— Вы не будете возражать, Шошана? Это всего лишь страница, вырванная из старой газеты.
Соседка пожала плечами:
— Мне все равно, — сказала она. — Но я сообщу Мирьям.
— Не волнуйтесь, мы сами сообщим. А что во второй комнате?
— Спальня.
Натаниэль заглянул в спальню.
— Я сейчас, — сказал он адвокату. — Еще несколько секунд, — он вошел во вторую комнатку. По сравнению с ней салон выглядел залом для торжеств. Кое-как протиснувшись между платяным шкафом и наспех застеленной кроватью, Розовски подошел к крохотной табуретке, видимо, служившей чем-то вроде туалетного столика. На столике лежала массажная щетка, тюбики с ночными кремами, еще какие-то женские ухищрения. Рядом с маленьким изящным зеркальцем стояла фотография в тонкой металлической рамке. Фотография изображала молодую женщину в вечернем туалете и с тщательно уложенной прической. Фоном служил праздничный стол и украшенная елка. Это был, пожалуй, первый предмет в квартире Головлевой, заинтересовавший Натаниэля. Он вернулся в салон с фотографией.
— Цвика, — он протянул адвокату фотографию, — там, на Ганей-Кайц была такая же фотография?
Адвокат внимательно рассматривал фотографию.
— Думаю, да, — сказал он. — Во всяком случае, очень похоже. Если и не та же самая, то делалась в тот же день.
— Вечер, — поправил Розовски.
— Да, вечер. Видите — стол, разукрашенная ель сзади.
— Новый год, — сказал Натаниэль.
— С чего вы взяли?
— Елка.
— Ах да… Нет, она говорила, что фотография была сделана в ее день рождения.
— Да? — Натаниэль коротко засмеялся. — Вот невезение. Я ей сочувствую.
— Почему?
— Плохо рождаться в дни праздников. Нет ощущения собственной уникальности.
— А что, это ощущение так необходимо? — спросил адвокат.
— Конечно, — серьезно ответил Натаниэль. — Каждый человек должен ощущать себя уникальным. Иначе очень тяжело жить, — он еще раз посмотрел на фотографию. — Красивая женщина. Верно?
— В жизни даже лучше, — сообщил адвокат. — несмотря на то, что я видел ее в обстановке… — он запнулся, коротко посмотрел на молчавшую Шошану.
Розовски положил фотографию на столик.
— Шошана, я хочу вам задать деликатный вопрос, — сказал он. — Вы позволите?
— Задавайте.
— Ваша соседка… Она производила впечатление легкомысленной женщины?
— Вовсе нет. А что вы имеете в виду?
— Ну, — Розовски сделал рукой неопределенный жест, — посещали ее мужчины или нет, случалось ли ей не ночевать дома?
— Я что, следила за ней, что ли? — возмущенно спросила Шошана. — За кого вы меня принимаете? — она поднялась с дивана. — Вы уже закончили свой осмотр?
— Успокойтесь, я просто хотел сказать: вы, безусловно, наблюдательный человек и умный, — поспешно заговорил Розовски. — И вы, конечно, в состоянии сделать правильный вывод о человеке, живущем рядом с вами, разве нет?
Выражение лица пожилой дамы смягчилось.
— Ну, допустим, — сказала она.
— Вот! — обрадованно произнес Натаниэль. — Вот и скажите нам, какой показалась вам ваша новая соседка?
Шошана задумалась. Натаниэль и Цвика выжидательно смотрели на нее.
— Замкнутой, — неожиданно заявила Шошана. — Никаких мужчин не водила, и вообще — целые дни просиживала дома. Я даже удивлялась: приехать в Израиль и никуда не ходить, ничего не посещать.
— Вот как? А родственники?
— Иногда приезжали, конечно. Собственно, не родственники, а родственница.
— Мирьям?
— Мирьям. Но не так часто. И ненадолго. Вообще, — сказала Шошана, — мне кажется, у нее что-то случилось.
— У кого? У Ларисы или у Мирьям? — спросил Натаниэль.
— У Ларисы, конечно, — ответила Шошана. — Такое впечатление, что у нее случилась какая-то неприятность. Незадолго до приезда… А может быть, она просто ожидала неприятности, — вдруг добавила она. — Знаете, как бывает? Предчувствие. Некоторые люди предвидят неприятности, которые могут с ними произойти. С ними или их близкими.
— Близкими? А что, у Мирьям какие-то неприятности?
— У Мирьям? — Шошана медленно покачала головой. — Не знаю, — сказала она с сомнением в голосе. — Может быть, мне так показалось, но… — она замолчала.
— Что вам показалось? — требовательно спросил адвокат. — Говорите, что именно?
Розовски предостерегающе глянул на него. Но Шошана, похоже, не обратила внимание на недопустимый тон.
— Мне кажется, — сказала она, — что у них случилась размолвка. Недавно. С неделю назад… Вот что, — Шошана словно спохватилась. — Раз уж вам разрешили осмотреть квартиру, так и быть, оставайтесь. Но мне некогда, — не дожидаясь реакции собеседников, она быстро скрылась за дверью.
— Да-а, — сказал после паузы Розовски. — Надо же — из всех бдительных пенсионерок нам досталась наименее разговорчивая… Собственно, смотреть больше нечего. Кухню и ванную, разве что…
— Вам удалось что-нибудь выяснить, Натаниэль? — нетерпеливо спросил адвокат. Взглянув на часы, он добавил: — Пора бы заехать к родственникам. Если вы все еще намерены встретиться с ними до встречи с госпожой Головлевой.
— Намерен, конечно намерен… — Натаниэль снова взял в руки фотографию. — Как вы думаете, родственники не будут возражать, если я возьму это на денек?
— Конечно, не будут. А для чего вы хотели осмотреть эту квартиру?
— Сам не знаю, — нехотя ответил Розовски. — Так, составить общее представление о том, в каких условиях живет ваша подопечная. Знаете, обстановка, в которой человек живет, помогает составить впечатление о нем самом.
— Составили?
— Я же говорю — в общих чертах… — Розовски прошелся по комнате — насколько это позволяли размеры комнаты и мебели. Остановившись у шкафа, он, все-таки, извлек из сумки папку с документами.
— Все-таки, вы что-то перепутали, Цвика, — сказал он. — Вот тут, в метрике, написано: день, месяц и год рождения 6 октября 1961 года. А вы говорите… — он кивнул на фотографию. — Там не день рождения, а Новый год.
— Может быть, — легко согласился Грузенберг. — Мы ведь беседовали через переводчика… А это что? — спросил он. — Что вы там рассматриваете?
— Договор, — ответил Натаниэль. — Договор об аренде квартиры. Странно… — он рассеянно взглянул на адвоката.
— Что странно?
— Что? Нет, ничего, это я так… — он положил договор в папку, а папку вернул на место.
— Думаю, нам здесь больше делать нечего, — Он еще раз окинул взгляом крохотную квартирку. — Пока, во всяком случае. Можем отправляться дальше.
Конечно, куда больше смысла было бы в обыске на месте преступления, то есть, в квартире Мееровича на Ганей-Кайц. Но попасть туда без разрешения Розовски не мог, а обращаться в полицию с просьбами в самом начале расследования Натаниэль не собирался.
По дороге в Рамат-Авив, где жили родственники Головлевой, Розовски поинтересовался:
— Кто занимается расследованием этого дела в полиции?
— Старший инспектор Алон и инспектор Шимшони. Вы с ними знакомы?
— Еще бы! — Натаниэль хмыкнул. — Закадычные друзья. И Ронен, и Дани… Боже мой, — вздохнул он, — я каждый день убеждаюсь в том, какая маленькая страна Израиль. Не проходит и месяца, чтобы я не наступил на мозоль кому-нибудь из бывших сослуживцев.
— Что вы хотите? — философски заметил адвокат. — Мир вообще маленький. Стоит мне приехать в Штаты, как в течение первых же часов на американской земле я носом к носу сталкиваюсь с двумя-тремя бывшими однокашниками.
— Это не весь мир маленький, — возразил Натаниэль. — Это наш еврейский мир маленький.
Они проезжали мимо железнодорожной станции, когда Розовски спросил:
— Вам не кажется, что для любящих родственников Шейгеры сняли госпоже Головлевой квартиру на достаточно большом удалении?
— Вы так думаете? — удивленно спросил Грузенберг. — Не знаю, мне это не приходило в голову. Вообще-то да, далеко. Но ничего подозрительного в этом я не вижу.
— Я и не говорю, что это подозрительно. Я просто отмечаю этот факт, — сказал Натаниэль.
— Даже любящие родители снимают своим детям жилье подальше от себя, — сказал Грузенберг.
— В основном, по инициативе детей.
— Неважно. Расстояние лишь укрепляет родственные связи.
— Да, возможно.
— И потом: молодая красивая женщина, одинокая…
— Кузина беспокоится о крепости семейного очага?
— Почему бы и нет? Это еще не причина для того, чтобы подозревать ее в преступных намерениях.
— Кого? — Натаниэль усмехнулся. — В деле две женщины.
— Три, — поправил его адвокат.
— А кто третья? — Натаниэль удивился. — Вы мне не говорили.
— Жена Мееровича. Вернее, уже вдова.
— Да-да, — Розовски похлопал себя по карманам. — В вашей машине можно курить?
