Вечером тихо шуршала машина по асфальту опустевших улиц. В домах зажигались огни. Я чувствовала себя так, словно из одного измерения попала в другое. А потом было море ослепительных огней, и обезличенная толпа разукрашенных лиц расступалась при моем появлении. Андрей обращал на меня внимания не больше, чем на обычную гостью. Я видела гораздо раньше все из представленных здесь картин. Знала историю создания каждой. Но ничего особенного в них не находила. Эти картины на самом деле были бездарны. Мне казалось, что я исчезаю и одновременно появляюсь в окружающем меня тумане. Мне улыбались фальшивыми, приклеенными улыбками, обращались со штампованными словами, и я почувствовала, что не совсем вписываюсь в тесноту этих стен, как не вписалось бы, наверное, подлинное великое искусство в безвкусную пошлость этой выставки.
Андрей стоял перед микрофоном, и взгляд его был устремлен вдаль. Я вглядывалась в его лицо и понимала, что хоть этот человек и является моим мужем, но на самом деле я совершенно не знаю его. Я не видела его таким прежде. По сценарию он был обязан толкнуть речь. Он начал с обычных благодарностей фирмам, устроившим все это, и всего того, что говорят на обычных презентациях. Его голос разносился по залу и тонул в сводах потолка. И мы совершенно случайно встретились глазами. Честное слово, я и понятия не имела о том, что он собирается сделать! (Юля упрекала меня именно за то, что произошло потом.) Мы просто встретились взглядом, и Андрей сказал:
— Я благодарен за вашу любовь и за все теплые слова, сказанные обо мне. Я искренне благодарен всем моим друзьям, которые пришли сегодня на эту выставку. Но особенно — одному человеку. Я очень счастливый человек. И счастлив не успехом, не деньгами, не славой, а тем, что встретил в своей жизни настоящую любовь. Я хочу представить вам единственную женщину, которую люблю, и открыто признаться в этом. Однажды теплым осенним днем я вошел в светлую комнату и увидел женщину, стоявшую у окна. В ее волосах отражались солнечные лучи. Она не могла увидеть меня, потому что стояла ко мне спиной и смотрела на улицу за окном, а потом вдруг обернулась. И тогда я понял, что она станет самым большим откровением в моей жизни. Может быть, именно в тот момент я почувствовал всю силу художника, потому что необычайно глубокое и светлое чувство открылось в моей душе. Эта женщина стала той звездой, чей яркий свет привел меня к вершине. И сегодня, в счастливый для меня день, я хочу выразить уважение и благодарность женщине, которую очень люблю, без которой была бы невозможна вся моя жизнь, женщине, ставшей моей королевой. Итак, я представляю вам эту женщину — мою жену, я представляю вам мою королеву — Татьяну Каюнову!
И тогда я встала, чтобы идти к нему, ничего не видя и не слыша вокруг. Я дрожала, глаза мои застилал туман, и на какую-то долю секунды я услышала вокруг себя шум, производимый толпой, и увидела человеческие фигуры, вставшие со своих мест. Но я различала перед собой только одно лицо, и этот человек протягивал мне руку. Я шла, чтобы навсегда соединить свою жизнь с его жизнью, той связью, которую ничто не может нарушить. Я боялась, что упаду, и дрожала как ненормальная — руками, всем телом, и он взял мои руки в свои и сжал с силой. А я все боялась, что разревусь и тушь черными уродливыми потоками потечет по щекам.
Я слышала, как бьется его сердце. Потом мы снова встретились взглядом, и я увидела в его глазах веселых огненных чертиков, прыгающих посреди целого моря нежности и любви, чертиков, подбивших на то, чтобы устроить все это.
Вокруг был шум, огни, толпа, кажется, я даже различала всех, кто находился по ту сторону телекамер в скопищах огромных домов, и все это кружилось вокруг, обволакивая туманом, а я видела только одно — теперь мы связаны самой прочной связью и отделить меня от него было уже невозможно. Слезы дрожали радужными кружочками в глазах. «Я представляю вам женщину, которую люблю… Я представляю вам мою королеву».
И у меня не было сердца — наверное, оно выпрыгнуло из груди за те несколько шагов, пройденных вперед, на месте сердца бушевало какое-то большое светлое пламя, в котором уже догорали кончики волос, и я сама видела этот огонь, в котором четким оставалось только одно лицо, одни глаза — и руки, прижимавшие меня вместе с огнем и слезами не к моему сердцу.
Не знаю, как смотрелось все это со стороны, только потом все говорили мне, что завидуют нашей любви и силе, читавшейся в наших лицах. Все говорили, что я должна быть самой счастливой женщиной на земле, если меня так любят. Но все происшедшее в этот вечер находилось за пределами счастья.
Я не помню, как мы ехали обратно домой — почти под утро. Мы больше не разлучались ни на секунду. Окружающий меня туман принял форму Андрея — его тела, его рук, глаз и губ. И пьяняще ненормальная, безумная ночь счастья. Таким ночам не суждено повториться.
Очень странно, но мне иногда снится шум, свет, толпа, Андрей протягивающий ко мне руки — и я иду к нему, и все боюсь, что не дойду. Это самый отчетливый эпизод, именно он жив в подобных снах: иду к нему и все боюсь, что не дойду…
Я до сих пор помню, как в первый раз увидела Андрея.
Последние дни того августа стали для меня настоящим кошмаром. Я находилась в состоянии жесточайшей депрессии. В халате, непричесанная, неумытая, я слонялась по квартире, не зная, чем бы себя занять… Юлька наблюдала за мной, потом махнула рукой, сказав: «Совсем с ума сошла». Чтобы как-нибудь убить время, я стала встречаться с кем-то из Юдиных друзей. Как его имя, теперь даже не могу вспомнить.
Вечером накануне 1 сентября я вошла к Юле и сказала:
— Знаешь, я подумала и приняла решение — я не хочу идти в институт.
— Что ты несешь?
— Юля, понимаешь, мне просто нечего там делать… Я устала. Пойду лучше работать, секретаршей в какую-либо контору… Может, это лучший выход.
Не дослушав до конца, Юлька залепила мне здоровенную затрещину.
— Чтобы я больше никогда этого не слышала!
Я сидела в ванной и плакала, но не потому, что Юля меня ударила, а потому, что она была права.
В институт (31 августа) я приехала вовремя. Только вошла в главный корпус, и сразу же хлынул проливной дождь. За пять минут до начала собрания в актовый зал навалила огромная толпа людей, и я словно растворилась в ней, будто уже не существовало меня — отдельного человека, а лишь безликая частица огромной биологической массы. Я чувствовала себя нелепо, но убежать не могла. Почему-то мне захотелось плакать. Потом, сидя в актовом зале, слушая выступления ректора и каких-то людей, я пялилась на окружающие меня лица. После собрания выдали студенческие билеты, потом — учебники, потом всех позаталкивали в обшарпанные аудитории и снова стали говорить о чем-то очень пустом и никому не нужном, и только к трем часам дня я приехала домой.
Юля и Володя уже ждали меня, и сестра даже немного нервничала.
— Я думала, что ты или под машину попала, или заблудилась, или тебя похитили, или вляпалась в какую-то глупую историю и попала в милицию — ты на это вполне способна, — сказала она.
Володя сказал, что заедет за нами в семь часов и повезет в ресторан отпраздновать мое поступление. Месяц назад Володя уволился из института, ушел работать в коммерческую фирму и получал в этой фирме за неделю столько, сколько получал в институте за целый год. Я спросила Юлю:
— Почему ты не выйдешь за него замуж?
— Это не твое дело! Скажи лучше, в институте мальчики приличные есть?
— Я что, на них смотрела?
— Дура! А на что ж еще там смотреть?
Домой мы вернулись в три часа ночи, и первую пару на следующий день я умудрилась проспать.
Когда, проснувшись утром, я взглянула на часы и увидела, что уже половина девятого (занятия начинались в восемь), я разревелась, думая при этом, что подобное начало может стать очень дурным знаком. Юля заставила меня успокоиться и вытолкала в институт.
Дальше (уже в самом институте) со мной случилось несколько кошмаров подряд. Во-первых, я заблудилась. Я не смотрела на номер троллейбуса, подъехавшего к остановке. (Здесь останавливался только один номер, и я полагала по наивности, что не может приехать никакой другой.) Но, как случается везде и всегда, троллейбус, в который я села, поехал по прямо противоположному маршруту, в другую сторону, и завез меня черт-те куда. Пока я разбиралась, куда заехала, пока выбиралась оттуда, прошел весь перерыв и начало второй пары. Во-вторых, я заблудилась в самом институте. Пока я вспоминала номер своей группы и бегала к деканату смотреть расписание, пока нашла аудиторию, был уже конец второй пары. Что мне оставалось делать — не возвращаться же обратно! И, стиснув зубы, я открыла дверь. Сначала я увидела только очень много людей в огромной комнате и совсем не заметила фигуру преподавателя возле доски, слева от входа. Разглядев несколько свободных стульев в конце, я бросилась к ним, забыв закрыть за собой дверь.
