наружу.
Сегодня на его подъездной дорожке припаркован серебристый японский автомобиль. Он раздражает Тома гораздо больше, чем «мерседес». Подъездная дорожка соседей пуста, а водитель – их гость. Можно припарковаться дальше, там, где дорога расширяется, ниже по склону, за трейлером. Так почему же вы позволяете своим гостям блокировать проезд ваших новых соседей? Территориальный прецедент?
Подстриженная густая шевелюра соседки – первое, что видит Том над неряшливой изгородью. Очередная сделка в начале их собственной подъездной дорожки. На этот раз с полной женщиной лет шестидесяти с небольшим, чьи седеющие волосы удерживает ободок.
Она протягивает соседке коричневый конверт, а взамен получает завернутый в газету сверток размером с буханку хлеба. И эта очередная посетительница отвешивает почтительный поклон, жадно прижимая пакет к груди. Она точно так же, как предыдущая, завершает визит, целуя небрежно протянутую руку соседки. Раболепный жест. Словно та носит кольцо папы римского. Представление пробуждает у Тома то же легкое отвращение, что и в первый раз. «Кто может ожидать от другого человека преклонения?»
– Только психи, – шепчет он и отворачивается.
Но мысли продолжают цепляться за соседей. До переезда он не задумывался о том, кто будет жить за забором. Теперь это незнание делает его беспокойным и раздражительным.
Том слышит рев мотора серебристой машины, когда та выезжает с дорожки. У соседей, должно быть, какой-то бизнес.
Вечереет, и дневной свет меркнет. Первый уик-энд почти окончился, а Том до сих пор и взглядом не обменялся с соседями.
Он устал, у него кружится голова. Нужно поскорее приготовить еду. Наверное, сейчас неподходящее время, но он хочет соблюсти обычную вежливость. Откладывать знакомство дольше кажется неправильным и может добавить еще больше неловкости в этот процесс.
– Я не стану целовать твою чертову руку. – Том смеется и выходит из комнаты, его рабочие ботинки грохочут по половицам.
В квартире они строго следили за тем, чтобы разуваться, прежде чем покинуть крошечную прихожую. Здесь же настрого запретили Грейси снимать обувь из-за заноз, торчащих гвоздей, шурупов, грязи и того, что Фиона определила как мышиное дерьмо. В кухонных шкафчиках этих «черных рисинок» еще больше.
Пока Том спускается по лестнице, далекий перестук пластиковых колес становится громче: коляска Грейси со свистом проносится по голым половицам комнаты, которой предстоит стать гостиной. Дочка всю свою жизнь провела в маленькой квартирке, и Том обожает шум, который она издает, наслаждаясь здешним простором.
Он огибает лестницу и заглядывает в холл. Фиона опять на кухне и, похоже, как обычно, ничего не делает, только угрюмо оценивает очередное запущенное помещение, которое их предшественник оставил недоделанным. Жена сутулится со скрещенными на груди руками, словно мерзнет.
– Здесь то же самое. Он заколотил досками их все. Все окна. В каждой комнате.
Грейси с грохотом влетает в гостиную. Передние колеса ударяются о порог, коляска раскачивается. Дочка запихнула в нее своего пингвина Уоддлса и целую сумку одежды для него, взятой у других кукол. Сумка опрокидывается на пол. Коляска кренится.
Покраснев, Грейси взрывается.
– Уоддлс не хочет сидеть! Он выпадает. Все идет не так!
Фиона вздыхает.
– Не всего добьешься напором, милая. Дай мне минуту, и я тебе помогу.
Том повышает голос.
– Кажется, я только что видел по соседству очередную сделку с «дурью». Лучше заскочить и представиться. Больше не могу это откладывать.
– Купи мне немного крэка.
Грейси швыряет пингвина в стену.
– Тупость!
Родители продолжают разговаривать друг с другом, хотя неудачу с перевозкой пингвина и его багажа никто не исправил.
Том тянется к защелке входной двери. Приподнимает бровь в ответ на эту вспышку гнева.
– Я заверю их, что мы хорошая, тихая семья.
Фиона хихикает.
– Не забудь про мой крэк.
Грейси не останется в стороне.
– И про мой, папочка! Я тоже хочу. Мамочка, а что такое крэк? Ты его ешь?
С самого его детства и до тех пор, пока он не покинул дом в восемнадцать лет, родители Тома налаживали и поддерживали хорошие отношения со всеми своими соседями. Его семья трижды переезжала, и мама часто повторяла, насколько важны связи. В чрезвычайной ситуации тебе могут понадобиться соседи, чтобы вызвать пожарных, полицию, скорую помощь. Покормить твою кошку или собаку, когда тебя нет дома. Возможно, прикупить что-нибудь, если ты заболеешь. Даже присмотреть за твоим ребенком. Доверие, дух товарищества, общность.
В отношениях с соседями была и социальная составляющая: вечерние посиделки его родителей, барбекю, однодневные поездки с соседями и их детьми. Мать до сих пор обменивается рождественскими открытками с несколькими бывшими соседями, которые стали друзьями на всю жизнь.
Том вырос в уверенности, что близкие связи с людьми, которые живут за стеной твоей спальни или гостиной или на другой стороне улицы, входят в стоимость дома. Автоматическое пособие, даже законное право. Среди причин, по которым они уехали из города, было желание найти сообщество, похожее на те, которые давали ему приют в детстве. Того же Тому хотелось для Грейси. Подтверждения для дочки, что ее подушка безопасности не ограничивается родителями. Поэтому даже думать о том, что владение собственным домом ничем не отличается от аренды, немыслимо. Каждый держится сам по себе, люди приходят и уходят без единого кивка, разве что перебросятся словом, но из этого не вырастает ничего серьезного? Нет, это невозможно. Неприемлемо.
Том отправляется с визитом прямо в рабочих ботинках и старой одежде. Вскоре появляется грязный трейлер. Еще одна аномалия. Почему люди, которые с такой одержимостью гордятся своим идеальным жилищем, оставляют рядом с ним подобную развалину? Соседский дом и внешне явно демонстрирует определенный набор стандартов. Это не случайно, он – символ, заявление о статусе. В трейлере же нет никакого смысла.
Тому действительно нужно разобраться с этим вопросом, подумать головой, а затем двигаться дальше. У него и так забот хватает. Быстро обменяться парой слов, а после вернуться к ремонту спальни для Грейси. Тому хочется успеть собрать мебель до вечернего чая.
Ощущение неуловимого перехода от осени к лету на тех нескольких метрах, которые разделяют участки, заставляет Тома взглянуть на небо. Откуда здесь солнце, если над их домом пасмурно от ранних осенних облаков? И хотя соседка уже ушла, ее сад по-прежнему кажется обитаемым, даже необычайно живым. Возможно, это объясняется неистовой активностью насекомых.
Пчелы гудят в воздухе и ударяются о землю разрядами электрического тока. В собственном саду Том не видел ни одной. Или хотя бы бурого мотылька. Однако здесь не только множество пчел, которых хватит заполнить целый ряд ульев, но и павлиноглазок с капустницами. Бабочки разноцветным конфетти мелькают в наполненном
