– Ох, какие крутые! – старик сверкнул глазами. – Ладно… звать его Иннокентий Михайлович, а найдете вы его в скверике возле Екатерины Великой…
– В Катькином садике, что ли?
– Во-во, он там по хорошей погоде в шахматы играет!
– Ладно, только смотри, дядя – если ты нас обманул, мы непременно к тебе вернемся, и тогда уж ты так легко не отделаешься! Ты уж нам, дядя, поверь!
– Возвращайтесь, возвращайтесь! – вполголоса проговорил старик, когда дверь его мастерской со скрипом закрылась за незваными гостями. – Я вам к следующему разу такую сердечную встречу подготовлю – мама не горюй!
В самом центре Петербурга, около Александринского театра, стоит памятник императрице Екатерине Великой. Государыня императрица красуется в окружении своих придворных и приближенных, взирая с высоты постамента на свою былую столицу. Вокруг этого памятника разбит сквер, который в городе называют Катькиным садиком. В этом сквере всегда многолюдно – старички кормят голубей, молодые мамаши катают коляски…
Но наиболее интересная часть здешних завсегдатаев – это заядлые шахматисты, которые в теплое время года оккупируют большую часть скамеек, разыгрывая бесконечные сицилийские, византийские и староиндийские партии.
Среди этих шахматистов попадаются люди самого разного возраста, от юных дарований, делающих первые шаги в благородной игре, до любителей, перешагнувших девятый десяток, попадаются люди самой разной квалификации – от начинающих до серьезных игроков, имеющих спортивные разряды и почетные звания.
Играют здесь и на интерес, и на деньги, причем иногда на очень большие. Рассказывают, что много лет назад сюда приходил сыграть пару партий на деньги знаменитый шахматист, чемпион, призер и победитель всего на свете, когда ему не хватало денег до зарплаты. Но, вполне возможно, что и врут.
Сейчас шахматная слава Катькиного садика немного потускнела, но все же и сегодня в садике иногда разыгрываются серьезные партии, собирающие десятки зрителей.
В этом-то садике солнечным майским днем появились два совершенно одинаковых человека – огромные, толстые, с густыми черными бородами и длинными волосатыми руками. Они были похожи на больших человекообразных обезьян – горилл или орангутангов. Здесь, в этом уютном сквере, среди молодых мамаш и пожилых шахматистов, эти двое выглядели неуместно, как уголовники на великосветском балу.
Обойдя скверик по периметру и внимательно оглядев шахматистов, орангутанги остановились возле скамьи, где над шахматной доской склонились респектабельный мужчина на вид лет шестидесяти, с благородной сединой, в сером твидовом пиджаке с жилетом, и подросток, почти ребенок, в коротенькой джинсовой курточке, с круглой, наивной веснушчатой физиономией и растрепанными, давно не стриженными рыжими волосами.
Игра, судя по всему, подходила к концу – на доске оставалось всего несколько фигур. За спинами у игроков стояли несколько болельщиков, вполголоса обсуждавших ситуацию.
Мальчик поправил рыжие вихры и передвинул черного ферзя:
– Вам шах, Иннокентий Михайлович!
– Шах? – Респектабельный господин почесал переносицу и переставил короля. – А мы вот так…
Бородачи подошли ближе, бесцеремонно растолкав болельщиков. Один из них положил руку на плечо респектабельного господина и прохрипел:
– Ты, значит, и есть Иннокентий Михалыч? У нас к тебе разговор имеется!..
– Обождите! – шахматист поморщился, сбросил с плеча волосатую руку. – Не видите, тут такой напряженный момент… Вы мне мешаете сосредоточиться…
Бородачи переглянулись, один из них пожал плечами, они отступили в сторону.
Тем временем подросток снова передвинул ферзя и уверенно проговорил:
– Вам снова шах, а потом и мат… Я извиняюсь, конечно, но партия закончена!
Респектабельный господин тяжело вздохнул и развел руками:
– Что уж тут скажешь!
Болельщики возбужденно заговорили и начали расходиться, обсуждая результаты партии.
Бородачи снова подошли к скамье. Иннокентий Михайлович повернулся к ним и проговорил:
– Вы со мной хотели поговорить? О чем?
Орангутанги сели по обе стороны от шахматиста, один из них пригнулся к нему и вполголоса процедил:
– О сережках мы хотели поговорить.
– О каких еще сережках? – Иннокентий Михайлович недоуменно взглянул на бородача и поднял брови домиком. – Вы, молодые люди, ни с кем меня не перепутали?
– Ни с кем мы тебя не перепутали! Ты примерно два года назад у Вазелина купил старые сережки…
– Какие сережки? Какой вазелин? – поморщился Иннокентий Михайлович. – Точно вы меня с кем-то путаете.
– Ни с кем мы тебя не путаем! – рявкнул бородач. – Ты, дед, лучше не зли меня, не нарывайся на неприятности, а то мы их тебе быстро организуем! У тебя внуки есть?
– Допустим, есть. – Иннокентий Михайлович опустил глаза, и его лицо осунулось и напряглось.
– Так вот, мы твоих внуков найдем и порежем…
– Это вряд ли! – мужчина сверкнул глазами. – Внук у меня – офицер-десантник, сейчас в горячей точке, и не дай вам бог с ним встретиться! И не пытайтесь меня пугать! Я пуганый…
На лице у него заходили желваки.
– Тише, тише, дядя! – вступил в разговор второй бородач. – Зачем горячиться? Не надо горячиться! Мой брат лишнее сказал, не подумал. Давай, дядя, поговорим как взрослые люди. Два года назад ты, дядя, купил у Вазелина – это который ключи делает – старые сережки. Так вот, мы насчет этих сережек интересуемся…
– Ах, который ключи делает! – Иннокентий Михайлович прищурился, внимательно оглядел бородачей. – Ах, вы насчет сережек интересуетесь? Вы просто так интересуетесь – или купить их хотите?
– Ну, может, и купить! – бородач переглянулся со своим двойником. – Отчего же не купить? Так они у тебя, дядя?
– Допустим, у меня. Но только, племяннички, эти сережки дорого стоят, очень дорого, – и Иннокентий Михайлович назвал весьма внушительную сумму.
– Ты, дядя, не многовато ли загнул? – проговорил бородач после небольшой паузы. – Нам Вазелин говорил, что сережки – так себе, барахло, там и золота-то совсем мало! И то непонятно, золото или что другое. И он тебе их не задорого продал. Так что ты, дядя, подумай еще и назови настоящую цену.
– Вот что, племяннички, вы, наверное, не поняли, с кем имеете дело. Я коллекционер – значит, я знаю настоящую цену и дешевле вам не продам. Сережки эти, может, и скромные, и золота белого в них не так много, но они – с историей…
– С какой еще историей? – недовольно переспросил бородач. – Ты нам, дядя, не заливай!
– Вам объяснять – только время зря тратить, а тот, кто вас послал, наверняка знает, какая у них история, иначе бы он за ними не охотился. А я – коллекционер, у меня, как у всякого коллекционера, есть незыблемые правила. Купить вещь я могу задешево, это уж как повезет, но продать – только за настоящую цену. При таком подходе коллекция сама себя кормит, да и хозяина своего. Я ведь, племяннички, раньше конструктором был, самолеты проектировал, и хорошо зарабатывал, а потом вышел на пенсию… А на пенсию, племяннички, прожить сложно, особенно с моими привычками. Да только зря я вам все это рассказываю, – спохватился Иннокентий Михайлович, – все равно вы не поймете. Как бисер метать перед свиньями…
– Что? – вскинулся второй бородач. – Ты слышал, Ахмет, он нас свиньями обозвал! Да я его сейчас…
– Успокойся, брат! Он ничего такого не имел в виду!
– Короче, – повысил голос Иннокентий Михайлович, – передайте тому, кто вас послал, мои условия. Устраивают – сделка состоится, не устраивают – вольному воля. Поняли, племяннички?
– Поняли… – мрачно ответил бородач.
– Да, и еще вот что… не пытайтесь украсть эти сережки, или что там вы еще задумали! Они надежно спрятаны, очень надежно, так, что вам в жизни не найти! Поняли?
– Поняли, – повторил бородач. – Ладно, мы еще вернемся. Мы обязательно вернемся…
– Я почти всегда здесь! – И Иннокентий Михайлович принялся расставлять фигуры на доске.
Два бородача вошли в оранжерею.
Инвалид сидел в своем кресле и осторожно рыхлил крошечными грабельками землю под белесым болезненным с виду растением. Доберманы лежали возле его коляски. При появлении бородачей они насторожились, задвигали ушами, один поднялся, другой остался лежать.
– Что, орлы-стервятники, как успехи? – поинтересовался инвалид, не поворачивая головы. – Принесли сережки?
– Пока не принесли, шеф, – ответил один из орангутангов. – Но мы узнали, у кого они. И нашли этого человека.
– И в чем же дело? – Инвалид поморщился. – Почему вы не принесли то, за чем я вас послал?
– Шеф, он хочет денег.
– Денег? – инвалид поднял брови. – Надо же, какой оригинал! И много ли он просит?
Бородач назвал сумму.
Инвалид еще выше поднял брови, уважительно присвистнул. Доберманы от этого свиста забеспокоились. Теперь уже и второй встал и смотрел настороженно, даже тихонько рыкнул. А первый уже показал пугающие клыки.
