его щеке прижался ледяной ствол винтовки.
– Не двигаться! – скомандовала женщина в красном пуховике с поднятым капюшоном.
Блондинка. Волосы, видимо, длинные, на вид лет сорок, пронзительный взгляд. Она с удовлетворением смотрела на свою добычу.
– Ты, в машину, – сказала она с сильным квебекским акцентом, – а ты не двигайся, иначе его мозги вылетят к тебе на колени.
Сердце Априкана стучало. Дыхание сперло.
Он попался как мальчишка.
Он чувствовал, как внутри нарастает страх. Ужас смерти.
Вдруг лоб блондинки взорвался. Сноп пунцовых брызг хлынул на Априкана, женщина рухнула навзничь.
Позади нее стояла Людивина, держа дымящийся ствол пистолета.
Выстрел прозвучал как сигнал, как клич.
Как объявление войны.
Априкан и Микелис продвигались вперед по одному из бесконечных красных переходов, каждый с помповым ружьем в руках, Людивина – за ними по пятам, прикрывая тыл.
Они шли туда, где разместили сотрудников Квебекской полиции.
Приближаясь к окнам или балконам, они пригибались, чтобы их не обнаружили. Людивина видела, как по улицам и по другим переходам бежали люди, мимо с шумом промчалось несколько снегоходов. Всех подняли по тревоге. Все вышли на улицу. Женщин и детей заперли в безопасных местах, а всех, кто в Валь-Сегонде мог охотиться и держать оружие, мобилизовали на облаву.
А уж безжалостных охотников тут хватало.
Впереди, через два здания, раздались ружейные выстрелы. Полдюжины или около того. Затем последовал приглушенный треск пистолетов. Не прошло и тридцати секунд, мощные разряды завершили фейерверк.
– Стреляли со стороны их комнат? – спросил Априкан, все еще усеянный пятнами крови и осколками костей.
– Боюсь, что да, – подтвердила Людивина.
Они застыли на месте, не зная, что делать.
Еще один громовой раскат, словно последний залп, прозвучал в ночи много позже.
Априкан ринулся вперед.
Они как можно осторожнее приблизились к зданию и тут же спрятались, увидев, как наружу выскочили пятеро мужчин. Они были хорошо вооружены: дробовиками, помповыми ружьями, а у одного за спиной болтался автомат.
Когда Людивина оказалась в коридоре перед открытыми дверями, у нее уже не оставалось надежды. Запах пороха еще витал в воздухе, сильный и резкий. В комнатах горел свет, в воздухе кружились последние перья из растерзанной подушки.
Кутан лежал ничком на полу с пистолетом в руке, уткнувшись в собственные мозги. Позади него, на кровати, навзничь лежал его начальник Мальвуа, изрешеченный пулями.
Еще двое полицейских были загнаны в комнату и убиты выстрелами в затылок.
Они опоздали.
Из ванной вышел мужчина и замер на месте, удивленный присутствием трех незнакомцев. Он потянулся к рукоятке револьвера на поясе.
Априкан разрядил всю свою ненависть ему в живот. Дробовик грохнул в помещении так оглушительно, что у трех выживших французов заложило уши.
Несмотря на шум в ушах, Людивине послышалось что-то сзади. И тут волосы у нее встали дыбом. Она угадала опасность и направила свой глок в сторону коридора.
В противоположном конце показались двое бегущих мужчин с ружьями.
Людивина прицелилась в первого. Две пули попали в грудь.
Второй притормозил, чтобы вскинуть оружие к плечу.
Она выстрелила наугад, четыре раза.
Дым быстро рассеялся.
Двое лежали на земле, один стонал.
Людивина увидела, как появилась еще одна фигура, за ней другая.
Порыв воздуха подсказал ей, что все двери здания открылись одновременно, и тут же по лестнице застучали каблуки. Пятеро вооруженных до зубов парней возвращались.
Людивина отпрянула назад как раз вовремя – коридор наполнился оглушительным грохотом, и пуля разорвала дверной косяк прямо возле ее правого глаза.
– Они заходят с обеих сторон! – крикнула она, захлопывая дверь.
Жандармы вбежали назад в квартиру.
И оказались в ловушке.
В коридоре слышались быстрые шаги. Они были уже близко. Несколько человек, перегруппировавшись, готовились к последнему штурму.
Априкан сдвинул диван, на котором лежал один из убитых полицейских, и присел за ним, как за прикрытием.
Дверь разлетелась на куски, но первому же, кто появился, полковник снес голову выстрелом. Второго взял на себя Микелис, Людивина открыла по нему огонь одновременно, ранив при этом третьего, который тут же повернул назад.
Не успел рассеяться дым, как в дверной проем просунулось несколько стволов, обстреливая квартиру вслепую.
Априкан и Людивина бросились на пол, но Микелис чуть запоздал: шальная пуля пробила ему левый бицепс, забрызгав кровью рамку с фотографией дикой природы.
Криминолог судорожно прижал к себе помповое ружье, отчаянно стараясь не кричать от боли.
Пули летали по всей комнате, круша мебель, вырывая из стен куски штукатурки, разбивая окна и весь безликий декор, но тут полковник Априкан поднял ружье и открыл ответный огонь. Людивина сделала то же самое.
Затем наступила тишина.
Здание скрипело. Трубы шипели, осколки стекла дождем осыпались на пол. Квартиру настолько заволокло густой пылью от штукатурки и дымом от выстрелов, что щипало ноздри.
По торопливым шагам в коридоре Людивина поняла, что будет новое вторжение.
Она направила свой глок в сторону входа, выпустила три пули и подняла голову. У стены стоял парень лет двадцати и кривился от боли, прижимая залитую кровью руку к груди. Он увидел женщину-жандарма, и бешенство еще больше исказило его черты, он вскинул руку с оружием.
И рухнул от выстрела в голову.
Людивина отвела конец пистолета ровно настолько, чтобы в прицел попала разбитая вдребезги дверь.
Теперь она ничего не чувствовала. Ни жалости. Ни даже гнева. Внутри была только огромная пустота, в которой судорожно билось сердце.
Она хотела жить. Остальное не имело значения. Главное – остаться в живых.
В коридоре кто-то шептался, а может, это шумело в ушах после оглушительной перестрелки. Или там договариваются, готовят следующий штурм?
Сколько их?
Сколько людей надо убить, чтобы они поняли, что это безумие?
Они вне себя от бешенства, мы вторглись на их территорию, мы – угроза тому раю, который они с таким трудом себе создали! Они готовы на все, чтобы защитить его…
Диван, за которым укрылись трое французов, затрясся от пуль, полетели клочья поролона.
Их поливали огнем из штурмовой винтовки. Шестьсот пуль в минуту.
Стреляли сзади, через окна, уже разбитые первой атакой, из здания напротив.
Микелис поймал вторую пулю, на этот раз в бедро.
И, не успев ничего сделать, Людивина получила две пули прямо в грудь.
Удар в секунду выбил воздух из легких, ребра затрещали, а три сломались от натиска.
Людивина открыла рот, чтобы вдохнуть воздух, – и не смогла.
Удар пришелся по сердцу. Два выстрела. Словно бык рогами боднул в грудь.
Она не могла дышать.
Все вокруг расплывалось. Пол накренился, потолок падал на голову. Она оглохла.
Жгучая боль заливала живот
