за помощью знаменитый Майкл Лоу, основатель и владелец фарфорового завода Law corporation, меценат и постоянный герой светской хроники. Любопытно будет взглянуть на этого светского льва в его логове.
После часа тряски по ухабистой сельской дороге он увидел красивый викторианский особняк с ухоженными клумбами и светлым фасадом. Но на всех окнах были ажурные, но решётки, а каменная ограда была необычно высокой. И вот сейчас Бен сидел на очень красивом и очень неудобном стуле, в кабинете, похожем на зал Британского музея. О коллекции уникального фарфора Майкла Лоу был наслышан весь мир, страдавший тяжёлой формой коллекционирования. Сам владелец охотно одалживал редкие экспонаты для выставок, но ни разу не поддался на просьбы что-то продать.
– А почему вы считаете, что эти посылки отправил кто-то из домашних?
Майкл улыбнулся, и улыбку эту Бен не назвал бы приятной. Вообще, он произвёл на Бена неоднозначное впечатление. Маленького роста, худощавый, он всё равно словно занимал много места в кабинете и буквально излучал энергию, а взгляд прожигал собеседника насквозь.
– Видите ли, мистер Солт, я уже немолодой человек. В своей жизни я добился всего, о чем люди мечтают. У меня процветающий бизнес, дети, жена, роскошный дом. Словом, я сделал всё, чтобы обзавестись завистниками и неблагодарными. Но уйду я, и что? Моё состояние и коллекцию растащат, а имя забудут. И я решил основать фонд имени себя для таких парней, каким я был когда-то. То есть умных и бедных. Но такой фонд требует солидных финансовых вливаний, таких денег нет даже у меня. И я хочу продать часть своей коллекции фарфора.
– Как отреагировали члены семьи?
– Вы пробовали когда-нибудь ткнуть палкой в клубок ядовитых змей?
– Обычно я провожу свой досуг менее экстравагантно. Лоу рассмеялся.
– Но я пошёл ещё дальше! Мой потенциальный покупатель, коллекционер Кичиро Сато побудет гостем в моем поместье, что окончательно взбесит моих родственников. Как и вы.
– Как и я?
– Да. Окажите мне честь, погостите у меня на выходных. Прекрасный воздух, сельские пейзажи, а мой повар просто волшебник. А ещё внушительный гонорар и возможность вычислить паршивую овцу в моем стаде.
* * *
Переодевшись к ужину, Бенедикт Солт был представлен хозяевам. Он мысленно составлял портреты. Миссис Лоу, Маргарет. Типичная меланхолическая женщина, сосредоточенная на своих мелких проблемах и здоровье. Дети выросли, работать ей никогда не приходилось, любовь к мужу уже прошла. Если она вообще была. Осень и скука. А именно скука заставляет нас искать чёрных кошек в тёмной комнате, где их нет. Стивен Лоу, старший сын и наследник. Симпатичный молодой человек, одетый с излишним изяществом, в полдень уже был слегка пьян. Бена приветствовал весёлым:
– А, мистер Солт! Вы тот самый стряпчий, которого папа позвал помочь избавиться от нашего наследства?
При этих словах девушка, сидевшая в кресле с книгой, болезненно скривилась. Пожалуй, она пошла в отца. Жёсткий, умный взгляд ледяных глаз, прямая осанка. Эмили Лоу могла бы продолжить бизнес и преумножить капиталы, но, как Бен был уже наслышан, увлеклась политическим направлением, эти капиталы презирающим.
– Семейное гнездо пополняется стервятниками, – пробормотала она, окинув Бена оценивающим взглядом с головы до ног. Видимо, оценка эта вышла крайне неудовлетворительной, поэтому она гордо тряхнула каштановыми кудрями и презрительно уставилась в книгу.
– А что, мистер Сато уже прибыл? – заинтересовался Стивен, поигрывая бокальчиком шерри. – Что ещё я упустил?
– Шансы на своё умственное развитие, – отрезала сестра.
Подали обед, за которым к их обществу и присоединился мистер Сато. Японец оказался очень колоритной фигурой. Он и сам напоминал фарфоровую статуэтку – гладко убранные назад волосы, будто черная эмаль, точёные скулы, галстук повязан так идеально, что казался ненастоящим. И неизменная полуулыбка на лице. Не вязались с этим кукольным образом только руки. Невероятно сильные и жёсткие, такие бывают у борцов. К сожалению, в столовой, где был сервирован стол, находился ещё и шкаф, где была выставлена гордость хозяина и Севрской мануфактуры – сервиз на двенадцать персон 1862 года, выполненный в технике pate-sur-pate. К нему мистер Сато и устремился всей душой, с пылом Ромео, приметившего на балконе Джульетту. Пока гость и хозяин двадцать минут обсуждали достоинства метода «паста на пасте», позволяющего добиться и фактуры, и прозрачных полутонов, никто не решался сесть за стол, а градус нелюбви к фарфору усиливался.
Мистер Лоу не преувеличил, когда сказал, что его повар сродни волшебнику. Некоторые блюда выглядели уж слишком фантастично. Десерт ядовито фиолетового цвета он лично только вежливо потыкал ложечкой, а Стивен и вовсе наградил этот кулинарный эксперимент неласковым эпитетом. А вот Сато, кажется, был всем доволен. Присутствия духа и конфуцианского спокойствия не утрачивал только слуга Ван, который мирно подавал блюда и никак не реагировал на едкие комментарии Эмили.
– Давно он у вас служит? – поинтересовался Бен у хозяина.
– Да лет десять, не меньше. Привёз его из Китая, вместе с лучшими экспонатами коллекции.
– Ну да, папа не видит разницы между людьми и своими куклами, – фыркнула Эмили.
– Некоторые произведения искусства прекраснее некоторых людей, – вмешался Сато.
Эмили посмотрела на него в замешательстве, но тут же нашлась:
– И прекраснее некоторых поступков. А вы знаете, мистер Сато, как мой отец собирал свою коллекцию? Как он изучал секреты производства?
– Было бы весьма интересно узнать, – Сато вежливо поклонился.
– А он в молодости путешествовал по Китаю и людей обманывал.
После такого замечания Эмили в столовой возникла пауза и явная необходимость пояснений. Вообще обстановка за столом была примерно следующая. Маргарет сидела с видом великомученицы, которой по недоразумению пришлось очутиться на римской оргии, Эмили с видом великого осуждения уставилась на отца, Стивен тоскливо поглядывал на графин с «Бордо». По сравнению с этой атмосферой и похороны сошли бы за развесёлую гулянку.
– Моя дочь имела в виду, что я дёшево покупал фарфор у местных и дорого продавал в Англии. Это и есть коммерция, милая.
– А какой у вас самый ценный экспонат? – попытался разрядить обстановку Бен.
Семейство проявило удивительное единодушие, издав долгий стон. Зато хозяин просиял.
– О нет, только не про эту чашку, – взмолилась Маргарет, – я эту историю сто двадцать раз слышала.
– А я двести, – приуныл Стивен.
Но было поздно.
– Когда мне было двадцать, я купил за гроши у нищего мальчишки чашку легендарного кровавого фарфора, – начал Майкл, – конечно, он не знал её стоимости.
– То есть обманул бедного ребёнка, который остался без родителей и средств к существованию, – встряла дочь.
Майкл совершенно не смутился. То ли бизнес закаляет сердце, то ли с годами у него выработался своеобразный отцовский иммунитет, но Бен и присутствующие узнали о знаменитом костяном фарфоре, выполненном по технологии «бычья кровь», гораздо больше, чем хотели бы. Даже Сато через двадцать минут заскучал. Но пожелал увидеть легендарную чашку стоимостью в несколько миллионов фунтов.
– А её никто не видел, – зевнул Стивен. – Папа всем про неё рассказывает, но никому не показывает.
– Вообще-то я давал её на выставки в Британский музей, фотографировался для прессы. Если бы мои дети хоть немного интересовались фамильным бизнесом… Впрочем, я похоронил эти надежды. Именно поэтому, мистер Сато, я и пригласил вас. Лучше жемчужины моей коллекции обретут хозяина, способного оценить их ценность.
– И красоту. Когда мы сможем обсудить дела? – вкрадчиво поинтересовался Сато.
Но Майкл предложил перенести осмотр коллекции на завтра. Остаток вечера играли в бильярд, беседовали, но как-то вяло. Над камином Бен заметил любопытную вещь. Обычно там размещают картину или на худой конец фотографии, но поскольку это был дом Лоу, то там красовалась коллекция стилетов с фарфоровыми рукоятями. Заметив интерес Бена, хозяин с удовольствием их продемонстрировал, отметив, что хоть вещицы и сувенирные, они сбалансированы и заточены, так что при желании можно кого-нибудь и убить.
– Скажите, а вам не жалко расставаться с этим? – Сато махнул рукой в сторону шкафа, полного фарфоровых сокровищ.
– Нет, – покачал головой Лоу. – Знаете, я в последнее время думал: мы всё время
