— Жена звонила, — сказал он. — Ей передали, что если я не буду бастовать, мне не выдадут зарплату.
— Странная логика, — заметил Илья Никифорович.
— Ничего странного, — возразил академик. — Так уже нас приучила власть: кто бастует, тому и отдают долги. Кто терпит, того наш президент просит еще потерпеть. Слава богу, что инспекция не берет с ученых налог за вход в институт. Жена просит сделать хотя бы вид, что я бастую. Вот и подумаешь, оставаться в России или паковать свой саквояж. Что-то похожее уже было в двадцать первом. Но тогда победила революция, теперь — наоборот. А последствия — одинаковы. Так что, дорогие мои, при любом повороте истории ученые бегут. И — что удивительно! — бегут вслед за крысами. Вот вам свежий пример. Задолго до боевых действий в городе Грозном исчезли крысы. Как будто крысиный бог перед тем как дать команду покинуть Грозный, советовался с президентом, вынашивавшего идею наказания Чечни.
— И ученые, связанные с крысами, могут упреждать события? — вдруг спросил Илья Никифорович.
— К сожалению, — ответил академик. — Ученый не зверь, у него нет звериного чутья. Так что и ему наравне со всеми смертными достается на орехи. Кстати, последний ученый Чечни, мой коллега, покинул город, когда уже люди Радуева жгли российские танки. Коллега маленько опоздал — никто не брался вывозить его крысятник. А люди Радуева, покончив с российскими танками, ворвались к ученому в дом. Естественно, стали искать ценности, ну и открыли ящик с крысами. Крысы бросились на грабителей, и грабители в отместку за покусы расстреляли ученого. А это был такой талант!..
Высказавшись, академик остановил свой взгляд на госте с Украины.
— Слушаю вас, коллега.
Иван Григорьевич, стараясь быть кратким, изложил суть своей просьбы.
— Откуда вам известно, — спросил академик, — что в Исследовательском центре Пентагона разработано изуверское оружие?
Академик не высказал ни удивления, ни восторга, лишь кивнул головой.
— Понятно, вы работали в разведке.
— В Пентагоне меня знали как профессора Джона Смита.
— Джон Смит! — воскликнул академик. — Я знаком с монографией Джона Смита о поведении живых организмов в агрессивной среде. Это ваша книга?
— Да. Но она уже отстала от времени.
Академик признался, что он прочел монографию три года назад. Нобелевский комитет высылал ее на рецензирование.
— И каково ваше мнение? — вклинился в разговор Илья Никифорович.
— Я дал положительную оценку. Да что-то вдруг помешало присудить премию…
— Три года назад, профессор, меня «засветили».
— И кто, если не секрет?
— Один член политбюро, — за Ивана Григорьевича ответил Илья Никифорович.
— И чем он теперь промышляет, ваш член политбюро? — с ехидцей улыбнулся академик, обнажая белые металлические коронки.
— Поносит организацию, благодаря которой сделал себе гигантскую карьеру. Поедом ест своих бывших товарищей.
— Узнаю крысиное отродье! — громким возгласом заметил академик и подтвердил свою мысль примером.
Он достал из ящика стола таблетку, проглотил, запил водой. Заметно было, академика мучила изжога.
— Посредством мутации, — говорил он, отдышавшись, — мне удалось вывести уникальную крысу. Она ест своих собратьев избирательно: только тех, которые у нее могут утащить корм. Если пожелаете, я ее вам покажу. Может, в ней вы найдете сходство с вашим членом политбюро.
— С бывшим нашим общим, — не без сарказма уточнил Илья Никифорович.
С таким уточнением академик не согласился:
— Эти члены… Как бы вам поточнее… Я никогда их не считал своими. У меня был и остается один, и этого мне достаточно. В молодости он меня никогда не предавал, а на старости отдыхает.
Все трое заулыбались, понимая друг друга. Это отступление от темы напомнило академику обстановку, которая еще не так давно царила на ежегодных собраниях Академии наук. И тогда над богами посмеивались, но крамолу не пресекали. Люди из госбезопасности под видом распорядителей, официантов, журналистов похаживали среди академиков, вместе с ними смеялись. Они тоже были людьми и в душе презирали сановных карьеристов, поэтому в отчетах никогда не называли имена умеющих едко шутить ученых.
— Материал при вас?
— Да.
— Прекрасно. Я сейчас вызову наших бастующих генетиков, будем искать эту самую агрессивную молекулу.
Специалисты собрались уже во второй половине дня. Многие с утра пораньше подались за город на свои шесть соток сажать картошку. Пока сотрудники съезжались, академик устроил гостям обед: угостил их вареной картошкой со своих шести соток, при этом была килька и молодой чеснок. Кильку он купил на мелкооптовом рынке, а чеснок привез ему коллега из Тбилиси, бывший ученик, а ныне профессор грузинской национальной академии.
После простой, но сытной трапезы вернулись к делу.
— У меня есть карта, — сказал академик, вынимая из массивного дубового стола оранжевую папку. — На этой карте я отмечаю районы, где прогрессирует смертность и падает рождаемость. Даже при беглом взгляде нельзя не заметить, что мы стоим на пороге катастрофы homo sapiens… Да, есть признаки того, что катастрофу в отдельных регионах планеты организовывают, и вы, мой украинский коллега, ищете этому подтверждение… А доказательств… их уже столько!.. Печально, что сам homo sapiens не осознал еще, кто готовит ему гибель. Пока только непродажные ученые силятся крикнуть: «Будь проклято то правительство, которое замахнулось на род человеческий!»
— Уже кричат не только ученые, — заметил Илья Никифорович.
— Значит, робко еще подают голос, — сказал академик. — А вы, мой украинский коллега, — повернулся он к Ивану Григорьевичу, — вы выдвинули весомую версию. Если она подтвердится, это будет еще одно доказательство, что против России, конечно, и против Украины, уже ведется война. Но начнут ее люди, так называемые террористы. Под воркованье думских речей уничтожается наш генофонд. Я отметил на карте два района — это крупные города, где преобладают предприятия военного назначения. В этих городах за последние пять лет не родилось ни одного здорового ребенка и почти все они с явными признаками дебильности. Для этих районов характерно то, что рождаемость далеко превышает смертность. А это означает, что на смену старикам, еще способным мыслить, приходит поколение умственно неполноценных особей. Гражданами, к сожалению, назвать их нельзя.
— Профессор, вы свою тревогу высказывали вслух, широкой аудитории? — спросил Иван Григорьевич, понимая, что подобная беда грозит не только районам ВПК.
— Я обращался в правительство, — сказал академик, — мне ответили, что президент все это знает, и если бюджет позволит, то интеллектуальный потенциал будет восстановлен. Тем не менее население России, как шагреневая кожа, с каждым бюджетом… Да что об этом толковать. Я попытался ознакомить наших реформаторов с графиком уменьшения популяции серых крыс, но меня слушать не стали, мол, дед с причудами. Вскоре начали войну в Чечне, то есть вместо роста численности населения они предпочли его сокращение самым грубым способом…
К вечеру материал, привезенный из Прикордонного, был изучен. Следов агрессивной молекулы не обнаружили.
— Молите бога, — сказал академик, обращаясь к Ивану Григорьевичу. — Беда пока что не вошла в ваш город. Но ваша тревога не безосновательна. Тихие американцы на то они и тихие, что паскудничают, когда улыбаются, и улыбаются, когда паскудничают. Неслучайно все их президенты улыбчивы. Так что, коллега, регулярно присылайте материал…С чем черт не шутит…
Глаза академика были печальны, может, потому что ученые бастовали, а может, потому что информация разведчика запоздала. Еще десять лет назад разведчик Коваль передал ее в Центр, но никакой ответной реакции не последовало ни по дипломатическим каналам, ни в прессе. А вот академик Краюхин информацию оценил как политик и как биолог.
Вы еще долго пробудете в Москве? — спросил он, как родственники больного спрашивают врача, чтобы врач далеко не отлучался: с больным все может случиться. А больным, несомненно, было благополучие России.