Мой первый восторг улегся, превратившись в уютное тепло удовлетворения. Не помню, чтобы я когда-нибудь чувствовал такое внутреннее согласие с жизнью.
Я рассказал ей о телевизионной передаче.
— Завтра? — спросила она. — Хорошо. Кажется, я свободна и смогу посмотреть. Ты ничего не делаешь наполовину, верно?
— Это еще только начало!
И почти поверил в это сам.
До студии Джоан мы шли пешком. Был ясный свежий вечер. На темном небе холодновато светились звезды. Мы остановились у двери Джоан. Я посмотрел на нее. Это было ошибкой.
Темные волосы, растрепавшиеся во время прогулки, четкая линия шеи, ее грудь совсем близко от моей руки — все это безжалостно повергло меня в то смятение, с которым я боролся весь вечер.
— Спасибо, что пришла, — отрывисто сказал я. — Спокойной ночи, Джоан.
Она удивилась:
— Разве ты не зайдешь выпить кофе… или чего-нибудь еще?
Чего-нибудь еще! Да! Но я едва выговорил:
— Больше я ни глотка, ни кусочка не могу проглотить. И кроме того, там… Брайан…
— Брайан в Манчестере, на гастролях, — ответила она.
Но это была лишь информация, а не приглашение.
— A-а. Ну, все равно. Мне, пожалуй, лучше лечь спать.
— Ну что ж. — Ее это не трогало. — Прекрасный был обед, Роб. Благодарю! — Она дружески положила мне руку на плечо и улыбнулась на прощанье.
Когда дверь захлопнулась, я отчаянно выругался вслух. Легче не стало. Я посмотрел на небо. Звезды продолжали мчаться по своим орбитам, равнодушные и холодные.
На студии Национального телевидения меня встретили, как говорится в семействе Финнов, по разряду «Д. В. П.» — «Довольно важная персона». Моя мать была знатоком, различавшим все оттенки между «О. В. П.» и «Д. В. П.», и неизменно подмечала каждую деталь. Ее понимание передалось мне в очень раннем возрасте. Нынешнее удовольствие усиливалось оттого, что долгие годы я был «Н. В. П.» («Не важная персона»).
Сквозь качающиеся стеклянные двери я попал в гулкий вестибюль и спросил у дежурной, куда мне идти.
— Не присядете ли? — предложила она, указав на стоящий рядом диван. Я сел. Она сказала по телефону: — Мистер Финн здесь, Гордон.
Через десять секунд из коридора появился веснушчатый молодой человек с видом преуспевающего служащего.
— Мистер Финн? — широким жестом протянул он мне руку в белоснежном манжете с золотой запонкой. — Рад с вами встретиться. Я помощник режиссера Гордон Килдер. Морис в студии. Предлагаю пойти наверх и перед началом выпить по стаканчику.
В небольшой безликой приемной на столе стояли бутылки, стаканы и четыре тарелки со свежими, аппетитного вида сандвичами.
— Что вы будете пить?
— Спасибо, ничего.
Его это не обескуражило.
— Тогда, может быть, после? — Он налил в стакан немного виски, добавил содовой и, улыбаясь, поднял: — Желаю удачи. Вы впервые на телевидении? — Я кивнул. — Самое главное — естественность. — Он взял сандвич с чем-то розовым внутри и звучно откусил.
Открылась дверь, и вошли еще двое. Мне они были представлены как Дэн такой-то и Пол такой-то. Одеты чуточку менее тщательно, чем Гордон Килдер, которому подчинялись. В свою очередь они вгрызались в сандвичи и, наполнив стаканы, тоже пожелали мне удачи и тоже посоветовали держаться естественно.
Наконец появился оживленный Морис Кемп-Лор, ведя на буксире двух ассистентов в спортивных куртках. Он приветствовал меня, горячо пожав руку:
— Ну, дорогой друг, рад видеть вас здесь. Гордон поухаживал за вами? Ну и хорошо. А что вы пьете?
— Пока ничего, — ответил я.
— Да? Может, потом? Вы получили мои вопросы?
Я кивнул.
— Ответы обдумали? Ну и прекрасно.
Гордон вручил ему доверху налитый стакан и предложил сандвичи. Ассистенты позаботились о себе сами. Я сообразил, что угощение, предназначавшееся для посетителей, было, вероятно, их основной едой по вечерам.
Кемп-Лор взглянул на часы и вышел первым. За ним Гордон, потом Дэн и Пол, удивительно похожие друг на друга. Из коридора донесся голос Кемп-Лора. Он говорил с кем-то, кто отвечал резким гнусавым тоном. Я лениво подумал, кто бы это мог быть и знаю ли я его. У двери Кемп-Лор почтительно отступил, пропуская вперед второго гостя. У меня сразу испортилось настроение. Выставив животик и роговые очки, мистер Джон Баллертон разрешил ввести себя в комнату.
Кемп-Лор представил ему служащих телевидения.
— А с мистером Робом Финном вы, несомненно, знакомы?
Баллертон холодно, не глядя мне в глаза, наклонил голову. Очевидно, его еще мучило воспоминание о том, что я видел около тела Арта.
В маленькой студии хаотически протянулись по полу спутанные кабели телевизионных камер. На небольшом, покрытом ковром возвышении стояли три низких кресла и кофейный столик с тремя чашками, молочником, сахарницей и тремя пустыми дутыми коньячными бокалами. А также серебряный портсигар и стеклянные пепельницы.
Кемп-Лор подвел меня и Баллертона к этому сооружению.
— Мы хотим, чтобы все выглядело как можно менее официально, — пояснил он. — Будто мы только что отобедали, а теперь беседуем за кофе, коньяком и сигарами.
Он попросил Баллертона сесть в кресло слева, а меня — справа и занял место между нами. Прямо против нас, чуть сдвинутый в сторону, темнел монитор с выключенным экраном. Батарея камер, установленных полукругом, угрожающе нацелилась на нас черными линзами.
Гордон и его ассистенты проверили свет, который потряс нас своей слепящей силой, а затем и звук, пока мы разговаривали неестественными голосами, сидя над пустыми чашками. Убедившись, что все в порядке, Гордон подошел к нам:
— Вам всем нужно подгримироваться. Морис, вы займетесь собой сами?
А нас с Баллертоном он повел в маленькую комнатку, где две девушки в розовых халатиках встретили нас улыбаясь.
— Это не долго, — щебетали они, втирая тон в наши физиономии. — Чуть-чуть положить тени под глазами… Теперь попудрить… — Ватными тампонами они тщательно сняли лишнюю пудру. — Вот и все.
Я глянул в зеркало. Грим смягчил кожу и сгладил черты лица. Но мне это не очень понравилось.
— Грим нужен для того, чтобы выглядеть нормально, — объяснила гримерша. — Иначе вы будете казаться больным и.
Баллертон нахмурился и заворчал, когда одна из них стала пудрить его лысину. Но гримерша вежливо настаивала:
— Иначе она будет слишком сильно блестеть!
Он заметил, что я ухмыльнулся, и даже сквозь грим стало видно, как лицо его налилось кровью. Он не из тех, кто способен понять шутку в свой адрес, и мне следовало это знать. Я вздохнул. Уже два раза он при мне оказывался в положении, которое, как он считал, умаляло его достоинство. И, хотя я ничего против него не имел, получалось, будто это нарочно.
Мы вернулись в студию. Кемп-Лор предложил нам занять свои места на возвышении.
— Сейчас я расскажу вам о программе передачи. После музыкального вступления я буду разговаривать с вами, Джон, как мы условились. Потом Роб расскажет нам, какую жизнь он ведет. У нас есть пленка со скачками, в которых вы участвуете. Я думаю пустить ее сразу после начала. Вы увидите ее на экране вот там. — Он указал на монитор. — Посмотрим, как все получится. Главное, разговаривать естественно. Успех передачи зависит от вас. Я уверен, вы оба блестяще справитесь со своей задачей! — Эту энергичную речь он закончил ободряющей улыбкой, и я почувствовал, как мне передается его уверенность.
Один из ассистентов в спортивной куртке поднялся на возвышение, налил в чашки кофе, затем откупорил коньяк и плеснул в бокалы на донышко.
— Дирекция не жалеет затрат, — весело объявил он и предложил нам по сигаре.
— Две минуты, — раздался голос.
Все окружающее погрузилось в темноту, а на экране появилось крупное изображение кофейных чашек. Затем новая картинка — мультипликационная реклама бензина. Теперь на мониторе было то изображение, которое шло в эфир.
— Тридцать секунд. Пожалуйста, тише!
Все замолкло. Я взглянул на монитор: шла реклама мыльных хлопьев. Стояла мертвая тишина. Из кофейных чашек поднимался легкий пар. Все замерли. Кемп-Лор, глядя прямо в круглый черный глаз камеры, приготовил свою известную улыбку. Она держалась на лице минут десять.
На мониторе лошади проскакали галопом и исчезли. Гордон быстро опустил руку, зажегся глазок, и Кемп-Лор начал приятным интимным голосом, адресуясь прямо в миллионы гостиных:
— Добрый вечер… Сегодня я собираюсь представить вам двух людей, крепко связанных с конным спортом. Но взирающих на него как бы с разных полюсов. Первый из присутствующих здесь, мистер Джон Баллертон… — Он дал ему отличную аттестацию, безбожно преувеличив его значение. Существует еще около пятидесяти других членов Национального комитета по конному спорту. В том числе и отец Кемп-Лора. И все они — не менее деятельные и увлеченные, чем толстяк, гревшийся сейчас в лучах славы.
