Натан Ефимович отставал. В последний раз он катался на лыжах лет двадцать пять назад. Но постепенно руки привыкли к палкам, к тому же лыжи были не горные, простые, из очень легкого пластика. Скользя по сверкающему снежному насту, вдыхая чистейший, как родниковая вода, альпийский воздух, он подумал, что, если все кончится хорошо, он обязательно будет раз в неделю кататься на лыжах где-нибудь в Серебряном Бору.
Оцепление давно осталось позади. Сопровождающий вертолет летел совсем низко, оттуда по рации сообщили, что объект обнаружен. Контейнер находился на возвышении, порывистый ветер сметал снег. С вертолета при помощи прибора дальнего видения разглядели на белоснежном насте крошечную серую точку.
Спецназовцы включили свои портативные миноискатели.
– Осторожней с палками, профессор, – предупредил один из них, – старайтесь отталкиваться как можно реже и легче.
– Это полнейшее безумие, – тихо сказал его напарник, – сейчас, если шарахнет…
– Перестань, – оборвал второй, – все равно нет другого выхода. Эта дрянь не может валяться здесь вечно.
Бренер поднес к глазам бинокль, пытаясь разглядеть серый металлический кругляшок, торчащий из снежного холма. До контейнера оставалось около пятидесяти метров. У Бренера стукнуло сердце. Вслед за спецназовцами он скользнул на лыжах вниз, потом стал медленно подниматься на холм, ставя лыжи поперек, «елочкой».
Остановившись на секунду, еще раз взглянул в бинокль, но ничего не мог рассмотреть, глаза слезились от ветра и яркого солнца. До контейнера осталось несколько шагов.
– Отойдите. Я сам, – крикнул Бренер спецназовцам. – Лягте на снег. Чтобы ни одной открытой части кожи. Наденьте маски. Вы слышите меня?
Вертолет стрекотал совсем низко, ветер завывал, и офицеры с трудом могли его расслышать.
– Подождите, мы должны проверить, – крикнул в ответ один из них, – стойте, не двигайтесь!
– Если что, я просто упаду на него, – прокричал Бренер, – и потом сверху, с вертолета, как было запланировано, моментально давайте кислоту. Моментально. Вы поняли?
Они поняли. Они отступили назад, в низину, отцепили лыжи, надели защитные маски, упали на снег лицами вниз.
Бренер совершенно неожиданно для себя быстрым шепотом прочитал «Отче наш» и успел удивиться, откуда взялась в голове эта христианская молитва. Он не был иудеем, но и христианином тоже себя не считал.
В трех метрах от контейнера он перекрестился щепотью из трех пальцев, как православный. Потом, закрыв нос и рот защитной маской, которая висела у него на шее и в общем не особенно защищала, он стал осторожно разгребать снег вокруг контейнера.
Вертолет стрекотал у него над головой. Сверху было видно, как профессор медленно, осторожно выкапывает контейнер. Через минуту он сорвал защитную маску, неуклюже, как-то боком, плюхнулся на снег, держа в руках предмет цилиндрической формы. С вертолета взглянули в бинокль, увидели его лицо, и в первый момент не могли понять, что происходит.
Бренер смеялся. Он хохотал, слезы текли ручьями из его покрасневших глаз. Смеха не было слышно, и с вертолета казалось, что профессор плачет навзрыд.
По приказу с вертолета спецназовцы вскочили, нацепили лыжи, поднялись на холм к Бренеру.
– Ну, мать твою, ой, не могу, – повторял он по-русски, задыхаясь от смеха.
В руках у него была пустая консервная банка. Бумажная этикетка ободрана. На гладкой жести красовался череп с костями, под ним надпись «Осторожно, опасно для жизни», а дальше шли надписи по-немецки и по-французски, всякие скабрезности, шедевры типа тех, которые пишут на стенках общественных уборных. Все это было нанесено на жесть при помощи набора переводных картинок, какие обычно покупают металлисты и прочая дурная молодежь для нанесения оригинальных устрашающих татуировок. Они держатся довольно долго и смываются с кожи только при помощи специального раствора.
– Мне нужен телефонный номер вашего знакомого, который собирался морить у вас тараканов, – Харитонов возник на пороге Максимкиной комнаты совершенно бесшумно.
Алиса поила ребенка чаем, вздрогнула и расплескала чай на пододеяльник.
– Слушайте, выйдите отсюда! Вы понимаете, что ребенок болен, у него высокая температура? Выйдите и закройте дверь. – Она поставила чашку с чаем на тумбочку у кровати и стала вытаскивать одеяло из мокрого пододеяльника. – Я чуть не ошпарила его из-за вас. Убирайтесь вон, Валерий Павлович!
– Прекратите орать. Я уже сказал, что никуда не уйду. Телефон, быстро!
Алиса вовсе не орала. Это он вопил, как базарная баба. Лицо его налилось багровой краской. Он был уже в пиджаке, в галстуке, даже, кажется, умыться успел.
Максимка смотрел на Харитонова с ужасом, глаза его наполнились слезами. Алиса чувствовала, что ребенок дрожит и сейчас расплачется.
– Я не помню наизусть. Мне надо посмотреть в книжке, – медленно проговорила она, – я прошу вас, уйдите, пожалуйста. Дайте мне спокойно перестелить постель ребенку.
Она бросила на пол промокший пододеяльник, накрыла Максимку пледом. Чистое белье лежало в шкафу в ее комнате.
– Сначала вы найдете телефонный номер этого вашего Валеры, потом будете перестилать постель.
Максимка громко всхлипнул. Алиса села к нему на кровать, прижала его голову к груди и тихо сказала:
– Валерий Павлович, я не двинусь с места, пока вы не выйдете из комнаты.
Повисла тишина. Алиса слышала, как быстро, тревожно, колотится у ребенка сердце. Он был таким горячим, температура подпрыгнула до тридцати девяти.
Харитонов шагнул к кровати, грубо схватил Алису за локоть и вдруг замер, перестал дышать.
Через секунду Алиса отлетела в другой конец комнаты, шарахнулась головой о батарею. Боль оглушила и ослепила ее на несколько мгновений. Она очнулась от жалобного Максимкиного крика, вскочила на ноги и сначала увидела широко открытые глаза сына, потом Харитонова, который притиснул к себе мальчика и держал дуло у его виска.
– Не двигаться! Брось оружие! – орал Харитонов. В дверном проеме стоял Карл с пистолетом в руке.
* * *
– Как это могло произойти? – медленно проговорил Геннадий Ильич Подосинский, выслушав доклад своего «наружника». – Как вы его пропустили? Он что, призрак? Через стенку просочился?
– Я не знаю… Возможно, через чердак, мы только что проверили, там, оказывается, чердак проходной и несколько дверей открыто.
– Почему только сейчас проверили? Раньше не могли?
– В таких домах обычно чердаки закрыты. Да и дом оцеплен со всех сторон, честно говоря, я сам не понимаю, мистика какая-то.
– Ладно, подключай меня напрямую, чтобы я слышал, что там делается в квартире.
В квартире было тихо. Никто не кричал. Было слышно, как капает вода из крана то ли в ванной, то ли на кухне. Потом в гробовой тишине раздался глухой металлический стук.
– Бросил оружие, – заметил Азамат.
– Кто именно? – с усмешкой спросил Подосинский.
Азамат ничего не ответил. Он отвратительно себя чувствовал. Подосинский свалился как снег на голову и заявил, что будет сам лично контролировать операцию, причем, надо же было этому случиться, в самый неприятный момент.
Сначала все шло спокойно. Петька Мальков подсуетился на удивление быстро, разыскал сокурсника Майнхоффа по аспирантуре, и тот за небольшие деньги вспомнил фамилию девушки Алисы, рассказал, что она училась в архитектурном институте.
Выяснить адрес и телефон Воротынцевой Алисы Юрьевны не составило труда. Полученную информацию Азамат счел резервной и не собирался предпринимать никаких шагов в этом направлении, но тут позвонил Подосинский с Кипра и сказал, что надо срочно выяснить все о женщине, с которой встречался Майнхофф в Москве.
Азамат не без удовольствия ответил, что все уже выяснено, и выдал свою резервную информацию.
– Это не все, – жестко произнес Геннадий Ильич, – узнай, что она делала в последние две недели. Поставь «наружников» к дому. Выясни дату рождения ребенка и достань его фотографии.
И тут на голову Азамата обрушился целый шквал сюрпризов, последним из которых был сам Подосинский, вернувшийся с Кипра раньше времени.
– Почему пустили Харитонова в квартиру? – спросил он с порога.
– Мы подключились позже. Попытались убрать его, заложили взрывчатку в машину. Но он каким-то образом обнаружил и вызвал своих людей. Там еще до них вертелся МОССАД. В общем, полный финиш. Не хватало только ЦРУ и Интерпола для коллекции.
– Тем более надо действовать очень быстро, – сказал Подосинский. – Они мне нужны живые. Все трое. Майнхофф, женщина и ребенок. И чтобы никакого шума.
Был засечен телефонный звонок Майнхоффа, по специальной экспресс-технологии опознан голос, было также зафиксировано, что звонил он из таксофона в нескольких кварталах от дома. Но перехватить по звонку не успели.