– Мудрено, но не убедительно… – вновь перебил его Абрамыч. – И знаешь, почему? Потому, что из бесконечного множества твоих решений на деле осуществилось самое невозможное – они-таки встретились… Теплоход с поездом… И изуродовались оба.
Игорек прикусил губу, но Григорий Абрамыч смотрел на него, давая еще один шанс. Он знал, что потенциал у Игорька достаточно большой, и хотел использовать его полностью.
– Ну хорошо… – уже менее уверенно сказал Игорек, – а реально ли вообще существование довольно мощной боевой организации с каким-то дурацким названием? С узкопровинциальными целями? Реально ли использование терроризма в разрешении вопросов провинциальной политики? Ведь этого нет фактически в столь развитой форме даже на федеральном уровне. По-моему, никаких «Внуков Разина» не существует. Обычная газетная «утка»… Чтобы тираж повысить… Кустарная, в принципе, работа…
Ясно было, что Игорек выдохся, но Григория Абрамовича не убедил. Грег полез в карман своего спецкомбинезона и достал еще одну газету. Развернул ее и показал Игорьку, а потом нам с Кавээном. Это оказался свежий, сегодняшний номер «Известий». Статья из «Булгаковских вестей» оказалась перепечатанной в «Известиях», правда, с сокращениями и комментариями… Что-то там насчет национально-освободительных движений в Среднем Поволжье, о пробуждении национального самосознания в поволжских автономных республиках и усилении, в связи с этим, левоэкстремистских настроений… Больше я уцепить из текста не успела, но и этого было достаточно для того, чтобы понять – многие поверили в эту версию, уточнили и нашли для ее обоснования новые аргументы. И это уже не провинциальная стряпня левой ногой, а высококвалифицированная работа столичных «акул пера».
Григорий Абрамович повернулся ко мне в последней надежде, что хоть я сумею развенчать эту сказку о террористическом акте…
А я решила вообще не говорить о том, что услышала. Зачем опровергать искусственно сконструированную версию, когда гораздо проще начать анализировать факты, которые известны тебе достоверно… Факты сами разрушат эту явную ложь…
– У меня есть несколько принципиально важных наблюдений, которым пока не нахожу объяснения, – начала я и заметила в глазах у Абрамыча некоторое недоумение, он еще не понял, к чему я веду этот разговор. – Первое: странное внимание полковника ФСБ Краевского к работе нашей группы. Оно может быть связано с его социально-психологическими проблемами, с давно укоренившейся неприязнью к конкурентной силовой структуре, то есть МЧС, с какими-то неизвестными мне личными счетами с ним у командира нашей группы…
Григорий Абрамович в этот момент задумчиво покачал головой.
– Наконец, – продолжала я, – повышенное внимание ФСБ к тем людям, с которыми мы входили в контакт. Я имею в виду помощника капитана Васильева и самого капитана судна – Самойлова…
Я сделала короткую паузу, но Григорий Абрамович ничего не сказал. Ни за, ни против. Я продолжила.
– Второе наблюдение, требующее объяснения… Странное поведение капитана судна во время катастрофы, известное нам со слов его помощника, и после аварии, до того момента, как его отобрал у нас Краевский. Можно, конечно, объяснить это патологической трусостью капитана, но я сомневаюсь, что такой человек мог долгое время работать капитаном. Васильева поразило поведение капитана во время столкновения теплохода с мостом. Если люди долго работают вместе, трудно скрыть свою трусость. Вспомните, наконец, что говорил капитан, когда мы его обнаружили… Да, это был страх. Но не страх смерти… Скорее страх перед жизнью… Перед людьми. Он боялся выйти наверх и посмотреть на то, что осталось от его теплохода и что стало с несколькими сотнями его пассажиров… Поведение до и после аварии странным образом согласуется с пассивностью в момент аварии, то есть с бездействием. Помощник сказал, что можно было избежать аварии непосредственно перед самым столкновением – стоило только развернуть теплоход. Не мог капитан не сообразить столь простой вещи. Но он стоял и только смотрел, когда помощник пытался действовать… Первая реакция человека на опасность именно такая, какая была у помощника.
Я вновь посмотрела на Абрамыча. Он, как мне показалось, очень заинтересовался моим «докладом» и слушал с напряженным вниманием.
– Вывод, который я вынуждена сделать, однозначен: реакция капитана свидетельствует о том, что он знал о предстоящей аварии.
Грег полез за своим платочком, чтобы вытереть неожиданно вспотевшую лысину, Кавээн смотрел на меня с недоверчивым удивлением, а Игорек с явным обожанием. Я решила сделать следующий шаг в своем анализе – что ж останавливаться на полдороге…
– Но самое интересное в этой его реакции – причина, по которой он не мог предотвратить последствия, которые хорошо представлял себе задолго до приближения к мосту. Он столько о них думал, что пережил их заранее, в своем воображении. А из трюма выходить не хотел, чтобы не получить подтверждения своему кошмару… Но причина его бездействия нам неизвестна, никакой информации по этому вопросу нет, следовательно, нет возможности и строить достоверные предположения… Дальше начинается область чистой фантазии…
– Да-а-а! – протянул Григорий Абрамович с неопределенной интонацией.
– Возвращаясь к газетной статье, вынуждена констатировать явное несоответствие поведения реального человека изложенным в ней фактам. Зачем нужно было посылать на судно спецгруппу для подстраховки действий капитана? Если он сам знал о предстоящей аварии? И еще… Скажите на милость, зачем было нужно столькими трудами и титаническими усилиями возводить новые береговые знаки? Только для того, чтобы направить теплоход не по главному фарватеру, а по боковому? Это сделал сам капитан. Я в этом уверена. Что остается в рассказе? Одно название гипотетической организации – «Внуки Разина» и мифическая фигура ее руководителя – Тимофея Степановича Разина… То есть практически – ничего. Даже если они и существуют, что я готова, в принципе, предположить, я тем не менее уверена на сто процентов, что к катастрофе они не имеют абсолютно никакого отношения…
Заметив, что Грег собирается что-то сказать, я поторопилась его предупредить:
– Простите, Григорий Абрамович, я еще не закончила… Из совсем уже случайных наблюдений у меня сложилось странное впечатление, что на аварию собралось слишком много зрителей, – накануне катастрофы проходил праздник рыбака и после него в районе моста был разрешен ночной лов без ограничений. Это, между прочим, – грубое нарушение правил рыбоохраны, людей штрафуют за это и даже лодки конфискуют в крайних случаях. А тут кто-то берет на себя ответственность за массовое нарушение Закона об охране природы. В результате в районе катастрофы находилось около полусотни рыбацких лодок – «казанок» и «прогрессов». Странный факт для совпадения… Еще одно совпадение – на обоих берегах совсем недавно открыты новые подстанции «Скорой помощи». Можно еще понять, что такая станция вполне могла быть открыта на булгаковской стороне. Но зачем она нужна на практически голом противоположном берегу? Кого она должна была обслуживать? Два десятка рыбаков и пару сотен дачников? Да ее персонал помер бы от скуки, если бы не эта катастрофа… Я не могу проанализировать эти факты, поскольку к психологии они имеют, мягко выражаясь, отдаленное отношение, а для чисто дедуктивного анализа не хватает информации…
– Ну, уж позвольте и мне сказать, капитан Николаева, – сказал Грег, и я даже засмущалась от такого обращения. У Грега обращение по званию и фамилии было проявлением его искреннего уважения к собеседнику.
– Я тоже не все сказал… Но теперь не знаю, как относиться к той информации, что у меня есть. Может быть, вместе решим?.. Дело в том, что получил я сегодня нагоняй от руководителя спасательных работ…
Мы сразу присмирели… Руководитель спасательных работ на катастрофе такого масштаба – должность генеральская. Начальство немаленькое. Дело, значит, серьезное…
– И знаете, за что нагоняй? До этого нашего разговора я думал – справедливый нагоняй, расстроился даже, а после Олиных рассуждений и выводов… Короче, генерал Кольцов минут пять распекал меня за то, что наша группа проявляет излишнюю активность в делах, прямо не связанных со своей задачей. Я голову сломал, думая о том, что же мы такое нарушили, какую такую субординацию. Пока шел сюда, решил, что это Краевский накапал. Разозлился даже… А сейчас засомневался… Видно, что-то Оля зацепила настоящее… Но тем не менее мы должны, наверное, сделать вывод: генерал Кольцов имел в виду Ольгины разговоры с помощником капитана и самим капитаном.
Григорий Абрамович помолчал, обвел нас взглядом и спросил:
– Как будем относиться к такому контролю со стороны начальства? Как реагировать на критику будем? Вопрос, между прочим, серьезный… От его решения многое зависит. Можно сказать – работа наша зависит. И не только здесь – работа вообще. А я на пенсию пока не хочу… Рановато мне на пенсию…
