Алексей Травин - Тигровая балка

Начало светать. Старик нашел в гардеробе самый поношенный костюм и засаленную тюбетейку, оделся, в последний раз оглядел свое тихое жилище и направился в город.

На автовокзале Яроцкий сел в междугородный автобус.

В те часы, когда в доме скромного экспедитора шелкокомбината производился обыск, сам хозяин был уже в Ташкенте. Он кочевал от одного знакомого к другому.

Если бы знали бывшие друзья, у которых ночевал старик, что у него лежит в засаленном мешке, не сносить бы Яроцкому головы...

В Ташкенте он достал поддельные документы и стал Аванесом Аветисовичем Карапетяном, зоотехником с тридцатилетним стажем.

Через неделю Яроцкий-Карапетян перебывал у всех знакомых. Ночевать больше было не у кого. А страх не проходил. В каждом доме ему мерещились засады, а бывшие знакомые по лагерным скитаниям казались предателями, «наседками», подсаженными милицией.

Надо было думать, куда податься. После долгих размышлений Яроцкий решил, что лучшего места, чем Тигровая балка, ему не найти. Место глухое, дикое, рядом граница.

В Тигровой балке Яроцкий был несколько раз, когда служил кладовщиком в «Таджикзолоторазведке». Там на Вахше работали старательские бригады, а он возил им продукты и оборудование, принимал намытое золото. Старик хорошо знал эти места. Охотясь на уток и гусей, он изучил и протоки, ведущие к границе. Даже тогда, в то далекое время, у него нет-нет да и мелькала мыслишка: а не сбежать ли на ту сторону? Да не с чем было. Сейчас дело другое. Золото откроет ему все двери.

Последний раз он был в Тигровой балке двадцать лет назад. Старик размышлял:

«Кто меня там знает? Урака нет в живых. Сам я за эти двадцать лет изменился неузнаваемо. Те, кто знал меня, наверное, поразъехались. Едва ли заставишь кого жить в такой глухомани».

Но брали сомнения. Должно быть, идет следствие. Ищут убийцу Урака, устанавливают его знакомых.

Яроцкий ругал себя за неумелую работу. Поторопился он с Ураном. Прикончил шофера в людном месте и не смог сделать так, как хотел. Не взял документов, не обезобразил лицо, чтобы не узнали. Помешала шедшая навстречу влюбленная парочка. Нервы не выдержали — сбежал.

В том, что Урак мертв, Яроцкий не сомневался. Длинный кривой нож его никогда не подводил. Беспокоило его только то, что Урака опознают и будут ковыряться по месту работы. Но в то же время Яроцкий думал:

— Кому взбредет мысль искать убийцу Урака в Тигровой балке, там, где он жил? В любом месте, но только не там. Да и пока развернется следствие, может быть, удастся махнуть за границу...

Взвесив все «за» и «против», Яроцкий решил ехать в Таджикистан.

На яблоню под окном библиотеки осенью стала прилетать маленькая серая птичка. Стремительной стрелкой порхала она с ветки на ветку и тоскливо свистела. Серенький комочек то скрывался в оранжевых листьях, то снова появлялся у самого окна, косясь светлой бусинкой глаза на открытую форточку.

Как только птичка прилетала, Лютфи подходила к окну и прислушивалась к грустным звукам. Теперь, когда она осталась одна, этот свист казался ей особенно тоскливым и вызывал тревогу.

Вахоба не было уже вторую неделю. Он обещал написать, но письма не приходили. Видимо, был сильно занят. Разглядывая птичку, Лютфи смотрела сквозь поредевшие ветви яблони на автобусную остановку — не мелькнет ли синяя милицейская форма. Но Вахоб не появлялся.

Последнее время Лютфи с какой-то ревностью стала относиться ко всему, что касается милиции. Она радовалась любому успеху и не только Вахоба, а любого милиционера и тяжело переживала неудачи. Она перечитала все книги о работниках милиции, которые были в библиотеке и теперь ей мерещились всевозможные беды, которые могли приключиться с Вахобом в командировке.

Как-то утром серая птичка, несколько раз свистнув около форточки, задорно почистила о ветку носик и улетела. Лютфи с сожалением проследила за ее полетом и увидела, как от автобусной остановки идет человек в милицейской форме.

— Вахоб!

Лютфи выбежала на улицу, но когда человек приблизился — увидела — не он!

* * *

При входе в самолет Яроцкий столкнулся с лейтенантом милиции. Они оба застряли в дверях, помешал замасленный мешок.

У старика подкосились ноги.

«Конец!» — промелькнуло в голове. Но лейтенант сделал шаг назад, пропустил старика и, не обращая на него внимания, прошел в салон.

Яроцкого остановила бортпроводница:

— Папаша! Мешок надо было сдать в багаж! — но когда увидела перепуганные, умоляющие стариковские глаза, смилостивилась:

— Ну, ладно, поставь вот тут. Да не бойся, никто не тронет. Ишь нагрузил сколько... Лепешки, наверное, а бережет, как золото.

— Лепешки, апа, лепешки. К сыну в гости еду, подарки внукам везу, — еле выговорил насмерть перепуганный Яроцкий.

Не подозревал лейтенант милиции Вахоб Сангинов, что в одном самолете с ним летит человек, которого ищет не только он, но разыскивают по всей стране.

В кармане у Вахоба лежала фотография Яроцкого. Но старик настолько оброс и похудел за последние дни, что узнать его было очень трудно.

* * *

Сангинов доложил комиссару о результатах поездки в Узбекистан.

— Неплохо... Неплохо... Отложите пока все остальные дела, займитесь только «шелковым». Его надо быстрее закончить. — Подумав немного, комиссар добавил:

— Конечно, можно было бы подключить к вам более опытного работника, но думаю, что вы и сами справитесь... Желаю успеха.

Вскоре лейтенанта вызвал к себе Кабиров:

— Радуюсь вместе с вами: «шелковое дело» считают межреспубликанским. Я усматриваю здесь заслугу всего райотдела... Да, звонили из управления. Приказали, чтобы вы занимались только этим делом. Так-то оно так, но кто-то должен и другие дела исполнять: заявления граждан рассматривать и патрулировать по райцентру. Вы уж не уклоняйтесь и от остального...

Вахоб оставался работать на ночь. Снова и слова обдумывал и оценивал факты, уточнял, что в первую очередь надо сделать. Перечитал все протоколы, официальные материалы, свои старые заметки. Получилась задача со многими неизвестными.

Нужно было выяснить: кто причастен к хищению коконов в колхозе «Рассвет», где еще имели место такие хищения, кто тот «красивый узбек», который приезжал в Тигровую балку, к Ураку, куда он исчез, на каких предприятиях принимали ворованный шелк. Многое должны были дать последующие сообщения из Маргелана.

Сангинов уходил из отдела под утро, когда за Пянджем загоралась заря. Воздух был чист и свеж. С полей, вплотную подходящих к поселку, ветер доносил запахи хлопковых плантаций: отсыревшего за ночь волокна, лимонного сока, листьев и химикатов. Поселок спал. Только на хлопковом пункте кипела работа. Росли горы белоснежного хлопка.

Хорошо в это время было Вахобу. Удовлетворяла мысль: за прошедший день сделано все, что было можно, на что был способен. Можно спокойно отдохнуть. Полюбоваться звездами, небом, которое с каждой минутой становилось светлее и светлее. На душе так же, как и в природе, было тихо и чисто. А дома ждала Лютфи. Ласковая, заботливая.

По мере того, как «шелковое дело» шло к концу, неизвестные заменялись фактами в виде протоколов допроса, заключений экспертов, вещественными доказательствами. Одновременно Сангинов все больше и больше чувствовал враждебность Кабирова. На словах начальник одобрительно относился к работе Вахоба, а на самом деле всячески пытался тормозить ее.

Сангинов, глядя на начальника, часто думал: феодально-байские пережитки сохранились не только по отношению к женщине, как у нас обычно считают. Не менее живучи они и во взаимоотношениях людей, в быту, в оценке своей личности, в отношении к труду, к товарищам по работе. Раз я начальник, я всегда прав! — Так думал Кабиров. Что хочу, то ворочу! — Так говорили раньше баи и беки. Поведение Кабирова было типичным феодально-байским пережитком.

Но Сангинов не опускал руки. «Без драки нет и победы». Эти слова, сказанные как-то Константином Ивановичем, хорошо запомнились Вахобу.

Недовольство действиями Кабирова росло не только у Сангинова, но и у большинства сотрудников отдела. И, наконец, оно нашло выход. В октябре состоялось отчетно-выборное партийное собрание.

Проходило оно, как обычно, в кабинете начальника. И как всегда, Кабиров опоздал. Хмуро осмотрев собравшихся, он сел за стол на свое место. Так уж было заведено, что его, по традиции, избирали в президиум и начальнику не приходилось покидать своего удобного кресла. На этот раз привычный ход собрания нарушился. Кабирова в президиум не избрали. Место начальника занял старшина Самиев.

Удивленный Кабиров вышел из-за стола и сел на стул.

Секретарь Мирзоахмедов, не поднимая головы от бумаг, прочел свой доклад, который был скорее похож на отчет райотдела, чем на анализ работы парторганизации. Он особо подчеркнул, что в этом году на 2 процента увеличилась раскрываемость преступлений. Упомянул секретарь и о положительных сдвигах в борьбе с хищениями социалистической собственности.