Пешком – старинный лифт, узкий, тесный, похожий на двуспальный гроб, конечно, не работал – поднялись на шестой этаж. А этажи здесь были такие, что в пересчете на «хрущевский стандарт» получалось никак не ниже одиннадцатого, но более реально – двенадцатого. Петрович дважды останавливался передохнуть. На четвертом этаже столкнулись с мужчиной. Он был в домашних тапочках и в синем с серебристыми вставками спортивном костюме, стоял у окна, курил, пепел стряхивал в консервную банку. Петрович поздоровался: добрый день.
«Спортивный костюм» кивнул:
– Добрый,– посмотрел мельком и отвернулся. Когда поднялись на пролет выше, Иван оглянулся —
«спортивный костюм» смотрел вслед. Иван насторожился: чего это он смотрит? И тут же оборвал сам себя: ну смотрит и смотрит. Что с того? Теперь все друг за другом смотрят. А как же? Квартиры нынче бомбят – только треск идет. Вот он и смотрит. А у тебя, если будешь таким мнительным, скоро крыша поедет.
Последний пролет лестницы был винтовым, как в замке. И упирался в одну-единственную дверь. Сюда уже и лифт не доходил.
– Наконец-то пришли,– сказал Петрович. Он отпер дверь большим ригельным ключом. Когда вошли в крошечную прихожую, Петрович сразу опустился на плюшевую банкетку, сказал: точно – гнездо. Иван, не разуваясь, заглянул в туалет, кухню без окна и в единственную комнату. Обстановка везде была более чем спартанской – скудная и старая мебель, старый телевизор, вытертый ковер на полу и в углу – засохшая пальма.
– Чья это хата? – спросил Иван.
– Сейчас – наша. Брат мой здесь прописан с сыном.
– А сами-то они где?
– Племяш в Швеции. Он программист, работает там уже четвертый год. А брат трубу тянет к китайцам. Тоже уже год дома не был. Но недели через три приедет в отпуск. Так что еще три недели никто тебе тут не помешает.
– Понятно,– Иван снял рюкзак, поставил на пол. Петрович прошел в кухоньку, открыл дверцу холодильника. Иван обратил внимание, что холодильник не включен. Петрович достал из темного нутра холодильника бутылку водки, спросил: выпьем, Иван Сергеич?
Иван ответил вопросом:
– А зачем, Петрович, ты водку в холодильнике держишь? Он же выключен.
Петрович растерянно пожал плечами, сказал:
– А хрен его знает. привычка. Ну, выпьем?
На этот раз плечами пожал Иван. Пить не хотелось, но и отказываться было неловко. Он неопределенно пожал плечами, а Петрович расценил это как согласие. Он взял с полки два граненых стакана. Иван подумал, что уже давно не видел граненых стаканов.
– А вот с закусью у меня напряженка,– произнес Петрович.
Иван отозвался:
– У меня есть кое-что,– вышел, вернулся с рюкзаком. Рассупонил его и вытащил хлеб. Петрович налил граммов по сто водки. Чокнулись.
Петрович сказал:
– Будь.
Иван ответил:
– И ты тоже.
Выпили, закусили, отламывая хлеб руками.
– Видишь, как оно получается,– произнес Петрович.
– Как?
– Да я про брата и племянничка. Брательник мой трубу тянет, чтобы качать газ туда.– Петрович махнул рукой.– Мы с тобой эту трубу обслуживаем. А племяш – это мозги. Кстати, он там работает в конторе, которая строит здесь хранилища для ядовитых отходов.
– И что? – спросил Иван. Он не особо слушал Петровича. Он был все еще очень напряжен.
– А ничего,– сердито ответил Петрович.– Наглядно все, как в учебнике: от нас качают нефть-газ-мозги. А к нам привозят ядовитые отходы. Сотрудничество!
– Ага,– невпопад произнес Иван. Он достал из рюкзака два «бомж-пакета» с картофельным пюре и пачку сосисок.
Петрович сказал:
– Живем,– и стал возиться с кастрюлями.
Иван вытащил из кармана сигареты, спросил: курить можно?
– Лучше у окна,– отозвался Петрович.– Здесь, сам видишь, с вентиляцией хреново.
Иван кивнул, вышел в комнату и распахнул створку маленького окна. Влетел ветерок, обдал прохладой горячее лицо. Иван закурил, подумал, что весь дым все равно в комнату. Он высунулся в окно.
Мужчину в синем спортивном костюме, который курил на лестнице, звали Николай Николаевич Про-ценко. Двадцать восемь лет из своих пятидесяти трех Проценко прослужил в милиции, последние годы был участковым инспектором. На участке его звали Коля-Коля или Коля-Сука. Проценко дослужился до майора, заработал несколько никудышных «цацек» и цирроз печени. По профессиональной привычке Николай Николаевич посмотрел, куда прошли два незнакомых мужика, аккуратно затушил сигарету и пошел к себе.
– Коля? – окликнула жена из глубины квартиры, когда Проценко вернулся с перекура.– Коля, это ты?
– А кто же еще? – буркнул Николай Николаевич.
– Я просто думала.
– Чтобы думать, мозги нужны, курица. думала, видишь, она!
Проценко прошел в комнату, сел в кресло и взял в руки телевизионный пульт.
Иван высунулся в окно. За окном было небо и птицы. И – Башня вдали, на мысу, у слияния Невы и Охты. Четырехсотметровая, закрученная в спираль пятигранная колонна небоскреба «Промгаз» вздымалась над городом. Тонированное в синий цвет стекло сияло под апрельским солнцем. В зависимости от того, под каким углом падали на Башню солнечные лучи, стекло меняло оттенок – от акварельно-небесного до густо-кобальтового. Иван прищурил глаза и даже разглядел лифт – серебристая «бусинка» скользила по наружной поверхности Башни, поднимаясь вверх по спирали. Внизу, у подножия Башни, на синей невской воде застыла «Аврора». Рядом с Башней крейсер казался детской игрушкой, моделью.
– Прошу к столу,– позвал Петрович. Иван вернулся в кухню. На столе стояли тарелки с дымящейся лапшой и сосисками. В кухне было жарко, и Петрович снял рубаху, остался в майке. Он сидел за столом и разливал водку.
– Я, пожалуй, не буду,– сказал Иван.
– Как хочешь. А я выпью.– Петрович выпил, вилкой отделил кусок сосиски, но есть не стал, а сказал Ивану: – Я в этих стенах вырос. В школу ходил на Кировском проспекте, в баню – на улице Братьев Васильевых.
– Ностальгируешь?
– Да как тебе сказать? По квартире этой, скорее, нет. Скорее, я ностальгирую по тем временам. В целом. Вот, например, скоро первое мая. Раньше был праздник. Демонстрация трудящихся и все такое. И вот ведь какой парадокс, Иван Сергеич: в советские времена я на эти демострации не ходил.
– Почему?
– Да как сказать? Показуха. Так вот, тогда не ходил, а теперь жалею. Понимаешь?
– Кажется, да.
– Вот то-то, что «кажется».
– Я ведь тоже помню эти демонстрации,– сказал Иван.– Меня отец с собой брал. Он на заводе работал. И меня брал. Помню, на плечах меня, маленького, носил. Я как-то раз шарик воздушный упустил. Он улетел. Я плакал.
– Во! – обрадовался Петрович.– Помнишь! – А потом помрачнел: – А я своего Сашку на демонстрации не носил. Он ведь в девяностом первом родился. А тут и Союза не стало. так-то.
Петрович взял бутылку и вопросительно посмотрел на Ивана: будешь? Иван отрицательно мотнул головой. Петрович налил себе, залпом выпил. Выдохнул и произнес:
– Вот так. Все шарики улетели.
Ивану показалось, что Петрович сейчас заплачет.
– Петрович! – произнес Иван.– Петрович, старые времена всегда кажутся лучше.
Некоторое время Герман Петрович молчал. Только играли желваки на скулах.
– Это верно. Но только отчасти. Мне ведь лет-то уже немало. Я, можно сказать, старый, битый и циничный. Так вот: я, старый и циничный, отдаю себе отчет, что они действительно были лучше. При всей показухе советской, при всей бестолковщине, ханжестве и нигилизме. Все-таки они были лучше.
– Чем же? – спросил Иван.
– Чем? Глобальный вопрос. Отвечать на него можно долго. Скажу коротко: не все тогда измерялось баб-лом… Ладно, Ваня, давай-ка выпьем.
Выпили. Петрович – полстакана, Иван – глоток.
– Ладно,– сказал Петрович,– хватит философии. Давай по существу.
– Давай.
– Да ты ешь, ешь. Ты на меня не смотри. Иван взялся за еду.
– Значит, так,– сказал Петрович.– Неделю посидишь здесь. За это время что-нибудь придумаем.
– А что?
– Будем делать тебе ксиву.
– Это реально?
– Да. есть у меня некоторые каналы.
– С чипом?
– С чипом трудно, но. я постараюсь,– произнес Петрович. По тому, как он это произнес, Иван понял, что особо рассчитывать на документ с электронным чипом не стоит.
Николай Николаевич Проценко сидел перед телевизором, щелкал пультом. Смотреть было нечего – ни тебе боев без правил, ни голых девок. Одна трепотня про открытие этого стеклянного члена, зарастай он говни-щем. Проценко щелкал пультом и после очередного щелчка попал на местные новости… Новости Проценко никогда не смотрел – хер ли там смотреть? – всегда щелкал дальше, но тут он увидел на экране знакомое лицо. Он добавил звук. Дикторша плела про террориста, который завалил чухонца на рынке у китаезов.
