Солнце наполовину скрылось за горизонтом, окрасив небо и океан в кроваво-красные тона. Розовые отсветы коснулись даже фасада старой «Барселоны». Толпа зевак на шоссе поредела, но некоторые все еще стояли в ожидании, что произойдет нечто такое, чего никогда не происходило в их собственных жизнях. Вечер теплый, большинство было в светлых костюмах. Только на одном мужчине я увидел строгий темно-серый костюм и темно-серую шляпу. Он показался мне знакомым.
Повинуясь какому-то импульсу, я остановил машину и вышел. Человек в темно-сером костюме оказался Гарольдом Харлеем. Его черный галстук, несомненно, выбрала сама Лилла. Мрачное выражение лица стало еще более резким, когда он увидел меня.
— Мистер Арчер?
— Вы так и не можете забыть меня, Гарольд?
— Нет. Хотя все теперь изменилось, даже человеческие лица. Или вот этот отель. Сейчас он только груда хлама, а когда-то казался мне таким приятным местом. Да и небо совсем не такое. — Он поднял глаза к багровому небу. — Его будто раскрасили от руки, оно фальшиво, как и та жизнь на нем, о которой мечтают на земле.
Он говорил как человек с прекрасно развитым художественным воображением. Я подумал, что он, может быть, и стал бы художником, если бы у него было другое детство.
— Я прекрасно понимаю вас. Ведь вы так любили брата.
— Не только я. Но дело не в этом. Я ненавижу Калифорнию, я не нашел здесь никакого счастья. Ни я, ни Майкл. — Он сделал неопределенный жест в сторону скопления полицейских машин. — Я решил вернуться в Айдахо.
Я вывел его из толпы зевак.
— Что изменилось бы, если бы ваш брат вернулся в Айдахо?
— Вы думаете, я знаю — что? Старик всегда говорил, что Майкл кончит на виселице. Но виселицу он все-таки обманул.
— Я вчера разговаривал с вашим отцом.
Гарольд резко обернулся и уставился на меня.
— Он здесь, в городе?
— Нет. Я ездил в Покателло.
Он смутился, но успокоился.
— Как он?
— Видимо, все так же. Он почти свихнулся. Вы мне об этом не говорили.
— Вы и не спрашивали. Во всяком случае, он не всегда был таким.
— Не хотелось бы мне встретиться с ним еще раз.
— Да.
Он опустил голову, и в последних лучах уходящего солнца мне удалось рассмотреть старые следы нафталина на его шляпе и новый кожаный ремешок.
— Вам не в чем упрекнуть себя. То, что я увидел, мне многое объяснило.
— Старик буквально терроризировал Майкла еще в детстве. Когда-нибудь он ответит за то, что сделал Майклу и мне. Майкл уехал из дому и никогда уже не возвращался туда. И кто может упрекнуть его за это?
— Но вы остались?
— Только на время. Я был достаточно хитер и не хотел уходить в никуда, поэтому попытался заранее подыскать себе место. В конце концов уехал в Калифорнию, поступил в школу фотографов и начал учиться.
Меня интересовал еще целый ряд вопросов, касающихся совместной жизни Майкла Харлея и Кэрол Браун — начиная с Айдахо и кончая Калифорнией. То, что было вначале, стало для меня уже достаточно ясным, несколько смущала середина, а самый конец и вовсе терялся во мраке.
— Я разговаривал с родителями Кэрол, — сказал я. — Она приезжала к ним в начале лета и оставила в своей комнате чемодан. Миссис Браун разрешила мне обыскать его, и я нашел ваше письмо брату. Оно открыло мне глаза. Я понял, почему вы обвиняете себя в том, что способствовали преступлению Майкла.
— Вы читали мое письмо? Больше я никогда не буду писать таких писем. Это мне страшный урок. Но я хотел как лучше. — Он снова опустил голову.
— Очень трудно предугадать, к чему могут привести даже незначительные поступки. Вы ведь не собирались предлагать Майклу ничего плохого?
— Господи, конечно нет.
— Тем не менее благодаря вашему письму я вышел на Отто Сайпа и надеюсь, в конце концов найду мальчика. Том находился здесь с утра понедельника до вечера в среду.
— Вот оно как!
— Вы хорошо знали Отто Сайпа?
Только не этого вопроса ждал Гарольд Харлей. Если бы он мог, он, наверное, провалился бы сквозь землю, оставив свой темно-серый выходной костюм, черный галстук и пыльную шляпу здесь, на кривых сучьях магнолии, вместе с ее высохшими листьями.
— Он был товарищем Майкла, — сказал он так тихо, что я едва расслышал. — Я узнал о Сайпе от брата. Он тренировал Майкла, готовя его к карьере боксера.
— А вас, Гарольд, к какой карьере готовил он?
— Меня?
— Вас. Разве не Сайп предложил вам работать фотографом здесь, в отеле?
— Ну, это не в счет… Я был братом Майкла.
— Я убежден, что вы должны были что-то делать за это. Не хотел ли Сайп, чтобы вы помогли ему в его побочной работе?
— В какой побочной работе?
— Шантаж.
Он так резко мотнул головой, что шляпа чуть не свалилась на землю.
— Честное слово, я не имел никакой доли в его доходах. Он установил мне стандартные цены за те фотографии, платил жалкие доллары, несмотря на большой риск, а если бы я отказался, то потерял бы работу. Я ушел сразу же, как только у меня появилась возможность. Зачем мне грязный бизнес?
Он всматривался в постепенно исчезающий фасад отеля. Сейчас, в сумерках, фасад сделался совершенно белым.
— Я никогда не имел никакой выгоды от этого, никогда не знал, что это были за люди.
— Кроме одного раза.
— О чем вы говорите?
— Разве не вы сделали фотографию капитана Хиллмана и его девушки?
Он побледнел и стал весь мокрый.
— Не знаю. Я никогда не интересовался именами тех, кого снимал.
— Прошлой весной, в Ньюпорте, вы узнали Хиллмана.
— Конечно же, он был старшим помощником на судне Майкла. Я встретил его, когда в тот раз поднялся на борт к Майклу.
— А не в другой раз?
— Нет, сэр.
— Когда вы и Майкл были арестованы? Весной сорок пятого?
Он кивнул:
— Пятого марта. Я никогда не забуду этого дня. Это был единственный раз, когда меня арестовали. Больше никогда туда не попадал. До сих пор.
Он вновь осмотрел это место, которое, казалось, предало его во второй раз.
— Если вы правильно назвали дату, то фотографию, которой я интересуюсь, вы действительно не делали. Она сделана первого апреля.
— Я не лгу. К тому времени у Отто Сайпа работал другой парень.
— Почему он получил в отеле такую большую власть?
— Кажется, он сделал что-то для правления. Много лет назад он замял какое-то неприятное дело, касавшееся кинозвезд, останавливавшихся там.
— Когда Майкл сбежал с корабля, то скрывался здесь?
— Да. Я предоставил ему и Кэрол свою комнату, мне ее дали, потому что я работал в отеле. Сам спал в служебном помещении. Думаю, что Отто Сайп разрешил Кэрол остаться в той комнате на то время, пока мы были арестованы.
— В конце коридора, следующая после его комнаты?
— Да.
— Там стояла медная кровать?
— Да. Ну и что?
— Ничего, просто удивляюсь. Они не меняли обстановку еще с войны. Эта общая ванная, расположенная между обеими комнатами, была бы очень удобна для Сайпа, если бы он заинтересовался Кэрол.
Харлей покачал головой:
— Нет, для женщин он был бесполезен, и Кэрол для него ничего не значила. Она уехала отсюда сразу же, как только нашла куда: к подруге в Бербанк.
— К Сюзанне.
— Да, так ее и звали. — Гарольд оживился. — Я никогда не встречал ее, но, наверное, она хороший человек.
— А что за девушка Кэрол?
— Кэрол? Она была красавица. Когда у девушки такие глаза, тебе больше ни о чем не надо думать. Я считал, что она просто наивная девочка. Но Лилла говорит, что она может написать целую книгу о том, чего я не знаю о женщинах.
Я взглянул на часы: девятый час. Гарольд мог бы мне еще пригодиться, если только он способен на это. Отчасти для того, чтобы это проверить, я попросил его перейти шоссе и повидать своего старого знакомого, Бена Дали. Он не отказался.
Бен угрюмо взглянул на нас с порога своей конторки, залитой ярким светом.
Когда он признал Гарольда, настроение его явно улучшилось. Он вышел, намеренно не замечая меня, и пожал ему руку.
— Давно не виделись, Гар!
— Давно, Бен.
Они заговорили друг с другом о прошедших годах. Говорили тепло и искренне, не обнаруживая никаких признаков былых греховных связей. Конечно, это еще не стало очевидным, но меня порадовала мысль, что ни один из них не замешан в недавних преступлениях.
Я прервал их разговор:
— Уделите мне одну минуту, Бен? Вы могли бы помочь распутать это убийство?
— Каким образом? Еще кого-нибудь убить?
— Если вы можете, попробуйте сделать еще одно опознание. — Я достал фотографию Дика Леандро и почти насильно сунул ему в руки. — Вы видели когда-нибудь этого человека?
Он изучал фотографию целую минуту. Руки его слегка вздрагивали.
— Может быть, но я не уверен.
