— Интересно… — она забыла о том, как ужасно выглядит, и повернулась лицом к своему собеседнику, — а вы, когда гнались за ним, не боялись, что он выстрелит?
— Нет.
— Он что, пистолет бросил?
— Не знаю.
Варя заметила на его правой руке два перстня. В ярком фонарном свете сверкнули бесцветные камни, слишком крупные, чтобы быть настоящими бриллиантами. На запястье болталась толстая золотая цепь. Лица его она разглядеть не могла, ближайший фонарь светил ему в затылок. Плечи широченные, накачанные, голова обрита наголо, короткая крепкая шея. То ли спортсмен-тяжеловес, то ли спецназовец, а может, чей-то охранник. Возможно, «браток», а скорее все сразу.
Она сдвинулась к самому краю сиденья, ей очень хотелось разглядеть его лицо.
— Вы здесь кого-то охраняли?
— Я гулял с собакой.
— Живете в этом доме?
— Нет. В соседнем.
— То есть вы оказались здесь совершенно случайно?
— Да.
— И вы все видели?
— Почти.
— А вот когда были выстрелы, кто-то повалил кого-то на землю. Не знаете, кто кого? — спросила она, пытаясь заглянуть ему в глаза.
Он отвернулся, ничего не ответил, бросил окурок в снег, сплюнул и быстро отошел. Овчарка Фрида встала, не спеша отряхнулась, брызги с собачьей шерсти полетели Варе в лицо.
— Подождите! — крикнула она вслед незнакомцу. — Можно вас попросить? Он резко остановился.
— Там где-то в сугробе сумочка моя валяется, пусть кто-нибудь принесет. И еще туфли.
Он молча кивнул и быстро зашагал туда, где стояли охранники и милиционеры. Овчарка шла рядом, вжавшись, в его ногу. Варя увидела, как навстречу человеку с собакой широким шагом направляется Мальцев. В одной руке он держал ее сумку, в другой туфли. Поравнявшись с незнакомцем, он остановился. Они говорили довольно долго. О чем, Варя не слышала.
«Этот браток повалил Мальцева на землю за секунду до выстрела, — вдруг догадалась Варя, глядя сквозь поредевший снег, как поднимают и заталкивают в милицейскую машину задержанного. — Он спас Мальцева. А его Фрида спасла меня. Если бы я не упала, могла бы запросто получить пулю. Одну из трех пуль. Киллер не профессионал, мазила. Конечно, целил он в Мальцева, но мог бы и промахнуться. Спасибо овчарке Фриде. Но как же он умудрился еще и догнать киллера? Тоже Фриду надо благодарить. Хорошая собачка. Умная».
Милицейская машина уехала, увезла задержанного. Мальцев все беседовал с незнакомцем.
«Мало ли в Москве немецких овчарок? — думала Варя. — Мало ли накачанных молодых мужиков, у которых хриплый басок, отрывистая речь, кретинская манера расплющивать фильтр сигареты зубами и сплевывать через слово?»
Она еще раз внимательно взглянула на себя в зеркало. Хорошо, что лицо такое грязное, в разводах туши. Пожалуй, не стоит стирать грязь, пока браток не уберется отсюда восвояси со своей умницей Фридой.
— Значит, вы просто заметили его на козырьке над подъездом? — спросил Дмитрий Владимирович, вглядываясь в маленькие светлые глаза своего спасителя.
— Инстинкт сработал. За секунду до выстрела я почувствовал, в кого он целит.
— Откуда у вас этот инстинкт?
— Афган. Чечня.
— Вы военный?
— Я был офицером спецназа.
— Чем сейчас занимаетесь?
— Вот, собаку выгуливал, — в темноте сверкнули яркие белоснежные зубы. Улыбка была моментальной, как фотовспышка, и тут же лицо опять окаменело. Мальцев чувствовал, как напряжен его собеседник. На вопрос он отвечать не хотел.
«Конечно, такому крепкому парню неприятно признаваться, что у него проблемы с работой», — догадался Мальцев, искренне сочувствуя бывшему спецназовцу.
— Ну хорошо, а как вам удалось вычислить, куда именно он будет убегать?
— Увидел открытое окно, понял, что подъезд ближайший к арке, то есть в середине двора. Значит, ему удобней пересечь двор и только потом свернуть в один из переулков. Но догнал его не я, а Фрида.
— Вы специально обучали собаку этим навыкам?
— Так точно.
— И часто ей приходилось догонять преступников?
— Всякое бывало.
— Собака отличная у вас, — Мальцев протянул руку и потрепал жесткий мокрый загривок, — сколько лет вашей Фриде?
— Три с половиной.
— Хороший возраст. Собачья молодость.
— Так точно.
— Ну ладно. Еще раз спасибо вам. Вот моя визитка. Завтра в десять жду вашего звонка.
Варя перебралась на заднее сиденье, подложила под голову свернутую кожанку шофера, поджала ноги, накрылась своей дубленкой. Только теперь она почувствовала, как сильно устала. Глаза слипались.
Первыми сели в машину шофер и охранник. Судя по их мрачному молчанию, Варя поняла, что обоим грозит увольнение. И это справедливо. Если бы не случайный собаковладелец, все могло бы кончиться плохо.
Мальцев уселся на заднее сиденье, рядом с Варей.
— Кто он, этот парень с собакой? — спросила она, сладко зевнув.
— Бывший спецназовец.
— Да? А я думала, он милиционер.
— Ты поспи, солнышко, — Мальцев погладил ее по коленке, — ехать долго, поспи пока.
Ехать было действительно долго. Особняк Дмитрия Владимировича находился за городом, в тихом заповедном месте неподалеку от знаменитого Завидова.
— Собака у него хорошая, — пробормотала Варя уже с закрытыми глазами, сквозь сон, — наверное, старая. Только старые собаки бывают такими умными.
— Нет. Ей всего три с половиной года. Овчарки живут десять — двенадцать, то есть возраст у нее самый лучший. Собачья зрелая молодость.
Варя засыпала моментально, стоило только закрыть глаза, и через минуту ей уже что-то снилось. Сны всегда бывали цветными, яркими.
Перед ней возникла маленькая комната, двуспальный ватный матрац прямо на полу, с несвежим скомканным бельем, черное окно без занавесок, голая лампочка под потолком. В углу серо-коричневый толстолапый щенок жадно лакал молоко из миски. Рядом — широкая белая спина, крепкий, остриженный по-военному затылок. Голый по пояс мужчина присел рядом со Щенком на корточки.
— А хочешь, я ее Варькой назову, в твою честь?
— Сдурел?
— Сука Варька. Классно звучит. Она вырастет злющая, хитрая, как ты. Правда, есть разница. Она породистая, а ты нет. У нее щенки будут, а у тебя никогда.
— Заткнись. У меня будут дети. Мне только семнадцать, и ты не каркай!
— Будешь грубить — побью, — он поднялся с корточек медленно, нехотя, развернулся лицом к Варе, уставился на нее своими светлыми жесткими глазами. Глядел, не моргая, без всякой улыбки, и это длилось бесконечно.
Сон был настолько живым, что даже запахи выплывали из небытия, щекотали ноздри. Воняла пепельница, набитая окурками. От коричневых казенных ботинок, которые он всегда ставил прямо у матраца, исходил тяжелый запах гуталина. От толстолапого щенка уютно пахло молоком, чистой шерстью и свежим сеном. На вешалке, прицепленной к открытой форточке, покачивался серый милицейский китель с капитанскими погонами. Легкий ветерок доносил запах одеколона «Шипр». Во сне Варя почувствовала себя счастливой.
Как и три с половиной года назад, наяву, в пустой прокуренной комнате, так и сейчас, во сне, в шикарном салоне джипа, жаркая горько-соленая волна накрыла Варю с головой, сердце загрохотало, как колокол при пожаре.
Сон продолжался. Отчетливо, как наяву, она увидела приближающееся к ней жесткое крупное лицо, маленькие зеленоватые глаза, светлую щеточку офицерских усов.
— Ну ладно, не обижайся. Когда я был маленьким, у соседей по лестничной клетке жила овчарка, такая же, как эта, восточно-европейская. Я жутко завидовал, больше всего на свете хотел иметь точно такую собаку. Отличный был пес. Вот в честь той овчарки я и назову щенка Фрида…
Задержанный на месте преступления имел при себе паспорт на имя Мухина Владимира Николаевича, русского, 1973 года рождения, проживающего в Москве. Вел себя этот Мухин странно. Он был вялый, как тряпка. Дал фельдшеру со «скорой» перевязать себя, вколоть противостолбнячную сыворотку. Фельдшер сообщил, что во время обработки раны он бормотал что-то неясное, повторял: «Клим, сука».
— Рана неглубокая, — сказал оперативникам врач, — ничего опасного. Пусть завтра поменяют повязку. Собака домашняя, привитая, но на всякий случай скажите там, пусть поколят от бешенства. Вот, я здесь все написал.
Мухин мотал головой, не отвечал на вопросы, выпучил глаза и смотрел в одну точку, жадно глотая спертый, прокуренный воздух в милицейском «газике».
Опытные оперативники решили, что парень либо косит под психа, либо обалдел от моментального задержания и от собачьего укуса.
Когда подъехали к отделению, открыли задние дверцы, сказали «вылезай», он не шевельнулся, пришлось выволакивать волоком. Он хрипел, висел на руках милиционеров, продолжал таращиться своими безумными глазами.
