По выражению лица Барбера было ясно, что он все прекрасно понимает и это ему не нравится.
- Так что же теперь?
- Полагаю, милорд, при данных обстоятельствах было бы желательно дать вам дополнительную охрану, кроме эскорта, сопровождающего вас при поездках к зданию суда и обратно. В вашу гостиницу легко проникнуть, например. Я бы поставил одного человека у дверей и другого - на заднем дворе. Они не будут выделяться. Если ваша светлость желают, эти люди будут в штатском. Затем, если вы захотите прогуляться после заседания, вас мог бы кто-то сопровождать, на случай...
- У меня есть секретарь,- возразил судья.
По лицу старшего констебля было видно, что он невысокого мнения о секретарях судей.
- Мне было бы спокойнее, если бы вас сопровождал и полицейский тоже. В конце концов, это только на день или два, а ответственность лежит на мне. Если что-нибудь случится...
- Хорошо, пусть будет так, если вы считаете это необходимым. У вас, конечно, нет никаких доказательств, что абсурдное письмо, которое я получил, было написано этим человеком?
- Ни малейших доказательств, милорд. Но мы не можем не считаться с таким совпадением. Будем надеяться, что я ошибаюсь. Возможно, мы никогда больше не услышим о нем.
Их беседу прервал вошедший в комнату Сэвидж, который почтительно напомнил его светлости, что пора одеваться и ехать в суд. Старший констебль попрощался и ушел.
Петигрю приехал в гостиницу, где остановились судья и его свита, когда Барбер и старший констебль вели переговоры. Он нашел Маршалла. Молодой человек находился в подавленном настроении.
- Значит, судья обсуждает ситуацию со старшим констеблем?- весело спросил Петигрю.- Думаю, они ломают головы над тем, как избежать огласки.
- Полагаю, что именно так,- ответил Дерик с необычным для него сарказмом.
- Но ведь этого все хотят,- сказал Петигрю.- Вы сами вчера предложили полицейскому эту идею, не так ли?
- Я? Я просто хотел убраться оттуда как можно скорее. Ненавижу, когда что-то утаивают.
- Но, мой дорогой друг, о таких вещах не следует трубить на каждом углу. Вы же понимаете.
- Это неправильно,- упрямо настаивал молодой человек.- В конце концов, существуют такие понятия, как правосудие и справедливость.
- Бог мой! Если вы хотите стать юристом, вам следует отказаться от подобного идеализма,- заметил Петигрю с упреком.
- Да, я идеалист, сэр, и не нахожу в этом ничего предосудительного.
- Прошу вас, не называйте меня "сэром", а то я начинаю чувствовать себя старше, чем я есть на самом деле. Но если серьезно, чего вы хотите? Чтобы местные крючкотворы затеяли суд над судьей Его Величества за нарушение дорожных правил?
- Пожалуй, да. Не вижу причины, почему к судье должны относиться не так, как ко всем остальным.
Петигрю покачал головой.
- Нет, так нельзя,- возразил он.- Разве вы не понимаете, что вся система построена на том, что судьи занимают особое место по отношению к обыкновенным людям? Согласен, особое положение судьи может плохо повлиять на личные качества того, кто послабее, развить у него излишнее самомнение, но в целом это необходимо для осуществления правосудия, и мы защищаем наши позиции в меру сил. Впрочем,- продолжал он,- проблема, которая интересует меня больше всего, состоит в том, имеет ли суд некоей инстанции полномочия судить выездного судью за правонарушение, совершенное им во время выездной сессии. Дело в том, что судья приравнивается к королю со всеми вытекающими последствиями, а король неподсуден. И по-моему, такой вопрос никем никогда не поднимался. Никто ни разу не осмелился возбудить уголовное преследование в подобном случае.
- Не думаю, что какой-нибудь судья совершил что-либо подобное раньше,высказал предположение Маршалл.
- Ради бога, оставьте эту мысль! В прошлом судьи совершали куда более ужасные проступки во время выездных сессий. Вы не слышали историю о судье...
И Петигрю рассказал пару скабрезных анекдотов, которые несколько шокировали Дерика, но заставили его от души посмеяться.
- Отсюда мораль: все это приходится утаивать,- заявил Петигрю в заключение.- Ни одна из этих историй не выплыла наружу. Между прочим, что касается последней истории, вы первый, кто ее услышал. Я рассказал ее специально для вас, и в ответ на мою доброту прошу вас оказать мне услугу. Не рассказывайте о нашем деле всем подряд.
- Само собой разумеется,- обиделся Дерик.- Не было необходимости меня предупреждать.
- Прекрасно. Я был уверен, что вы не безнадежный идеалист. Ну, мне пора. Это дело - большая неприятность для многих. Боюсь, что где-нибудь произойдет утечка. Вряд ли этого можно избежать. Но если каждый из нас будет молчать как рыба и, в случае необходимости, врать как сивый мерин, надеюсь, все обойдется. Самое главное, что не было посторонних свидетелей в том момент, когда бедняга Стригун сообщил полицейскому, кто он.
Увы, последнее утверждение Петигрю, которое он хотел внушить Дерику, оказалось ошибочным. Через несколько минут, когда его светлость в мантии и парике собирался покинуть здание гостиницы, Бимиш вручил ему второе письмо, почти такое же по виду, как и первое, но более краткое. Там было всего одно слово: "Убийца!"
Барбер прочитал послание и пожал плечами. На этот раз он никому не показал анонимку. Скомкав листок, судья сунул его в карман брюк. Лицо его было серьезным, когда он садился в "роллс-ройс".
Приехав в суд, Барбер занялся разбирательством простых гражданских дел, так как уголовное дело было закончено еще вчера. Первые два дела касались возмещения ущерба, нанесенного в результате дорожных происшествий. Барбер великолепно справился с этими делами, но назначенные им компенсации были, пожалуй, слишком малы.
Глава 5
ЛЕДИ БАРБЕР
Судья намеревался ехать на своей машине в Саутингтон, следующий город Южного округа, но в сложившихся обстоятельствах об этом не могло быть и речи. Автомобиль-нарушитель был оставлен в гараже в Маркгемптоне до тех пор, пока его можно будет забрать, не вступая в противоречие с законом. Судья, его секретарь, весь аппарат правосудия со своим громоздким багажом поехали поездом. Это было утомительное путешествие. Маршрут выездной сессии от одного графства Южного округа до другого не менялся со времен Генриха II. К сожалению, железнодорожные предприниматели викторианской эпохи руководствовались лишь коммерческими соображениями и проложили дороги, не считаясь с удобствами судебных властей. Главные магистрали соединяли Лондон с Маркгемптоном и железнодорожным узлом в Дидбери. Бездушных урбанистов интересовала только проблема транспортировки пассажиров и грузов между столицей и главными городами графств. Им не приходила в голову мысль, что кому-то вздумается быстро добраться прямиком из Маркгемптона в Саутингтон, вместо того чтобы делать пересадку в Дидбери и путешествовать далее по сильно петляющей боковой ветке. В общем, они осложнили жизнь путешественникам как могли.
Конечно, организаторы выездных сессий не остались в стороне от прогресса, хотя и значительно отставали. В девятнадцатом веке стало ясно, что путь по железной дороге, даже по такому сложному маршруту, занимает немного меньше времени, чем путешествие на лошадях, и судейские власти в конце концов сдались на милость железнодорожников. В наши дни между Саутингтоном и Маркгемптоном курсирует автобус, который три раза в день останавливается у судейской гостиницы в Маркгемптоне. Все путешествие между двумя городами занимает полтора часа, но официальные власти почему-то не заметили этого достижения цивилизации.
Хотя путешествие оказалось долгим и утомительным, принимая во внимание пересадку и сорокаминутное ожидание в Дидбери, условия пассажиров были вполне комфортабельные. Для судьи и его секретаря был зарезервирован вагон первого класса. В другом вагоне находились секретарь выездного суда, клерк по обвинительным заключениям и помощник. Бимиш и слуги ехали, как положено, в третьем классе, но тоже одни. Личный и служебный багаж, для погрузки которого потребовались услуги нескольких носильщиков, занял почти все пространство вагона охранников. Железнодорожные власти пытались возражать против резервирования целых вагонов, ссылаясь, явно не к месту, на трудные условия военного времени, но Бимиш быстро отмел все возражения.
- Я просто сказал им,- объяснил он благодарным слушателям, раздавая карты за партией в "наполеон",- что если хоть кто-нибудь проникнет в вагон, где находится судья Его Величества...
Ему не было необходимости заканчивать предложение, так как все присутствующие ясно понимали, что такое событие подорвет всю британскую конституцию.
Поезд прибыл на станцию назначения во второй половине дня. До чая оставался еще час, и Дерик решил, что пора написать письмо домой. Уезжая, он, конечно, обещал матери, что будет подробно писать ей обо всем, и, разумеется, не сдержал обещания. Прежде всего, оправдывался он перед собой, не так легко написать обо всем. Подобно многим людям, миссис Маршалл свято верила, что все происходящее в уголовном суде представляет собой цепь захватывающих дух событий, что каждое дело - драма, каждый адвокат - гений перекрестного допроса, способный выпытать любой секрет, каждая речь образец красноречия, а каждый судья - Солон {древнегреческий законодатель, один из семи греческих мудрецов.}. Дерик понимал, что, если бы он взялся подробно описывать, что происходило в действительности день за днем, миссис Маршалл нашла бы его отчеты чрезвычайно скучными и, будучи стыдливой женщиной, довольно неприличными. Единственным событием, заслуживающим внимания, было именно то, о котором он должен был молчать. Возвращаясь в мыслях к тому, что случилось в Маркгемптоне, Дерик не находил повода для огорчения. Он многое узнал и избавился от некоторых заблуждений. Его отношения с судьей были настолько дружескими, насколько позволяла разница в возрасте. Правда, Дерик признавался себе, что продолжительные разговоры наедине с судьей начали его утомлять. Кроме того, в глубине души он чувствовал некоторое разочарование по поводу того, что выездная сессия в Маркгемптоне закончилась, благодаря мерам, принятым старшим констеблем, или по каким-то другим причинам, так же неинтересно, как и началась. Дерику хотелось как-то развлечься, и он подумал, что, может быть, леди Барбер, которая должна была присоединиться к ним в Саутингтоне, внесет некоторое разнообразие. Он сидел погруженный в раздумья, так и не начав писать письмо матери, когда Грин неслышно вошел в комнату и известил его, что леди Барбер приехала и что чай сервирован внизу.
