Роберт Гэлбрейт - Зов кукушки

Дальше настал черед белой, со стилизованным африканским принтом на подкладке. В точности как описывала Сиара, отстегнутая подкладка превращалась в декоративный платок с зубчиками молнии по краям, оставляя неприкрытой белую кожаную внутренность сумки.

При беглом осмотре Страйк не обнаружил ничего особенного, но, приглядевшись внимательнее, заметил, что из-под обтянутого материей плотного донышка, позволяющего сохранить форму сумки, торчит бледно-голубая кромка. Приподняв дно, он увидел сложенный листок бледно-голубой бумаги, исписанный неровным почерком.

Страйк сунул внутрь скомканную подкладку, вытащил из внутреннего кармана пиджака прозрачный файл-вкладыш и положил туда голубой листок, расправив его, но не читая. Затем он продолжил открывать дверцы. За предпоследней обнаружился сейф с кодовым замком.

Достав из кармана второй файл, Страйк надел его на руку и стал нажимать кнопки, но, перебрав пару комбинаций, услышал тяжелую поступь. Он торопливо сдернул с руки файл, сунул его в карман, с величайшей осторожностью прикрыл дверцу и, вернувшись в спальню, застал там сиделку, склонившуюся над своей подопечной. Сиделка обернулась на его шаги.

— Дверью ошибся, — сказал Страйк. — Я думал, там туалет.

Он уединился в ванной комнате, заперся и, прежде чем спустить воду и открыть кран, чтобы не вызвать подозрений сиделки, прочел завещание Лулы Лэндри, нацарапанное на почтовой бумаге ее матери и засвидетельствованное Рошелью Онифад.

Когда он вернулся в комнату, Иветта Бристоу лежала с закрытыми глазами.

— Уснула, — мягко сказала сиделка. — Все время задремывает.

— Да, — только и сказал Страйк, у которого в ушах стучала кровь. — Передайте ей, пожалуйста, мои извинения за то, что не попрощался. Но мне пора.

Они вместе вышли в уютный коридор.

— Похоже, леди Бристоу в очень тяжелом состоянии, — отметил Страйк.

— И не говорите, — подхватила сиделка. — В любой момент может отойти. Она совсем плоха.

— Ох, я, кажется, забыл там свою… — неопределенно сказал Страйк и свернул в нежно-желтую комнату, где утром ожидал беседы. Там он повернулся спиной к дверям, загораживая приставной столик от глаз сиделки, и вернул на рычаг телефонную трубку. — Вот, нашел. — Он сунул руку в карман, будто опуская туда какой-то небольшой предмет. — Ну что ж, спасибо за кофе.

Уже держась за ручку входной двери, он спросил:

— Значит, у нее усилилась зависимость от валиума?

Доверчивая, ничего не подозревающая сиделка сочувственно улыбнулась:

— Верно, да только это уже не может ей повредить. Я вам вот что скажу, — добавила она, — докторам этим я собираюсь задать хорошую головомойку. Она к троим обращалась, и каждый ей годами рецепты выписывал — вы посмотрите этикетки на коробочках.

— Вопиющая халатность, — сказал Страйк. — Еще раз спасибо за кофе. Всего доброго.

В радостном возбуждении он припустил к выходу, уже держа в руке мобильный и не разбирая дороги. На повороте лестницы он взвыл от боли: протезированная нога оступилась и Страйк всей своей тяжестью грохнулся на ступени, покатился вниз и остановился только на площадке, раздираемый сокрушительной, обжигающей болью в суставе и культе, как будто ногу отсекли заново, как будто рана еще не зарубцевалась.

— Черт. Черт!

— Что с вами? — За перилами верхнего этажа возникло комично перевернутое лицо сиделки.

— Ничего… ничего! — прокричал он в ответ. — Оступился! Не беспокойтесь!.. Черт, черт, черт! — тихо стонал он, ухватившись за стойку перил и силясь подняться на ноги так, чтобы не опираться на протез.

Кое-как он доковылял до первого этажа и, цепляясь за ручку тяжелой входной двери, практически сполз по ступеням на тротуар.

Набегавшиеся дети в сине-голубой форме цепочкой тянулись к урокам и обеду. Страйк постоял, прислонившись к теплой кирпичной стене, обругал себя последними словами и попытался определить масштабы своего членовредительства. Боль была нестерпимой, рубцевая ткань, и без того чувствительная, похоже, лопнула и горела под гелевой прокладкой, не дававшей никакой защиты. О том, чтобы доковылять до метро, нечего было и думать.

Страйк опустился на ступеньку и вызвал такси, после чего сделал еще несколько звонков: сначала Робин, потом Уордлу и, наконец, в офис компании «Лэндри, Мей, Паттерсон».

Из-за угла вывернуло такси. Превозмогая нарастающую боль, Страйк поднялся со ступеньки, из последних сил запрыгал по тротуару и впервые в жизни отметил, что солидные, неизменно черные машины такси смахивают на маленькие катафалки.

— Мне казалось, — выговорил с расстановкой Эрик Уордл, разглядывая завещание в прозрачном файле, — ты захочешь вначале показать это своему клиенту.

— Ты прав, но моего клиента вызвали в город Рай, а тянуть больше нельзя. Я уже говорил, что намерен предотвратить следующие два убийства. Мы имеем дело с натуральным психом, Уордл.

От боли Страйк обливался потом. В окно бара «Перья» бил солнечный свет; Страйк подталкивал полицейского к решительным действиям, а сам думал, чем обернулось падение с лестницы в доме Иветты Бристоу: вывихом коленного сустава или переломом остатка берцовой кости. В такси, которое сейчас ожидало у тротуара, он, естественно, не захотел осматривать ногу. Счетчик методично сжирал полученный от Бристоу аванс, не обещавший дальнейших вливаний, поскольку до ареста — если, конечно, Уордл соизволит пошевелиться — оставались считаные часы.

— Я допускаю, это может оказаться мотивом…

— «Может»? — переспросил Страйк. — «Может»? Сумма в десять миллионов «может» оказаться мотивом? Обалдеть.

— …но для суда нужны доказательства, а их я пока не вижу.

— Тебе ясно сказано, где их взять! Хоть раз я облажался? Говорил же: было завещание — и вот оно, тут как тут. — Страйк постучал пальцем по прозрачному файлу. — Оформляй ордер!

Уордл потер щеку, наморщил свое красивое лицо, как будто у него разболелись зубы, и хмуро уставился на завещание.

— Господи прости, — не выдержал Страйк, — сколько раз тебе повторять? Тэнзи Бестиги сидела на балконе, она слышала, как Лэндри сказала: «Я уже это сделала…»

— Ты подставляешься, парень, — сказал Уордл. — Защита тебя в порошок сотрет за обман подозреваемого. Если Бестиги узнает, что никаких фотографий у тебя нет, он станет все отрицать.

— Да и фиг с ним. Зато мадам ничего отрицать не станет. Она созрела. Но если ты будешь поджимать хвост, Уордл, — у Страйка по спине стекал холодный пот, а в уцелевшей половине правой ноги огнем разгоралась боль, — и кто-нибудь из близких Лэндри будет найден мертвым, я тут же пойду к журналюгам. Пусть знают, как я преподнес тебе на блюдечке всю информацию и дал шанс прижать убийцу. А чтобы покрыть расходы, я продам права на свою историю — так и передай от меня Карверу. Держи. — Он подтолкнул к Уордлу клочок бумаги с написанными от руки комбинациями из шести цифр. — Попробуешь для начала вот эти. А теперь не тормози — получай ордер.

Страйк соскользнул с высокого стула. Он еле дошел от бара до такси. Чем больше он нагружал правую ногу, тем сильнее становилась боль.

Начиная с часу дня Робин звонила Страйку каждые десять минут, но он не брал трубку. Звонила она и в тот момент, когда он с огромным трудом, подтягиваясь на руках, начал карабкаться к себе в офис по железной лестнице. Услышав снизу его рингтон, Робин выскочила на площадку.

— Наконец-то! Я звоню, звоню, тут столько… Что такое, вам плохо?

— Я в полном порядке, — солгал он.

— Да вы же… Что стряслось?

Она бросилась ему навстречу. Страйк был бледен как мел, весь в испарине; Робин показалось, что его сейчас вырвет.

— Вы что, пьяны?

— Я не пьян, отвали! — рявкнул он. — Виноват, Робин. Мне больновато. Хочу присесть.

— Что случилось? Можно я…

— Я сам. Все нормально. Доберусь.

Он дотащился до верхней площадки и, тяжело припадая на одну ногу, рухнул всем своим весом на видавший виды диван, в недрах которого, как послышалось Робин, что-то опасно треснуло. Она подумала: надо новый покупать; а потом: это уже без меня.

— Что стряслось? — повторила она.

— Ступеньки пересчитал, — ответил Страйк, не отдышавшись и не находя сил снять пальто. — Как последний придурок.

— Какие ступеньки? Что с вами случилось?

Невзирая на дикую боль, он усмехнулся при виде ее испуга, смешанного с неподдельным волнением.

— Меня не спустили с лестницы, Робин. Оступился — вот и все.

— Понятно. У вас… у вас небольшая бледность. Переломов нет? Я могу вызвать такси… наверное, вам надо к врачу.