дать, это можно, а вот беседы беседовать… Лучше уж молча валяться на песке, расслабляясь под горячими лучами солнца. Однако господин Невялов, по всему, испытывал острую необходимость излить душу.
— Умненькая. И ладненькая. Сладкая кошечка.
— Кошечки в подворотне мяукают.
— Нежный, да?
— Нежный. — Не стал спорить Тимур. В данный момент он сожалел о двух вещах: о том, что Ника не простит, если с этим красавчиком произойдет небольшой несчастный случай, и о том, что он не додумался захватить солнечные очки. Солнце слепило глаза, приходилось прикрывать ладонью, а лежать в таком положении не очень-то удобно.
— Отпусти ее.
— Чего?
— Отпусти, говорю. Давай поговорим, как мужик с мужиком. — Предложил Марек. — Она молодая, красивая, богатая. А ты?
— А я старый, уродливый и бедный в придачу.
— Вот видишь. — Егорин юмора не понял.
— Что вижу?
— Не придуривайся. Ты прекрасно понимаешь, что ты здесь лишний! Твое присутствие мешает…
— Кому? Тебе?
— А хоть бы и мне! Девочка нравится мне, я нравлюсь ей, чего ты лезешь? А?
— Она или ее деньги? — Лежать надоело, и Тимур сел.
— Какая разница? Мы подружимся, поженимся, чего еще надо?
— Ничего. Ты прав. Муж-красавец — вот мечта каждой нормальной девушки. Она сидит дома, жарит котлеты, стирает, утюжит, а он в это время прогуливает ее деньги в компании девиц помоложе да покрасивше. А потом, как деньги закончатся, и развестись можно будет. Подумаешь, она горевать станет? Ничего, погорюет и успокоится.
— Утрируешь. — Марек поморщился, словно породистый кот, узревший дохлую крысу.
— Разве?
— Со мной она хотя бы выползет из раковины. Вся ее жизнь — тесная серая раковина, унылая и бесперспективная. Пусть хотя бы немного поживет, как человек.
— Где тебя так лапшу на уши вешать научили?
— Так не тебе же, — нимало не смущаясь, парировал Марек. — Брось, ты же нормальный мужик, ты же видишь, что она на меня запала, стоит пальцем поманить, и сама в постельку прыгнет.
— Хочешь в морду?
— Не хочу. — Егорин даже отодвинулся, однако, разговор не прекратил. — Ладно, давай серьезно, сколько ты хочешь?
— В смысле? — В данный момент времени Тимур хотел убраться в тень: плечи неприятно покалывало, знать, слишком долго на солнце сидел, вот и, пожалуйста, чует его сердце, что без солнечного ожога не обойдется: вечером кожа покраснеет и каждое прикосновение будет причинять боль. А все из-за болтуна.
— Ну, пять штук. Пять штук баксов за то, чтоб ты убрался с острова.
— Чего?
— Ладно, десять. Но это потолок, больше дать не могу. Хотя, если не сразу… Пятнадцать. Идет? С нее ты столько не поимеешь, да и ждать придется, пока в права наследования войдет, пока покупателей на квартиру или коллекцию найдет… И прими во внимание тот факт, что девочка, получив бабки на руки, вспомнит о тебе. Ты кто? Зэк. А она — богатая наследница, такую в любой компании с распростертыми объятьями примут. Ей понравится: дискотеки, клубы, магазины, друзья… новые, прошу заметить, друзья. Они быстро подскажут, что зэку в одной с ними компании делать нечего. И она с тобой расстанется, возможно, немного пострадает, как над любимой сумочкой или босоножками — бабы обожают лить слезы по пустякам — но тебе от этого легче не станет. Нет, ты, конечно, можешь нажать на жалость, припомнить славное прошлое, совместные походы в зоопарк. И, вероятно, некоторое время подобная тактика будет приносить плоды, но, вопрос, как долго? Так не лучше ли поступить, как нормальный мужик, и дать ей свободу.
— С тобой?
— А хоть бы и со мной. Я, во всяком случае, ее не обижу, будет заниматься, чем пожелает, но только под присмотром.
— То есть, — уточнил Тимур, — я — неподходящая пара, а ты — подходящая.
— Вот именно! — Марек вскочил. — Вот именно, что я — подходящая пара по всем параметрам. Я выведу ее в свет, я позабочусь о воспитании, образовании, я прослежу, чтобы ее научили подбирать одежду, делать макияж, вести себя в обществе, чтобы…
— А ей это надо? — Салаватов закрыл глаза, пытаясь утихомирить красную пелену, ярость алым клубком дыма клокотала внутри, наверное, когда-то давным-давно из-за такого же дымного клубка случился Большой взрыв, и родилась Вселенная.
Главное, чтобы и сегодня до взрыва не дошло. Вселенная Вселенной, но Марек взрыва точно не переживет. Егорин же, не чувствуя опасности, трещал сорокой, расписывая, как плохо Нике будет с Салаватовым и как хорошо с ним, с Мареком. Господи, сделай так, чтобы он заткнулся, иначе…
У Тимура скулы свело от злости. Этот тип относится к Нике, точно к зверушке, редкостной, дорогой, но абсолютно безмозглой зверушке, которая не в состоянии сама принимать решения.
— Ты подумай, ладно? Пятнадцать штук на дороге не валяются. А за нее не волнуйся, все чин чином будет, свадьба, платье, лимузин…
— И когда?
— Ну… — Марек вдруг замялся, словно услышал неприятный вопрос. — У меня тут одна проблема… знаешь, как бывает, когда… в общем, не важно, я разберусь. А ты подумай.
Единственное, над чем собирался думать Тимур, так это над вопросом: стоит ли пересказывать Нике сию занимательную беседу или нет. Решил, что не стоит: она все равно не поверит, еще сочтет, что Салаватов клевещет на «родственника».
— Может, в тень пойдем? — Предложила Сущность. — А то потом больно будет…
Заснуть удалось лишь на рассвете, пани Наталья успокоилась еще раньше, кризис минул и, судя по всему, девушка выживет, однако…
Они сами виноваты. Ее слова не давали покоя. Кто виноват? Почему столько крови? Бред или… Нет, не возможно. Аполлон Бенедиктович изо всех сил гнал страшные мысли прочь. Заподозрить пани Наталью в столь ужасных вещах? Да он просто подхватил здешнее безумие, которое распространяется по воздуху подобно инфлюэнце. Однако, несмотря на все старания, мысли продолжали преследовать Палевича даже во сне, превращая последний из отдыха в настоящую пытку.
А потом в дверь постучали, и сон исчез. Аполлон Бенедиктович же ощутил себя совершеннейшим стариком.
— Аполлон Бенедиктович, — Мария осторожно, точно опасаясь вспышки хозяйского гнева, заглянула в комнату, — вы снедать будете?
— Нет, спасибо. Как пани Наталья?
— Лучше. Доктор приезжали с Федором, сказали, что теперь на поправку дело пойдет. Порошки свои оставили. — Служанка фыркнула, выказывая собственное отношение к порошкам и микстурам.
— Почему не разбудили? — Аполлон Бенедиктович почувствовал, как возвращается вчерашнее мрачное раздражение. Какого черта эта баба взяла на себя право решать, что хорошо, а что плохо для Натальи? Палевич сам хотел побеседовать с врачом, а тут эта никчемная заботливость. Или тупость?
— Ну, так не добудились. Вы спали, як убитый. Но доктор сказал, что
