Орлова! – в голосе старухи прозвучала несомненная гордость.
Вдруг она замолчала, взглянула на Павлика.
– Смотрите-ка, мы с вами заболтались, а ваш сын уже клюет носом. Простите старуху, вам нужно думать в первую очередь о нем.
Павлика утомили разговоры, а каркающий голос старухи навевал сон. Катя поскорее распрощалась со своей странной знакомой и потащила сына в номер. Он едва перебирал ногами.
Она думала, что будет плохо спать ночами, что тело ее, привыкшее к ночным свиданиям, не даст ей покоя. Но засыпала она быстро, спала крепко и без сновидений. Изредка она вспоминала Алексея, свои встречи с ним и с удивлением поняла, что вовсе не переживает из-за своей измены мужу. В конце концов, он сам виноват, если бы захотел, полетел бы с ними. Нельзя до такой степени зависеть от желаний своей мамаши!
«Это ты сейчас так думаешь, – раздался у нее в голове прежний ехидный голос, – когда ты от свекрови далеко. Ишь, осмелела!»
Катя только вздохнула.
Оставшиеся дни пролетели быстро, как всегда в отпуске. Вроде бы только вчера они простились с Алексеем, а вот оказывается, что послезавтра уже уезжать. Русская старуха не отставала от Кати. Они вели долгие неспешные разговоры за ужином, точнее, говорила больше старуха, рассказывала Кате о своей богатой событиями жизни. Катя начала находить некоторое удовольствие в этих беседах. Сиди да слушай, изредка вставляй замечания вроде «Да неужели?» или «Что вы говорите?». Даже Павлик привык к старухиному каркающему голосу и больше не боялся.
В последний вечер та симпатичная английская пара с ребенком взяла Павлика на какое-то детское представление, у Кати же заболела голова от шума, и она сидела в саду. Старуха подошла незаметно, Катя едва успела отвернуться, чтобы та не заметила гримасы недовольства на ее лице. Ей никого не хотелось видеть. Однако пришлось отвечать на вопросы о себе. Старуха вцепилась в нее, как клещ, и вызнала все про мужа, про свекровь, про смерть отца и про маму в Штатах.
– Как, говорите, зовут вашу свекровь? Елизавета Петровна? А муж, стало быть, Петр. А сына вы Павлом назвали.
– Это не я, – призналась Катя, – это свекровь имя выбирала. Но мне нравится…
– Что ж, – старуха загадочно усмехнулась, – что ни делается, все к лучшему в этом лучшем из миров! Кто сказал?
– Не знаю… кажется, это где-то у Вольтера…
– А вы, Катрин, образованная женщина! – обрадовалась старуха. – Нечасто такое встретишь сейчас!
– Я окончила филфак университета, – сказала Катя.
– Она с Вольтером дружила! – заметила старуха многозначительно.
Катя снова отвернулась. Кто – она? Точно, старушенция заговаривается!
На следующее утро, когда Катя проходила мимо ресепшен, ее окликнул смуглый молодой человек:
– Мадам, для вас письмо!
– Письмо? – Она удивленно оглянулась.
Служащий протягивал ей довольно пухлый конверт из плотной бумаги. В первое мгновение она подумала, что письмо от Алексея, но он давно уже улетел домой и не стал бы писать ей старомодные бумажные письма. Потом она увидела в углу конверта маленькую коронку и сообразила, что письмо от той чокнутой старухи.
Почему-то она не спешила открывать его, только когда вернулась в номер, вскрыла конверт. Оттуда выпали маленький, но довольно увесистый пакетик, перевязанный голубой шелковой лентой, и лист голубоватой, пахнущей приторными сладковатыми духами бумаги, исписанный старомодным наклонным почерком.
Дорогая Катрин! – писала старуха. – Вы доставили мне немало приятных минут. Я с радостью говорила с вами о России, о Петербурге, с радостью слушала ваш прекрасный русский язык. Мне хотелось сделать вам небольшой подарок, чтобы вы хоть изредка вспоминали сумасшедшую старуху, с которой свела вас судьба…
На этом месте Катя хмыкнула – старуха и правда со странностями, но хорошо, что сама это понимает.
…Судьба вообще дама очень капризная, никогда не поймешь, что у нее на уме. Только немногие люди обладают даром подсматривать ее карты. Вот и я иногда, словно в туманном зеркале, вижу, что ожидает того или другого человека. Не то чтобы в деталях, но примерно, в общих чертах, вижу его судьбу…
– Точно, чокнутая! – вслух проговорила Катя и продолжила читать.
…Вот и сейчас, я увидела, милая Катрин, что вас ждут большие перемены. У вас впереди большое будущее, вы приобретете значительную власть и влияние…
– Чокнутая! – повторила Катя.
…Но для того, чтобы занять достойное положение, вам предстоит выдержать настоящую схватку, и вот здесь вам поможет мой подарок. Не удивляйтесь, Катрин, и не думайте, что я на старости лет сошла с ума, но в свое время этот перстень принадлежал государыне Екатерине Великой, и он очень помог ей в трудные дни. Ко мне этот перстень попал от моей свекрови, которая была в некотором родстве с графами Бобринскими. Перстень этот не то чтобы волшебный, но необычный. Его нельзя продать, его нельзя украсть, его можно только подарить, в противном случае он всегда возвращается к прежнему владельцу. Мне много лет, и, как вы понимаете, долго владеть перстнем я не смогу, поэтому я решила подарить его вам. Еще раз – не удивляйтесь моему подарку и примите его с легким сердцем. Я много грешила в своей долгой жизни и буду очень рада, если в свои преклонные годы сделаю хоть одно доброе дело.
С искренней симпатией, Анна Мезенцева
Несколько секунд Катя удивленно разглядывала надушенное письмо, а потом торопливо развязала шелковую ленту. Бумажный пакетик раскрылся, и из него на стол выпал перстень.
Катя понимала толк в украшениях, у нее были собственные бриллианты, но ничего подобного этому перстню ей прежде не случалось видеть.
На ее взгляд, перстень был слишком велик и тяжел. В центре его красовался чудесно ограненный крупный сапфир, вокруг него в золотых розочках прятались не меньше десяти бриллиантов. Все эти камни были самого лучшего качества, а такого сапфира Катя никогда не видела ни на одной ювелирной выставке.
В это время к ней подошел Павлик.
– Ой, мамочка, какой красивый синий камушек! – проговорил он, разглядывая сапфир. – Надень его на пальчик!
– Нет-нет, милый, он чужой, я должна его отдать!
– Ну, надень его на одну минутку! – канючил ребенок.
В конце концов она не удержалась и надела
