упадет, вы уж мне скажите обязательно. А-то я заболтаюсь с вами, ничего и не замечаю вокруг. Хорошо? Вот и договорились.
