— Я много раз сопровождала тебя в такие места, которые не доставляли мне особого удовольствия. — Миссис Йорк холодно посмотрела на Веронику. — И, вне всякого сомнения, буду сопровождать и дальше. Семейные обязанности никогда не заканчиваются, и никому не позволено ими пренебрегать. Уверена, вы со мной согласитесь, миссис Барнаби?
Она обращалась к Шарлотте, но ее взгляд сначала остановился на Веронике, а затем скользнул в сторону, и выражение лица почти неуловимо изменилось. У Шарлотты вдруг возникло ощущение, что женщины недолюбливают друг друга — если не сказать больше.
Вероника напряглась — это было заметно по длинной шее, изящной линии горла, чувственным губам. Она промолчала. Шарлотта не сомневалась, что они говорят о чем-то другом и, несмотря на напряжение и скрытую неприязнь, прекрасно понимают друг друга.
— Разумеется, — пробормотала Шарлотта. В конце концов, последние два года она якобы ухаживала за больной родственницей. Разве от незамужней женщины можно требовать большей жертвы, даже из чувства долга? — Семью скрепляют любовь и обязанности.
Шарлотта понимала, что скоро наступит пора прощаться. Требовалось еще одно, последнее усилие, чтобы узнать нечто более глубокое, чем это ощущение беды. Незаметно, не поворачивая головы, она окинула взглядом комнату. Ее внимание привлекли бронзовые часы. Если уж ей приходится лгать, то можно и не стесняться.
— Ой, какие красивые часы, — с восхищением воскликнула она. — У моей кузины почти такие же, только чуть меньше и, как мне кажется, одна из фигурок одета по-другому. — Она изо всех сил старалась придать своим словам правдоподобие. — К сожалению, их унесли грабители. Такой ужас. — Не обращая внимания на страх, промелькнувший на лице Джека, Шарлотта продолжила: — И дело не только в украденных вещах. Это такое ужасное чувство — знать, что кто-то чужой проник в ваш дом и, возможно стоял в нескольких шагах от спальни, где вы спите!.. Прошло столько времени, прежде чем мы хоть немного восстановили душевное равновесие. — Сквозь опущенные ресницы Шарлотта внимательно вглядывалась в лица женщин. И была вознаграждена — прерывистым вздохом Вероники и тем, как напряглось тело миссис Йорк под складками роскошного шелка. — Разумеется, мы вызвали полицию. — Шарлотту было уже не остановить. — Но никого не нашли. И не вернули ни одну из дорогих нам вещей.
— Вам не повезло. — Голос миссис Йорк звучал тихо, но в нем чувствовалось странное напряжение, и слова она произносила отчетливо, словно боялась потерять над собой контроль. — Боюсь, сегодня это стало обычным делом. Никто не может чувствовать себя в безопасности. Будьте благодарны судьбе, мисс Барнаби, что вы лишились только вещей.
Шарлотта, несмотря на уколы совести, продолжала разыгрывать полное неведение. Она растерянно посмотрела на миссис Йорк. Джек уже притворился, что ничего не знает, и теперь не мог ничем помочь. Шарлотта видела, как побледнело лицо Вероники. Казалось, она хочет что-то сказать, но не находит слов. Вдова подняла глаза на свекровь, но, прежде чем их взгляды встретились, снова посмотрела в сторону.
Наконец старшая женщина нарушила напряженное молчание.
— Мой сын был убит грабителем, забравшимся в дом, мисс Барнаби. Нам до сих пор тяжело об этом говорить. Именно поэтому я и сказала: вам повезло, что вы лишились только вещей.
— Ой, простите! — воскликнула Шарлотта. — Мне очень жаль, я не хотела причинить вам боль. Какая я неловкая. — Она действительно чувствовала себя виноватой. Не все можно оправдать необходимостью раскрыть тайны, даже самые интригующие, или желанием помочь Эмили.
— Вы не могли знать, — хрипло сказала Вероника. — Не нужно себя винить. Уверяю, мы вас ни в чем не упрекаем.
— Уверена, что чувство такта не позволит вам вновь поднимать эту тему, — ровным голосом проговорила миссис Йорк, и Шарлотта почувствовала, как запылали ее щеки.
Вероника сразу же заметила ее смущение и поспешила на помощь.
— He стоило этого говорить, мама. — В ее тоне сквозь укор проступала неприязнь, холодная и казавшаяся неуместной в этой роскошной и удобной комнате. Это не вспышка раздражения, а давнее чувство, внезапно прорвавшееся наружу. — Я уверена, что мисс Барнаби нельзя порицать за то, что она упомянула о собственном несчастье. Откуда ей знать о нашей… трагедии? Получается, что вообще нельзя ни о чем говорить, чтобы невзначай не вызвать у собеседника неприятные воспоминания.
— Именно это я и имела в виду. — Миссис Йорк пристально смотрела на невестку. Взгляд ее блестящих глаз был почти гипнотическим. — Если мисс Барнаби тактичный человек, каковой я ее считаю, то, узнав о нашей утрате, она больше не будет затрагивать эту тему в нашем присутствии. Разве я неясно выразилась?
Вероника повернулась к Шарлотте и протянула руку.
— Надеюсь, вы еще нанесете нам визит, мисс Барнаби, а также пойдете вместе со мной в академию. Мое приглашение искренне, а не просто дань вежливости.
— С радостью. — Шарлотта нежно пожала протянутую руку. — Это будет для меня огромным удовольствием, и я его уже предвкушаю.
Она встала. Пора уходить; после такого разговора ничего другого не остается. Джек тоже поднялся. Они выразили свою благодарность, пожелали всего самого лучшего и через пять минут уже сидели в промерзшем экипаже, слушая стук копыт по мостовой и шум дождя. Шарлотта плотно завернулась в плед, но ничто не могло спасти ее от ледяных игл сквозняка. В следующий раз нужно взять у Эмили не только платье, но и меховую муфту!
— Полагаю, вы собираетесь в академию вместе с Вероникой? — после недолгого молчания спросил Джек.
— Конечно! — Шарлотта повернулась и посмотрела на него. — Вам не кажется, что между Вероникой и миссис Йорк происходит нечто такое, до чего полиции никогда не добраться? Я думаю, что они обе что-то знают о ночи ограбления, — только не могу представить, как это узнать нам.
Питт и не догадывался, что Шарлотта посетила Хановер-клоуз. Он знал и разделял ее тревогу за Эмили и полагал, что жена использует свои способности к логическому мышлению и дедукции для того, чтобы выяснить чувства Эмили к Джеку Рэдли и оценить его достоинства, если Эмили он действительно нравится. А если Рэдли окажется недостойным сестры, то Шарлотте предстоит непростая работа: разубедить Эмили или отвадить самого Рэдли. Питт подозревал, что потребуется все искусство Шарлотты, чтобы положить конец этим отношениям, не причинив Эмили лишних страданий. Поэтому он больше не упоминал при Шарлотте об ограблении и о смерти Роберта Йорка, а также не рассказывал ей о результатах своего расследования.
Балларат не называл точную причину повторного открытия дела. Неясно, то ли начальство надеялось спустя столько времени найти убийцу Роберта Йорка, то ли целью расследования было узнать истинный мотив преступления. Возможно, они хотели удостовериться, что это было обычное ограбление, закончившееся незапланированным убийством, раз и навсегда положить конец слухам о государственной измене. Или они действительно подозревали, что в этом как-то замешана Вероника Йорк, ставшая невольным катализатором преступления на почве страсти, замаскированного под ограбление? А может, они знают правду и просто хотят еще раз убедиться, что она надежно спрятана? Если полиция окажется бессильна, значит, можно успокоиться и считать, что никто никогда не докопается до этой правды?
Последняя версия Питту была особенно неприятна, и он, возможно, подвел начальство, выдвигая ее, однако инспектор был полон решимости проверить все варианты, пока не подготовит Балларату ответ, который невозможно опровергнуть или поставить под сомнение.
Начал он с украденных вещей и того странного факта, что ни одна из них не появилась в обычных для таких дел местах, несмотря на усиленные поиски полиции, не прекращавшиеся целый год. В регулярно проводимых допросах известных скупщиков краденого, ростовщиков и неразборчивых коллекционеров предметов искусства всегда упоминались украденные из дома Йорка предметы.
Но Питт проработал в городской полиции почти двадцать лет и знал людей, о которых Балларат даже не слышал, — скрытных, опасных людей, которые поддерживали с ним отношения из-за оказываемых поблажек, прошлых и будущих. Именно к ним он и отправился, пока Шарлотта организовывала свои визиты в гостиные Хановер-клоуз.
Питт покинул Боу-стрит и быстро пошел на восток, к Темзе, нырнув в обширный район трущоб, тянувшихся по берегу реки. Он проходил мимо перенаселенных покосившихся домов, темневших под низким небом и пропитанных затхлой сыростью, поднимающейся от медленной серовато-черной воды. Здесь не было роскошных экипажей с фонарями и лакеями, только простые фургоны, нагруженные товарами с пристани, и тележки с вялыми овощами, разложенными для продажи. Шагая по неровному булыжнику, Питт слышал, как гремел кастрюлями жестянщик и печальным пронзительным голосом кричал старьевщик: «Старые вещи! Старые вещи!» Звук копыт его лошади словно тонул в вязкой полутьме.
