Пришлось уходить с тем, что добыли. Двадцать килограммов тоже неплохо. Андрей повел их в скит. Увы, он оказался пустым.
- Понимаешь, все так же. Дома стоят, забор, правда, в одном месте обвалился. - Рассказывая это, Андрей волновался. - И их дом, Пелагеи, тоже палочкой заткнут. Как будто ушли недалеко, должны вернуться. Я все в округе обшарил. Ледник
пустой, огород в этом году не обрабатывался, но земля еще не успела сильно травой зарасти. Я уж и на погост ходил, свежие могилы искал - ничего. Все боялся кости человеческие где увижу, и этого нет. Знаешь, что меня немного подбодрило? Икон в их доме не оказалось, и той, в часовне. Помнишь, они над ней еще так тряслись? И ни одной книги нет.
Он чуть помолчал, еще отхлебнул из стакана. Взгляд его стал каким-то мертвым.
- А еще там люлька висела под потолком. Старинная такая, большая...
Лишь спустя некоторое время Андрей продолжил рассказ.
Вышли они через тот же ход под Обрыв-скалой. До жилья оставалось совсем немного, и тут произошло самое страшное.
- Встали мы на первую ночевку после гор, настроение приподнятое, скоро дома будем. Серега, турист наш заслуженный, все расписывал, как он домой придет и жене на стол бухнет самородок. Был у нас там такой причудливый, килограмма на два. На гномика походил. А друг его все подначивал: ты явишься, а дома грузин сидит в шкафу. Сергей только смеялся, фотографию жены показывал. Красивая, что сказать. Они вдвоем за ней ухаживали, но она предпочла не Виктора, а его. Легли спать, и просыпаюсь я от чудовищной боли.
Андрей расстегнул ворот рубашки и показал жуткий шрам на боку.
- Я сразу сознание потерял, вскрикнул только. Очнулся, эти двое по земле катаются. Но Витька-то посильнее был, он и в плечах раза в два шире туриста. На моих глазах он Сергея два раза ударил ножом в грудь. Я прикинулся мертвым, а Виктор забрал мешок с золотом, продукты и ушел. Кое-как я перевязал себя. Рука у него, видно, дрогнула. Нож скользнул по ребру и ушел мимо сердца. Так ничего, но крови я много потерял. Дождался утра, осмотрелся. Продуктов - ноль, оружия тоже. Ни топора, одни спички. А тут еще дождь пошел. Натянул я на себя дождевик, прихватил нож, тряпок побольше для перевязки. Сергея раздел, грешен, но простит он меня там, наверху. Похоронить его не смог. Чуть дернусь, рана кровить начинает. Так и лежал с неделю, а может, и больше. Часы встали, забыл завести. Потом решил идти. Есть было нечего, ягодой перебивался, а от нее какая сытость. За первый день прошел метров двести, на большее сил не хватило. Рана снова начала кровить. Снова встал. Еще дней пять лежал, траву жрать начал, кору у деревьев жевал. Потом снова пошел. А там и своего компаньона увидел.
Андрей обернулся ко мне.
- Помнишь, в тот раз мы с тобой наткнулись на овраг, здоровущий такой?
- Ну как же. Мы еле прошли его, там снегу было метра три.
- Вот там он и лежал. Не знаю, зачем он ночью-то поперся, но, похоже, умер не сразу, чуть-чуть не дотянул до моего прихода. Скорее всего свалился в темноте, а с золотом за спиной, позвоночник сломал. Труп еще свеженький был, вороны только глаза повыклевали.
Продукты бурундуки да мыши растащили, весь рюкзак распотрошили, так он и лежал, посреди золота.
Ленка побледнела, даже ее, медика, проняла эта жутковатая картина. А Андрей продолжал:
- До Байды я добирался больше месяца. Ослабел жутко, идти не мог, полз на спине, чтобы не тревожить рану. Хорошо еще, спички были, я их по методу Ивана, спасибо за школу, залил парафином, так что на ночь согревался костром. А уже стояла осень.
- А ружье? - спросил я.
- Ружье я выкинул. Сил не было нести. Иногда ел сыроежки, ту же ягоду. Раз какой-то глупый зайчонок на меня выскочил, маленький такой. Как я его схватить успел, до сих пор не пойму! Прямо-таки звериная реакция.
- Пожарил? - спросил я.
Андрей отрицательно мотнул головой.
- Так съел, сырым, одну шкурку оставил.
С Ленкой снова стало плохо. Андрей только улыбнулся.
- Я мог его пожарить, но вряд ли тогда бы дополз до людей. Организм требовал калорий, а в сыром мясе их больше. И выполз я, представляешь, к тому же самому дому Вари-почтальонши. Снежок уже начал падать. Как тогда. Собака залаяла, я уж грешным делом подумал, что сама Варя выйдет за калитку. Но нет, другие люди там живут. Дальние родственники ее. Две недели валялся в больнице, потом милиция меня затаскала. Летали на место гибели Сергея, все вроде подтвердилось. Пока отстали. Вот так вот, судите сами, удалась моя экспедиция или нет...
Мы немного помолчали. Потом Елена спросила:
- А про Дарью ты больше не узнавал?
- Пробовал, - вздохнул Андрей. - Никто ничего не слышал. Есть у меня только одна надежда. С Пелагеей я как-о говорил, и она намеками сказала, что были еще по тайге скиты единоверцев. Может, к ним ушли. Вся надежда...
Андрей пожил у нас с месяц. Чуть отъелся, затем сбрил бороду и уехал в Россию. Все-таки не может он сидеть на одном месте слишком долго. С собой он увез пять килограммов золота.
ПРИЗРАКИ ПРОШЛОГО
Со дня отъезда Андрея прошло полгода. За это время мы получили от него только одно письмо. Он сообщал, что выгодно пристроил "капитал" и пустил его в оборот. К лету он хотел сколотить экспедицию по поискам своей голубоглазой немой красавицы, но удалось ему это или нет, не знаю. Плохо было одно - я снова начал видеть дурные сны. "Вещие", как их звал Жереба. Три раза уже снился Рыжий, будто он подъехал к нам с Андреем на том самом вездеходе, я даже дырки от пуль по тенту видел, открыл дверцу и произнес со своей обычной толстогубой ухмылкой: "Садись, Лейтенант, подброшу тебя куда надо!"
Андрей оглядывается на меня, кругом тайга, дорога разбитая, он и спрашивает: "Ну что, Юрка как? С ним ехать? Или с тобой неторопясь, пешочком ". Но Рыжий только ржет: "Ему еще топать и топать. А ты садись, поехали".
Андрей все колеблется, то на меня глянет, то на Рыжего. Вроде уже одной рукой за поручень взялся, ногу на гусеницы поставил. Я хочу закричать: "Не лезь туда, не надо!"
Душа разрывается, а звука нет, и ни рукой, ни ногой пошевелить не могу.
Все три раза я просыпался в холодном поту, с бешено стучащим сердцем. Ленке говорить ничего не стал, совсем баба изведется, да и нас, с ее характером, замучает. Но для себя я беды никак ни пророчил, а она подкралась, и совсем не оттуда, откуда я ее ждал.
Весь наш бордель-отель начало лихорадить недели за две до того рокового дня. Пошли слухи, что хозяин наш, грек Тураниди, собирается на свою историческую родину. Удивления это не вызывало, такой бардак в стране, хоть сам беги, да некуда. А греки у нас жили еще со времен Екатерины. И наш Володя, черноглазый красавец с могучей челюстью и габаритами Терминатора, по-гречески-то говорил еле-еле.
Так вот. Прихожу я в тот день на работу, все идет как обычно, народу не очень много, еще не сезон. Только за центральным столиком Тураниди с каким-то бритоголовым бычком гудит. Кругом девки сидят, штуки по три на каждого, музыка гремит приблатненная, ну, как обычно. Ансамбль у нас хороший, почти все в Одесской филармонии работали, хоть Моцарта, хоть Бетховена сыграют, но сейчас приходилось все больше "Мурку" лабать. И гуляют эти за центральным столом очень красиво: икра черная и красная, салатов шесть видов, балыки, языки, ну и как же без шашлыка! Его я всегда сам жарю. Наполовину обычный, наполовину по-краски. Я всегда ориентировался по тому чуду природы, приготовленному Жеребой из печени медведя. Отправили десять шампуров в зал, примерно через полчаса прилетает наш Осип Андреевич, метрдотель, так он человек довольно степенный, прошел хорошую школу в Одессе, а тут весь в поту, растерянный.
- Иди, - говорит, - Тебя к столу требуют.
Я удивился.
- Что, шашлык не понравился? - спрашиваю.
- Да нет, наоборот. Тураниди тебя новому хозяину представить хочет.
Я, признаться, опешил. Как-то я не воспринимал всерьез все эти разговоры про продажу заведения, а тут на тебе, в самом деле!
Делать нечего, сменил замызганный фартук на белоснежный, поправил колпак и поплелся в зал.
Компания была уже хороша. Тураниди смотрел на всех стеклянными глазами, это у него высшая степень опьянения, никогда его не видели лежащим или хотя бы шатающимся. Рядом с ним две подруги хихикают, тоже хороши, еще парочка этого
бритоголового облепила. Я его лица не видел, только затылок, заплывший жиром, да руки на столе, пальцы как сосиски, и чуть не на каждом по перстню с каменьями. Грек меня все-таки рассмотрел, спихнул с левого плеча худющую блондинку (он почему-то любил девушек в предобморочном состоянии крайней степени дистрофии), и пальцем ткнул в мою сторону. Речь его звучала отчетливо, хотя и несколько замедленно.
- Вот, моя гордость. Всех выгнал, его оставил. Самородок, Юрий Александрович Соломатин, шеф-повар. Познакомься, Юра, с новым хозяином заведения. Борис Миронович, вернулся на родину с большими бабками, прошу любить и жаловать.
