— Я уже вызвала. — Маячившая впереди фигура Эйдена, едва различимая в разыгравшемся ливне, сделала резкий поворот в сторону от дороги. Пошатываясь, я пошла вниз по склону холма, чтобы не терять его из виду. — Кажется, Эйден идёт к лесу.
— К Дремучей Долине? — спросил Стивенсон.
— Ага. Думаю, туда он и идёт.
— Я еду.
— Вы нашли гараж? — спросила я.
— Да, — ответил он.
— Хорошо, — сказала я и повесила трубку. Телефонный разговор сильно ограничивал мою скорость.
У границы Дремучей Долины Эйден замедлил шаг — такое впечатление, что он пытался сообразить, в какую сторону двигаться, и это говорило о том, что у него есть какая-то цель. Не просто так он бежал в лес.
Я следовала за ним в направлении густой и тёмной лесной чащи по скользкому, поросшему травой склону, и под ногами начало чавкать. Вся одежда вымокла, но дождь, по крайней мере, смыл с лица почти всю кровь. Голова ещё пульсировала болью от ударов кулака Джейка, на руке болел глубокий кровоточащий разрез, но я была полна решимости держать моего мальчика в поле зрения. Его забрали у меня десять лет назад, и я не собиралась допустить повторения. Я больше никогда не хотела терять его из вида.
Я бежала к лесу, и джинсы облепила влажная трава. Я двигалась с максимально возможной при данных обстоятельствах скоростью и задавалась вопросом, приходилось ли кому-то ещё из женщин заниматься чем-то подобным фактически в момент родов. И я осознала: конечно, да. Безусловно. Женщинам приходилось рожать в охваченных войной странах, и им приходилось бегством спасаться от смерти. Дети выживали в самых ужасных условиях. Человек — существо сильное, стойкое и целеустремлённое. Я стиснула зубы и двигалась вперёд, решив для себя, что моя малышка сможет чуть-чуть подождать. Я продержусь до той минуты, пока Эйден не будет в полной безопасности.
Солнце почти зашло. Дождь барабанил по опавшей листве, превращая землю в грязное месиво, но несмотря на холодные струи, падающие с неба, мне было тепло. Усилия, которые я прикладывала к тому, чтобы двигаться быстрее, и от которых я отвыкла, будучи в положении, сделали своё дело, мышцы болели, но я была тверда в своём устремлении — найти сына и не допустить, чтобы с ним что-нибудь случилось.
Он двигался весьма проворно, и поспевать за его красным свитером было нелегко. Я всё вспоминала тот день, когда из реки выловили его красную курточку. Сегодня такого не случится. Никогда больше такого не случится, и я об этом позабочусь.
Эйден снова притормозил и три раза дёрнулся в разных направлениях — было понятно, что он пытается понять, куда идти.
— Эйден! — позвала я. — Пожалуйста, не пугайся, давай поговорим!
Он обернулся и уставился на меня. В тёмном лесу его бледное, как у призрака, лицо резко выделялось на непроглядном фоне близкой чащи.
— Поговори со мной, — сказала я. — Я знаю, ты можешь. Поговори со мной, пожалуйста, и скажи, что ты хочешь сделать. Я хочу тебе помочь.
Но он промолчал и снова пошёл сквозь деревья, скользя между ними, как привидение.
Живот пронзила очередная схватка, и я сложилась пополам от боли, изо всех стараясь не обращать на неё внимания и идти за Эйденом по лесу. К моему удивлению, после того, как боль утихла и я смогла разогнуться, я увидела, что Эйден остановился и смотрел на меня. Когда я пришла в себя, он снова двинулся.
Он хотел, чтобы я шла за ним.
43
Иногда, когда Эйден рядом, мне кажется, что я чувствую лесной запах, сопровождавший нас в ту ночь. Это не совсем приятный запах: смесь свежего аромата сосен и дождевой воды с затхлым запахом мокрой опавшей листвы, землистый, плесневелый запах грязи и металлические нотки крови. Каждый раз, когда я вспоминаю ту ночь и насквозь промокшую одежду, по спине у меня пробегает холодок. Ноги до сих пор болят от воспоминаний о том, как я бежала по скользкой листве и грязи, а грудь сжимается от мысли о том, как я тогда задыхалась. Да и в животе я по сей день чувствую спазмы, стоит подумать о боли тех схваток.
Предпочла бы я, прижимая к себе сына, не думать обо всём этом? Разумеется. Точно так же, закрывая глаза, я бы не хотела видеть кровь Роба на полу у Джози и мрачный, решительный взгляд Джейка, с которым он подходил ко мне, держа охотничий нож в руке.
Следуя за сыном в лес, я понимала: что бы Эйден ни хотел мне показать, это всё изменит. Я одновременно боялась этого и желала всем сердцем. Мне нужны были ответы, и ключом к этим ответам, как и всегда, был Эйден.
Казалось правильным, что наше маленькая прогулка получилась столь выматывающей. Мы имели дело не с моей историей, а с историей Эйдена, с историей для него долгой и мучительной, так что испытать хотя бы малую толику той боли, через которую прошёл он, значило для меня быть ближе к нему. Я мало-помалу сокращала расстояние между нами, и мне очень хотелось взяться за его руку и напитаться её теплом, но я знала, что этого делать не стоит.
Я рожала, в этом не было никаких сомнений. Схватки стали частыми, но Эйдена я рожала в течение нескольких часов, так что я лишь надеялась, что у нас достаточно времени на то, чтобы Эйден показал мне то, что хотел показать, до того, как приедет полиция.
Я продолжала идти по лесу, а боль, однако, становилась всё сильнее. Ещё одна схватка накрыла меня, и я была вынуждена остановиться и схватиться за дерево.
— Я… больше… не могу… Эйден!
Я почувствовала, как вибрирует телефон в кармане промокших джинсов, но проигнорировала звонок. Без сомнения, инспектор Стивенсон надеялся остановить меня и заставить вернуться. Но обратного пути уже нет. Даже если бы я сильно хотела, не смогла бы найти обратную дорогу. Я могла лишь следовать за сыном в сгустившейся лесной темноте.
Эйден остановился. Он повернул голову налево, потом направо, словно увидел что-то знакомое. Справа от меня, на небольшом бугре, стояла очень
