— Тетушка много раз говорила, что отец надеялся тогда заработать огромное состояние на внедрении гильошировальной машины нового образца.
Когда Этьен услышал это, лицо его нисколько не изменилось. Лишь легкая морщинка, возникшая вдруг меж чуть сдвинутых бровей, свидетельствовала о том, что ответ Люсьена вызвал в нем немалый интерес. На этом друзья и расстались.
Люсьен Лабру вернулся к себе. Этьен Кастель, явившись домой, заперся в небольшой комнате, служившей ему библиотекой и рабочим кабинетом. Он открыл сейф и достал оттуда пачку бумаг в конверте, на котором было написано: «ЖОРЖ ФОРТЬЕ (1861)».
Художник углубился в чтение. В одних беспрестанно фигурировало имя Жак Гаро. В других — Поль Арман. Почему же бывший опекун Жоржа собирал досье на этих двух совершенно вроде бы непохожих людей?
Глава 4Когда госпожа Аманда очнулась от забытья, последовавшего за тем ужасным состоянием, в которое ее повергло канадское зелье, она принялась расспрашивать, что с ней было и почему она чувствует себя совсем разбитой. Снаружи послышался звон колокольчика.
— Это, конечно же, доктор, — сказал Овид, — пойду открою.
И вышел.— Доктор! — повторила она, силясь хоть что-то вспомнить. — И ведь наверняка ко мне. Что же случилось? Голова такая тяжелая. И в груди все горит. Что же со мной произошло этой ночью?
Вернулся Овид, с ним — доктор Ришар. Аманда сразу же узнала его: это был тот самый врач, что осматривал лежащего без чувств Дюшмэна.
— Ну, сударыня, — спросил доктор, — как вы чувствуете себя нынче утром?
— Значит, я была больна?
— С вами случился сильный нервный припадок. По счастью, мне удалось остановить его, и я рад констатировать, что теперь вы пребываете во вполне удовлетворительном состоянии.
— Доктор, я чувствую страшную усталость. Такое ощущение, будто все мускулы и нервы совершенно расслаблены. Отчего это?
— Вполне естественные последствия припадка. Не стоит тревожиться. Полный покой и диета сегодня, и завтра все будет в полном порядке.
— Но как и почему со мной случился этот припадок? Я ведь ничего не помню!
— Вряд ли я смогу вам ответить лучше вот этого господина, — ответил врач, указывая на Овида.
— После ужина, — сказал Соливо, — с вами без всякой видимой причины случилось нечто вроде нервного припадка. Похоже, вам было очень плохо: вы все время стонали и сильно кричали.
— Довольно странно! — прошептала девушка. — Ничего подобного со мной в жизни не было.
Тут снова заговорил врач:
— Не стоит мучить себя, пытаясь вспомнить и понять, что с вами произошло. Повторяю: никакой опасности больше нет, теперь все в порядке, и я могу спокойно уйти. Честь имею, сударыня.
Овид проводил доктора до садовой калитки; прежде чем уйти, врач сказал:
— Остерегайтесь, сударь, еще раз подливать ей канадской настойки; вчера вы превысили дозу. И теперь она просто убьет ее!
— Я никогда больше не буду так делать, — заверил его Овид.
Доктор Ришар, отказавшись принять какое-либо вознаграждение, ушел.
«Мне здорово повезло, что она не умерла, — подумал дижонец. — Этот человек не стал бы со мной церемониться…»
Он вернулся в комнату Аманды.
— Слушайте, барон, — сказала девушка, — теперь мы одни, и вы можете говорить откровенно. Что же произошло вчера между нами?
— Голубушка моя, я и сам ничего не знаю. Насколько я понимаю, ничто не могло служить причиной вашего внезапного приступа. Я очень испугался и тут же бросился на улицу, чтобы бежать за врачом, и привел того доктора, который только что был. Сейчас я пришлю к вам Мадлен, а сам пойду обедать.
Овид вышел. Девушка, нахмурившись, проводила его взглядом.
— Нет! Нет! — прошептала она. — Как-то это странно. Чем больше думаю, тем более подозрительным мне все кажется. И я ничего не помню! А! Кое-что все-таки помню: я выпила кофе и две рюмки шартреза. Потом вдруг будто ослепла и оглохла… А что если этот прохвост хотел меня отравить?
Как только эта мысль мелькнула у нее в голове, Аманда, начисто позабыв о своей слабости, вскочила с постели, бросилась к не убранному со вчерашнего вечера столу, схватила бутылку из-под шартреза и внимательно осмотрела ее: бутылка была пуста.
— А я, между прочим, выпила не все! — чуть ли не крикнула девушка. — Прекрасно помню, что в бутылке еще оставалось немного ликера — рюмки две-три. Должно быть, негодяй подсыпал яда в шартрез, а потом вылил все, что осталось, чтобы уничтожить следы преступления. Ах! Как же я была права, когда не доверяла ему! Теперь мне следует вести себя осторожнее, чем когда бы то ни было. Кто же он такой, что запросто готов убить хоть Люси, хоть меня? Нужно во что бы то ни стало узнать это; и я узнаю…
Аманда вернулась в кровать. Чуть спустя пришла Мадлен, служанка, с большим кувшином лимонада; налив стакан и подав его больной, она спросила:
— Ну что, милочка, вам уже лучше?
— Да, мне уже гораздо лучше. А завтра я уже буду совсем здорова; я же не так пострадала, как те несчастные, что попали в катастрофу… Расскажите, как они там — те раненые, которых принесли в гостиницу… Кажется, там еще был молодой человек…
— Да, сударыня. Этой ночью он пришел в сознание, а утром уже смог поговорить с доктором, но рана у него на голове очень глубокая.
— Вы не знаете случайно его фамилию?
— Дюшмэн.
«Значит, я не ошиблась: это действительно он», — подумала Аманда, а вслух сказал:
— Бедный юноша!
Овид Соливо, подкрепившись весьма основательно, вернулся во флигель и весь день провел возле Аманды, всячески подчеркивая свою заботу о ней. Примерщица госпожи Опостин, в свою очередь, тщательно скрывала возникшие у нее подозрения. Немного поразмыслив, она сказала, повернувшись к лже-барону:
— Я собираюсь написать госпоже Опостин и попросить у нее разрешения немного продлить свой отпуск и подольше побыть в Буа-ле-Руа. Вас это устраивает?
— Вполне. Только должен предупредить: мне придется оставить вас здесь одну на несколько дней.
— Одну! Почему вдруг?
— Дома я сказал, что уезжаю из Парижа на неделю, так что если я вовремя не вернусь, все забеспокоятся; а прислать письмо из Буа-ле-Руа было бы неслыханной глупостью: все считают, что я в Марселе. Так что лучше уж вам пару дней провести в одиночестве.
— Вы правы.
Девушка накинула пеньюар, написала пару строк, потом положила письмо в конверт и протянула его Овиду.
— Будьте любезны, бросьте его в почтовый ящик.
Овид вышел; Аманда с книжкой в руках отправилась в сад и устроилась в беседке, примыкавшей к садовой стене, за которой находились владения сестры Ришара. Читать она вовсе не собиралась: даже не открыв книгу, положила ее на колени и погрузилась в мечтания.
«Ну уж нет, — думала она, — теперь он от меня не ускользнет. А если и попытается, я сумею его отыскать. И как только окончательно удостоверюсь в том, что он действительно пытался меня отравить и что именно он напал на Люси, отомщу ему, даже если эта месть повлечет за собой мою гибель!»
Овид, выйдя из флигеля, направился по набережной Сены к вокзалу. Немного впереди он заметил доктора Ришара в компании того самого старца, с которым видел его в лесу Фонтенбло в день своего приезда в Буа-ле-Руа. С ним опять были женщина и две девушки. Проходя мимо них, Овид поклонился доктору Ришару; тот кивнул в ответ довольно холодно.
Едва Овид успел отойти на несколько шагов, как услышал сзади какое-то восклицание. Обернувшись, он увидел, что по земле катится сорванная ветром соломенная шляпа; он подхватил ее и, вернувшись, протянул старику:
— Это ваша шляпа, сударь?
— Вы очень любезны, — произнес Рене Боск, пристально вглядываясь в лицо дижонца, — и я вам…
И вдруг умолк. Лицо его внезапно исказилось от гнева.
— А! Вы тоже здесь! — воскликнул он, отступив на шаг. — Значит, вы уехали из Америки?
— Ваше лицо мне кажется знакомым, — заметил Соливо, — но никак не могу припомнить…
— Мы виделись с вами в 1861 году на борту «Лорд-Мэра», — резко оборвал его Рене Боск.
Овид вздрогнул.
— И если вы не помните меня, — продолжал отставной полицейский, — то я вас помню прекрасно. Меня зовут Рене Боск.
И, не сказав больше ни слова, повернулся спиной к лже-барону, тот сильно побледнел и поспешил уйти.
— Значит, вы знакомы с этим человеком? — спросил врач: разыгравшаяся сцена очень заинтересовала его.
— Да. Я вам потом расскажу.
Овид, быстро шагая к вокзалу, думал: «Мало того, что этот бывший полицейский здесь, так он еще знаком с доктором Ришаром. Вот уж что точно ускорит мой отъезд… Что-то мне здесь не очень нравится!»
На вокзале он опустил в ящик письмо Аманды и отправил телеграмму следующего содержания:
«Полю Арману, промышленнику, Курбвуа (округ Сена). Завтра буду в Париже.
