— Если нам удастся ее опознать, — негромко сказал Маркби, — это определенно повысит наши шансы отыскать… отыскать того, кто похоронил ее.
Он чуть не сказал «кто убил ее». Несмотря на то что официально этот случай классифицировался просто как «подозрительная смерть», неофициально региональный отдел был склонен согласиться с местной полицией: они имели дело с убийством. И по-видимому, пройдет немало времени, прежде чем они восстановят всю картину — если это вообще когда-нибудь произойдет! Но в любом случае опознание жертвы будет первым шагом — первым шагом долгого и утомительного пути, в конце которого они будут знать всю эту печальную историю. Отцу Холланду он сказал:
— Пройдет какое-то время, и она упокоится с миром.
— С миром? Ах да, с миром… — рассеянно отозвался священник. — Как и вы, я привык к смерти. — Он взглянул на Маркби. — Конечно, не к таким ужасным ее видам! Я избавлен от таких вещей, как вскрытие трупов, обезображенные тела в пластиковых мешках и все остальные ужасы, о которых мы читаем в газетах. Но этот череп, глядящий на меня из земли, — он как бы жил своей собственной жизнью. Я не могу объяснить… Вы понимаете, что я хочу сказать? — Он вопросительно и слегка смущенно посмотрел на собеседника.
Маркби кивнул:
— Понимаю.
— Я потом поймал себя на том, что бормочу строчку из Шекспира: «Увы! Бедный Йорик. Я знал его, Гораций». Вот странно. Это, наверно, одна из самых знаменитых цитат в английском языке, и, однако, многие люди произносят ее неправильно. Чаще всего говорят: «Я близко знал», а не просто «я знал». Как бы то ни было, я хочу сказать, что для Гамлета череп по-прежнему оставался Йориком — человеком, которого он знал. Вот и для меня череп, выкопанный Дэнни и Гордоном, оставался человеком. Я чувствовал, что он хочет мне что-то сказать. Позже, когда инспектор Брайс сказала мне, что было установлено, что это молодая женщина, я против воли спросил себя, была ли она красивой. Когда вы пришли к выводу, что это было убийство, я начал думать о преступлениях страсти и нашел, что такое вполне возможно и даже вероятно. Но я по-прежнему видел все в слишком мягком свете. Теперь, когда я знаю о нерожденном ребенке, это преступление кажется мне ужасным, просто зверским. Скверна человеческая — ни больше ни меньше.
Священник раскрыл широкие ладони.
— Да кто же мог совершить такое? Убийца должен и поныне жить где-нибудь неподалеку, разве нет? В конце концов, двенадцать лет — не такой уж большой срок. Если в то время он был молод, то теперь ему должно быть лет тридцать или чуть больше. Простите, Алан, я отвлекся. Никак не могу прийти в себя.
— Понимаю. И вы не отвлекались. Мы точно так же обдумываем ситуацию, смотрим на нее под разными углами. Не надо забывать, что мы имеем дело с людьми — и живыми и мертвыми. Возможно, у этой женщины остались родственники, которые еще живы. Я так понимаю, похороны мисс Грешам отложены на неопределенный срок?
— Да. Пока кладбище отдано в полное распоряжение полиции. Да вы и сами знаете. Я как раз и хотел спросить, сколько вы еще… — Отец Холланд отвел глаза. — Только не подумайте, что я приехал вас поторопить, но полиция и все, что ей сопутствует, — заграждения, техника и так далее — привлекает любопытных. Они ходят по старым могилам, ломают кусты. Мало того что они ведут себя как вандалы, из-за них родственники усопших, пришедшие на кладбище, не могут побыть в одиночестве. Уже были жалобы.
— Да, представляю, насколько присутствие полиции нарушило вам привычный ход вещей, — с сожалением сказал Маркби. — Мне жаль. Но нам необходимо как следует прочесать кладбище. Мы постараемся побыстрее закончить и убраться, но мы не имеем права срезать углы.
— Я все прекрасно понимаю, Алан! — Священник встал. — Я не собираюсь вмешиваться в вашу работу. Но я также должен выполнять свою. Похорон Юнис Грешам никто не отменял. Уже встал вопрос о том, в состоянии ли мы исполнить ее последнюю волю. Возможно, было бы правильнее похоронить ее где-нибудь в другом месте — например, на новом кладбище. Наверно, надо было сразу так поступить. Но тогда бы мы не обнаружили… — Он замолчал и осмотрелся в поисках своего шлема. — Боюсь, мне уже пора ехать. Ах да! Я полагаю, будет дознание, и мне нужно будет присутствовать?
— Да, Джеймс, ждите вызова. Но коронер почти наверняка не станет спешить, чтобы дать нам возможность опознать погибшую и установить обстоятельства ее смерти. Думаю, надо рассчитывать самое раннее на среду.
Священник кивнул.
— Я рад, что вы взялись за это дело, Алан. Это меня здорово успокаивает. Но как же… — Отец Холланд замолчал и нахмурился. — Разве вы с Мередит не собирались оправиться в путешествие? На лодке по каналам? Надеюсь, это не помешает вашим планам. Мередит так ждала этого.
Маркби вздохнул:
— Наши планы полетели к черту. Мне придется признаться Мередит, что вояж необходимо отложить на несколько недель или месяцев. Не знаю, как она это воспримет. Она просто заболела этими каналами.
— Да, она хотела взять у меня книгу о внутренних водных путях и даже заехала за ней, но в тот день братья Лоу как раз… Хм… ну ладно! Тогда увидимся в субботу, я полагаю? Мы ведь, как я понимаю, все приглашены отобедать с нашим членом парламента.
— А, еще и это… — мрачно сказал Маркби.
Отец Холланд улыбнулся — по-настоящему, первый раз за весь разговор. Он протянул руку для прощания, и у него неожиданно вырвалось:
— Кто бы ни был он, этот убийца, для него это, наверно, большой сюрприз — что мы нашли его жертву! Интересно, что он сделает?
— Если нам повезет, он сделает ошибку, — хмуро ответил Маркби.
Достопочтенный Ларс Холден, член парламента, сидел за столом в тесном кабинетике, который он делил со своим коллегой, еще одним членом парламента.
Прохожему, любующемуся зданием парламента, построенным в экстравагантном стиле викторианской готики, кажется, что оно как нельзя лучше подходит для отправления важных государственных дел, но каждый, кто проводит большую часть жизни внутри этих знаменитых стен, очень хорошо знает, что, в частности, палата общин уже давно стала слишком мала для нужд нынешнего дня.
В ней просто не хватило бы мест, если бы каждый член парламента вдруг решил прийти на заседание. За кабинетами идет настоящая охота, и те, кто нечасто появляется в парламенте, могут неожиданно для себя обнаружить, что работать им негде, кроме как за столом в библиотеке. Другие — и в их числе Ларс — вдвоем-втроем занимали один кабинет.
Но сейчас он был в помещении один. Его коллега отправился куда-то в Африку в качестве «наблюдателя», и Ларс наслаждался непривычным уединением. Да и вообще у него сегодня было хорошее настроение. Еще несколько дней, и палата общин уйдет на летние каникулы, парламентарии разъедутся кто куда.
Он энергично потер ладони — узкие, с длинными тонкими пальцами. Его мать надеялась, что он пойдет по ее стопам и станет музыкантом, но он с самых ранних лет знал, чего хочет. Он хотел быть главным, заниматься серьезными вещами. Он хотел оказаться в «лучшем клубе Лондона». И вот он здесь.
По правде говоря, он еще не добился подлинной власти, но политические комментаторы отмечали, что его персона «достойна внимания». Он занимал то один второстепенный пост, то другой, а следующая перестановка в кабинете министров почти наверняка позволит ему оказаться на более значимой должности. (Хорошо осведомленные источники полагали, что премьер-министр будет перетасовывать кабинет осенью, когда соберется парламент. Ларсу можно было простить легкую эйфорию — он чувствовал, что власть находилась от него на расстоянии вытянутой руки.) Да, без сомнения, он шел вперед и вверх.
Улыбаясь своим сладким мыслям, Ларс пробормотал:
— Ну, посмотрим, что у нас тут сегодня!
Секретарша Рут только что положила на стол стопку писем из его избирательного округа. Каждое письмо было распечатано, каждый листок расправлен. Рут всегда клала сверху те письма, которые, по ее мнению, могли представлять особенный интерес. Сегодня она задержалась у стола и дала понять, что верхнее письмо чем-то вызвало ее недовольство.
— По-моему, какой-то сумасшедший! — сказала она. — Но, судя по адресу, он живет где-то совсем близко от вас. Я подумала, что вы можете знать этого человека.
Ларс взглянул на мятый листок дешевой линованной бумаги, и настроение у него слегка испортилось. У него возникло ощущение, что этот листок принадлежит к тем вещам, о которых мать говорила ему в детстве: «Не трогай это! Неизвестно еще, где оно валялось».
Он выглядел так, будто долго пролежал в заднем кармане замызганных штанов. Но Ларс был добросовестным членом парламента от избирательного округа, а ему написал его избиратель. И он отнесется к этому с должным вниманием. Множество политиков погубило карьеру из-за пренебрежительного отношения к голосовавшим за них людям. Преданность избирателей просто так не дается. И к тому же Рут сказала что-то про адрес.
