Глава двадцать вторая РАЗБОРКА В СТИЛЕ ДЖОНА ВУ
– И что дальше? – шепнул Президент, помогая киллеру сооружать броненору из мата и железных лепех.
– Ты будешь сидеть, я – воевать, – ответил тот, невидимый в темноте. Музыкальному закоулку, естественно, окон не полагалось вообще. – Будем хорошо себя вести, может, дождемся Дроздова. Держи респиратор. Надеть сумеешь?
– Сумею. А я могу как-нибудь?.. – с надеждой спросил Президент. Ему очень хотелось принять деятельное участие в собственном освобождении. Роль мешка с картошкой, который перегружают и перекладывают кому не лень, успела ему осточертеть.
– Вруби погромче, если получится, – сказал киллер и без предупреждения выкатился наружу, захлопнув за собой дверь. Глава государства остался в кромешной темноте. Тут же опять раздались выстрелы. Было слышно, как пули влеплялись в железо. Они били в дверь, словно отбойные молотки. Президент представлял себе, как это делается. Одни не жалеют патронов, заставляя одинокого противника втиснуть голову в пол, другие в это время проскакивают вовнутрь.
Президент поднялся на колени и стал ощупью изучать стоявшую на деревянных полках аппаратуру. Скоро, впрочем, обнаружилось, что делать это, стоя на коленях, было весьма неудобно, и он поднялся во весь рост. Хотелось включить свет, но от этой мысли он по здравом размышлении отказался.
Киллер устроил себе неплохое укрытие из поваленного гимнастического коня и тренажера для дельтовидных мышц, стоявшего как раз около двери. Раскрытый ранец лежал рядом. Алексей не глядя запускал туда руку, доставая необходимое.
В детском доме, где он воспитывался, был сторож – дядя Роман. Половину войны он прошел в разведке танковой армии, и нельзя сказать, что его воспоминания никак не повлияли на мальчика, которого звали тогда не Алексеем. Однажды сторож произнес слова, которые вначале возмутили мальчишку, потом ввергли его в задумчивость. «Заладили, ядрены попугаи: разведка, разведка! – примерно так выразился дядя Роман. – Кто там с кем в разведку пойдет, не пойдет!.. А я тебе вот что скажу: геройского тут ни на многоточие. Кто в окопе, в атаку, грудь на грудь, вот это я понимаю – герои. А мы что? Ночью, с ножичками, «языка», – уголовщина это форменная, а не геройство!»
Дроздовцы теперь, наверное, штурмовали забор и по всему периметру комплекса шла стрельба, но в зале грохотало так, что не удалось бы услышать и архангельскую трубу. Когда в ближнем углу взорвалась граната и в нос ударил знакомый запах «черемухи», киллер натянул респиратор. Если решатся применить что-нибудь посерьезней, это будет только значить, что у Вадьки все идет путем. Потому что ОНИ до последнего будут стараться заполучить Президента живым. Однако преодолеть дверь и при этом уцелеть не удавалось пока даже хорошо подготовленным боевикам. Киллер стрелял быстро. И очень метко.
Громадные колонки, установленные в разных концах зала, вдруг натужно захрипели, прокашлялись и грянули оглушительной музыкой, перекрывшей даже пальбу.
– «На пляже Сен-Тропеза ты говорил мне о любви…» – заходилась по-английски весельем иностранная группа.
В коридоре и раздевалке на некоторое время обалдело притихли. Потом… зажгли в зале свет, каким-то образом обойдя или продублировав стенной выключатель. Алексею свет был совсем ни к чему, и он его погасил. Единственно доступным ему способом.
Позади него, в музыкальном уголке, тоже само собой зажглось освещение. Не тратя времени попусту, Президент стал разыскивать гнездо для микрофона и что-нибудь, хоть отдаленно напоминающее выход на внешние коммуникации. Голова работала удивительно ясно. Должны же у них, в самом деле, быть наружные динамики? Для физзарядки на свежем воздухе, а?..
Мельком глянув вниз, на пока не пригодившуюся броненору, Президент увидел на железяках и мате свежую кровь. Сердце екнуло: его защитник был ранен.
Свет моргнул и вырубился опять. Но аппаратура светилась индикаторами, и колонки, каждая с шифоньер, продолжали греметь.
Турецкий проскочил следом за Дроздовым сквозь дымящуюся дырку в заборе, успев заметить на земле чьи-то ноги, раскинутые так, что стало ясно – их обладатель уже вряд ли поднимется. Снаружи приземистого здания горели оранжевые лампы. Откуда-то, глухо, как из-под земли, доносились раскаты плотной стрельбы. И музыка. Громкая, самозабвенно веселая танцевальная музыка.
– Спортивный зал!..– мигом сообразил Дроздов,– Макс, Утюг!.. Обходи!..
Ребята шарахнулись и пропали, а Турецкому с полковником пришлось залечь и отстреливаться: из обращенных к ним окон комплекса вовсю летели пули.
В это время где-то поблизости ожили настенные репродукторы. Ожили, прорвались музыкой, замолчали, вновь ожили и торжественно изрекли:
– ГОВОРИТ ПОЛКОВНИК ВОЙСК СПЕЦОХРАНЫ ДРОЗДОВ! ВЫ ОКРУЖЕНЫ, СДАВАЙТЕСЬ! ВЫХОДИТЕ ПО ОДНОМУ, С ПОДНЯТЫМИ РУКАМИ И БЕЗ ОРУЖИЯ! ПОВТОРЯЮ: СДАВАЙТЕСЬ! ВЫ ОКРУЖЕНЫ!
Имитировать голоса Президент не умел, так что характерные интонации угадывались без труда. Но моральному духу осажденных всеобщий подъем от этого не грозил.
– Во дает! – сказал настоящий Дроздов. Ловко перекатился по земле, не прекращая стрелять, и юркнул следом за Максом и Утюгом.
Когда неприятельский огонь стал редеть и наконец совсем прекратился, киллер включил на часах подсветку. Разборка в стиле Джона Ву продолжалась менее получаса. Он осторожно положил дымящийся «кипарис» на выпотрошенные останки гимнастического коня и достал из кармана бинт. Левой руке сегодня не повезло. Ее зацепило рикошетом в самом начале, и вот теперь, уже под занавес, в то же место вошла еще одна пуля и раскрошила кость выше локтя. Хорошо все же, что не приволокли гранатомет. Сначала боялись зацепить украденного арестанта. А потом как-то сразу стало не до того. Ну и слава Аллаху, милостивому и милосердному.
Алексей перевалился на правый бок и ногой двинул в железную дверь. Оглушительная музыка стихла, и голос Президента спросил
– Мне выходить?
– Сиди!.. – рявкнул киллер. – Диск-жокей…
Он вогнал иглу прямо сквозь рукав, опорожнил шприц-тюбик и сразу почувствовал себя лучше. Свирепая боль сменилось тупой ноющей тяжестью. Из коридора, покинутого сбежавшими боевиками, послышался осторожный шорох.
– Кто идет!.. – зарычал Алексей, вскидывая «кипарис».
– Свои, свои! – отозвались из коридора. Голос принадлежал Максу.
– Встань в двери! – приказал киллер. В тускло-оранжевом прямоугольнике возникла фигура с «бушменом» в руках и в шлеме с поднятым забралом. Действительно, Макс. – Входи, – разрешил Алексей.
Он вылез из-за своей баррикады и бросил на пол респиратор. Несколько световых окошек разбило пулями, и сквозняк уже вытянул ядовитый туман.
– Где Дрозд? – спросил он Макса.
– Идет сюда. А Сам где?
– Там, – Алексей мотнул головой, и Макс пошел мимо него к закутку. Его слегка подсвечивало сзади из двери, и поэтому киллер успел заметить внезапное движение и понять, ЧТО оно означало. Его правая рука вздернула к бедру не успевший остыть «кипарис», палец надавил на крючок. Так что выстрелы раздались практически одновременно.
Макс завалился куда-то в тренажеры, его шлем покатился с глухим стуком: голова, к которой он был пристегнут, просто перестала существовать. Прямой удар нескольких пуль отбросил наемного убийцу к стене, обшитой мореными деревянными досками. Он съехал на пол, неуклюже подвернув под себя правую ногу, и остался сидеть.
Он не потерял сознания, просто как бы отделился от собственного тела и некоторое время плавал в пустоте, став недосягаемым для забот этого мира. Потом тело попробовало пошевелиться, содрогнулось от боли и поняло, что в извечном споре пуль и брони последнее слово все-таки осталось за пулями.
– Санька, – выговорил он. – Зачем, Санька.
Изо рта по подбородку потекла кровь. Снаружи приближался топот бегущих ног, слышались голоса Турецкого и Дроздова.
В тренажерном зале стояла мертвая тишина. Светя себе мощными фонарями, дроздовцы во главе со своим командиром живо заняли стратегические позиции и открыли железную дверь музыкального закоулка. Президент стоял внутри, держа над головой тяжелый усилитель, и был готов в случае чего по-русски шандарахнуть им любого вошедшего.
Турецкий обследовал раздевалку и душевую, но ничего, кроме трупов в камуфляже и штатском, не обнаружил.
– Алексей!.. – окликнул он осторожно. Ответа не последовало.
Колонна автомобилей уже мчала Президента по Хорошевскому шоссе. Вернувшийся Дроздов стоял над телом Макса, которого наконец выпутали из тренажеров и положили на пол, прикрыв остатки головы чьей-то свернутой курткой. Полковник смотрел на распростертое тело и думал о том, что так когда-либо стрелял только один человек. Почерк которого был узнаваем, подобно автографу. Но почему?.. Внезапная догадка поразила Дроздова. Он подхватил Максов «бушмен», уже лежавший на груди у покойного, и отцепил магазин.
